Расставания между нашими городами

Мы сидели друг напротив друга в темном полупустом вагоне, озаряемом лишь мягким, немного приглушенным светом уличного фонаря. За окном шел снег. Невероятно чистый и белый... Это так непривычно для столь крупного и не особо опрятного города, как наш. Снежинки тихонько падали, изредка покруживаясь в неведомом и изящном танце и, сверкая в лучах того самого понурившего голову одинокого фонаря, бесшумно опускались на перрон. Осталось всего каких-то ничтожных десять минут до отправления. Но я всячески старался забыть о времени, настойчиво прогоняя эту мысль из своего сознания. Я будто отрекся от целого мира - для меня не существовало больше ничего, кроме нее, заменяющей мне реальность - сосредоточился только одном объекте, опьянел и взорвался изнутри, загорелся улыбкой и, не смея отвести глаз, продолжил беспрестанно смотреть на нее, самую мою любимую, дорогую и безумно милую маленькую девочку. Она суетилась, что-то пыталась достать из чемодана, бегала вокруг взглядом и все никак не могла найти себе места - волновалась из-за отъезда. Я невольно усмехнулся и расплылся в широкой улыбке, ведь она такая смешная и забавная, когда строит серьезное лицо. Она наконец обратила на меня внимание и, увидев мою довольную мордашку, тоже слегка улыбнулась: - Ну вот чего ты такой счастливый? Рад, что наконец от меня избавился? - Нет, что ты? - ласково возмутился я и осторожно положил свою ладонь поверх ее маленькой и холодной от волнения ручонки, - я просто подумал, до чего же ты у меня милая и хорошенькая. После этих слов я не смог совладать с нахлынувшей бурей эмоций и чувств, взял ее за руку и, аккуратно притянув к себе, заключил малышку в теплые и нежные объятия. О, Боже, этот сводящий с ума, будоражащий до глубины души, самый любимый и незабываемый запах - запах ее волос. Я уткнулся в них, зарылся неглубоко кончиком носа и уже ни за что и никогда не хотел отпускать ее. - Провожающие, на выход! - безжалостно раздался в начале вагона громкий безразличный голос старенькой проводницы, заставивший меня вернуться в жестокую реальность и еще крепче сжать свою девочку. Я будто боялся, что у меня отнимут ее прямо здесь и сейчас. Но проводница пронеслась мимо, продолжая сообщать крайне неприятную новость, от которой всякий раз сжималось сердце. - Не переживай ты так, - сказала малышка, чувствуя мое напряжение, и немного отстранилась, - я же вернусь через недельку, ну, может чуть больше. Ты пойми, мама соскучилась очень, она так давно меня не видела, да и у нее день рождения скоро. Я просто обязана уехать... Она натянуто улыбнулась, точно натянуто, а глаза ее загорелись поддельным блеском. Я почувствовал, что она вовсе и не хочет ехать. Но почему? Может быть она не хочет расставаться со мной, не хочет оставлять одного, знает ведь, что грустить без нее очень буду? А может она что-то неладное чувствует (у нее всегда была хорошая интуиция)? - Обещай, что обязательно вернешься и будешь себя беречь! Что будешь часто писать и звонить и... - я попытался выкинуть из головы мрачные мысли и списать все на стресс от предстоящей долгой поездки. - Ну конечно же! - перебила меня девушка с той же фальшивой, но искренне заботливой, улыбкой и, нежно положив мне на щеки свои мягкие ладошки, крепко впилась в мои ноющие губы отчаянным поцелуем. Я, не в силах этому сопротивляться, не менее страстно ответил на поцелуй и, скрестив руки у нее за спиной, прижал к себе как можно сильнее и осторожнее самое бесценное, до невозможности любимое и прекрасное чудо. Тогда я забыл обо всем... Абсолютно. Я не видел и того, как крохотные тени падающих за окном белоснежных хлопьев плавно скользят по ее узорчатому свитеру, по ее прямым, грациозно спадающим с плеч темно-каштановым волосам, по тоненьким джинсам, еле согревающим ее стройные ножки, да по всему вокруг. Я настолько погрузился в свою личную реальность, что даже не услышал громкий и противный голос проводницы, которая подозрительно уставилась на нас: - Все провожающие вышли? Я очнулся только от того, что моя малышка разорвала поцелуй и, слегка покрывшись алым румянцем, стала извиняться, пообещав, что через минуту меня тут не будет. Когда старушка удалилась, буркнув что-то напоследок, девушка повернулась ко мне и, тяжело вздохнув, грустно произнесла: - Тебе пора уже... Я неохотно поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза. Пусть и печальны, но до чего же они прекрасны! В них всегда отражается состояние ее души, чистой и красивой. Если случится так, что малышка не сможет чего-то выразить, описать словами, за нее все скажут ее невозможной красоты глаза. Манимый ими, я подошел к девушке, наклонился, тихонько прижался лбом к ее лобику и, не имея возможности выбраться из плена ее карих очей, помотав головой из стороны в сторону, словно не веря своим словам, еле слышно прошептал, опаляя горячим дыханием миленькое личико: - До чего же я тебя люблю... Малышка закусила нижнюю губу с внутренней стороны, пытаясь не заплакать. - Я тоже люблю тебя! Я буду скучать... - прошептала она дрожащим голосом и буквально на секунду нежно накрыла своими губами мои. - Я тоже. Но мне правда уже пора... - печально произнес я и, захватив свой кожаный портфель, направился к выходу из вагона, постоянно оглядываясь на свою малышку и не желая ее никуда отпускать. Выйдя на холод, в ночную одинокую тишину, я поспешил найти среди десятка чужих замерзших окон именно ЕЕ. Увидев свою маленькую девочку, одну, грустную, я радостно постучал по узорчатому с краев стеклу и, получив должное внимание и порцию смеха, приложил горячую ладонь к тоненькой корочке оконного льда, в надежде, что малышка тоже приложит ладошку, и мы еще раз сможем почувствовать тепло друг друга, так необходимое нам сейчас. Невероятно, но когда ее рука прижалась к окну с другой стороны, мне показалось, что я действительное чувствую теплоту! Но тут поезд двинулся, заставив нас отпрянуть. Неужели так быстро прошло время? Состав тронулся, и мне пришлось не спеша пойти вперед, ведь я еще столько не успел сказать своей любимой девочке! Я шел, даже не смотря на дорогу, показывал пантомимами, что сильно люблю ее, что буду звонить и писать, а она на это лишь кивала, улыбалась и все время взволнованно указывала пальцем на перрон, мол "смотри под ноги, иначе споткнешься"... С каждой секундочкой приходилось идти все быстрее и быстрее, пока скорость поезда не выросла до скорости, при которой мне надо было бы бежать. Я остановился и просто махал ей вслед, а она махала мне. Когда последний вагон поезда скрылся из виду в ночной пелене, я повернулся и медленно пошел к выходу из вокзала. Горькое, пронзающее чувство расставания со своей малышкой пока еще перекрывали яркие,счастливые воспоминания о наших поцелуях и ее последних в этой жизни улыбках, щедро подаренных на прощание...