Мой любимый учитель

[День третий. Среда.] — Ах, и надо тебе вот это вколоть, чтобы ты не потерял сознание от болевого шока… Что ж, начнём, пожалуй… — он взял шприц с содержимым какого-то странного цвета. — Н-нет… НЕТ! Пожалуйста!!! Н-не трогайте меня! – я пытался вырваться из верёвок, но лишь натирал запястья и лодыжки. — Не трать силы на разговоры. Они тебе ещё понадобятся, чтобы выносить всю боль. — НЕТ! – коленки задрожали, в горле встал колющий комок, краешки глаз начало пощипывать и гореть, вот-вот бы полились слёзы. Я оглянулся, ища хоть что-нибудь в помощь. А мы оказались у «Пионера». Правее, чем я его видел. Камни и некоторый мусор, разбросанные повсюду, были, конечно, отличным оружием и защитой, но я был по-прежнему связан. Интересно, как карлик смог меня сюда притащить?! Может, ему кто-то помог? Не дай Бог ещё какой псих появится… Маньяк поднёс к моей шее шприц и резко воткнул иглу в кожу. Я заорал от боли, всю левую сторону тела сразу же парализовало, я дернулся и не смог пошевелиться. Голова безвольно откинулась, словно у куклы, из широко раскрытых глаз потекли слёзы, рот чуть приоткрылся, губы слабо шевелились – я пытался что-то произнести. — Надо чуть-чуть подождать. Хмм… Для начала возьмём скальпель полостной… — маньяк развернул какую-то тряпку, в которой блестели разные хирургические предметы и достал полукруглое лезвие с длинной ручкой. У меня получилось лишь застонать – всё онемело, я не мог даже открыть рот, а он всё раскладывал поблескивающие на солнце… орудия пыток, иначе не скажешь. — Нет… — на это раз из горла вырвался хрип с еле различимыми словами. – Прошу… нет… Псих тяжко вздохнул и покачал головой: — Не трудись. Он ещё минуту повозился со своими приборами и подошел ко мне. Теперь я смог рассмотреть его…рожу. Нос с огромной горбиной, крысиный прищур, желтые неровные зубы, выпирающие изо рта… Зато теперь понятно, почему он такой. Представляю, что с ним в детстве было… Многие насмешки, унижения… И тут я понял: — Ты убил… — онемение отходило, говорить стало легче. – Тех, кто смеялся… над тобой, де…тей из лаг… — Именно! – закричал маньяк. – Они все поплатились, и ты поплатишься! — Я…ничего не сделал… — слёзы потекли ещё сильнее, капая на рваную подстилку и делая её влажной. — Да все вы так говорили!.. Хммм… — он стал разглядывать мою грудь, почесывая подбородок. Неожиданно он коснулся своим ледяным пальцем моего левого соска, отчего я вскрикнул. – Нужно, чтобы он затвердел – так удобнее. Маньяк стал сильно оттягивать его, так, что смог бы оторвать рукой, без каких-либо приспособлений, стал сжимать, а я кричал и захлёбывался слезами. Сосок всё-таки затвердел, не от возбуждения, а от холода рук психа. Убийца взял скальпель, повертел его в руках, от инструмента бегали солнечные зайчики по… морде владельца, что совсем не придавало никакой радости. И тут он приставил его к моей груди. Холодный металл, как это ни парадоксально, обжигал кожу. Я заорал во всё горло, пытаясь сильнее вжаться в землю. — Не ори. – Мужчина приставил к моему горлу скальпель. – Сказал же. Его глаза недобро блеснули, и он потянулся за другим предметом. Взял нечто похожее на секатор и начал рукой открывать мой рот. Я стиснул зубы, но маньяк нажал на какую-то точку, отчего челюсть свело судорогой, и она сама открылась. Он вставил мне что-то между верхними и нижними коренным зубами, что я не смог закрыть рот. Маньяк потянулся за моим языком и с легкостью взял его, вытягивая изо рта. Я застонал от боли, казалось, что карлик его вот-вот вырвет. Я задыхался слезами и слюной, пока мой насильник тянул его. — Отрезать-таки секатором? М… или вырвать? А, может, самому откусить? – от таких слов я стал ещё сильнее трястись и рыдать. Размышления психа прервал какой-то шорох. Он резко вскочил, оглядываясь. Я затаил дыхание: быть может, это не просто ветер? Может, меня нашли? — О, это ты, мой мальчик, — маньяк расслабился, и из-за деревьев к нам вышел волк. Взгляд коварно-поджидающий, сиплый рык… он бешеный. Хищник медленно приблизился к психу, тот его даже погладил, потрепал по холке, а затем зверь подошел ко мне, поставив лапу с большими когтями на грудь и угрожающе рыча. Потом он наклонился к моему лицу, сильно выдохнув, отчего мои волосы резко дернулись. Я зажмурился и попытался закрыть рот, но в нём всё ещё находилась та штука. А волк стал обнюхивать меня всего: сильно выдыхал горячим дыханием на шею, обнюхал грудь, живот, задержался у паха, отчего стало ещё страшнее – мало ли, волк какой… Дошел до ног, я же всё это время крупно дрожал, из глаз всё текли слёзы. Вдруг зверь схватил меня за ногу, за голень, и я заорал не то от боли, не то от неожиданности, не то от страха. А, может, от всего вместе. — А, ну, цыц, — сказал мне маньяк. – Не ори. Сейчас отрежу язык… — и он снова потянулся за моим языком. Вдруг послышались выстрелы из пистолета. Псих, зашипев, резко вскочил, волк зарычал, когда послышался топот многих человеческих ног. У меня же по телу прошлась волна облегчения – я спасен! Однако дрожь ещё не унималась. Зверь и карлик, перескочив через меня, побежали вглубь леса, а вскоре показались и люди. Судя по форме – военные. Странно, что они здесь делают? Хотя, это же наверняка очень опасный преступник, маньяк-убийца с точно каким-то отклонением и комплексами! Один мужчина перерезал веревки, связывающие меня, и вытащил изо рта ту штуку: — Встань. – Властно сказал он. Я честно попытался, но всё не унимающаяся дрожь не давала мне хоть что-нибудь сделать. Военный цыкнул и схватил меня за волосы, волоча по грязной и холодной земле. Я хотел вывернуться, уйти от унизительного действия, но тело меня совсем не слушалось: всё дрожало, глаза были широко раскрыты, несмотря на то, что правый щипало от крови, слёзы текли, не переставая, натертые запястья и лодыжки ныли, нога, укушенная волком, ужасно болела и кровоточила, теперь ещё и зубы начали стучать, а меня всё волокли, как какой-то балласт. — Зачем он тебе? – спросил кто-то. — Слишком много знает и видел. – Ответил тот, кто тащил меня. Ну, супер! Обычно после таких слов людей и их семью просто убивают или до конца жизни прячут в темные подвалы. Я-то думал, что военные – моё спасение, а оказалось – это моя иная смерть. Меня бросили в салон большой машины, за два передних сидения, на грязную и сырую поверхность. Мужчины уселись, и мы тронулись. Дрожь всё не унималась, из глаз всё текли слёзы… Было до безумия страшно. Страшно осознавать, что с тобой чуть не сделали, понимать, что с тобой сделают. Да и за что?! Меня ведь всего лишь поймал тот псих и всё! Что я увидел непозволительного для обычного человека?! Тем более, такого, что военные собственноручно меня собирались устранить? Мою смерть списать всё на маньяка – и никаких проблем. Но за что?! Машина резко остановилась. Послышался звук открывающихся дверей, и один мужчина снова взял меня за волосы, вытащив из салона. Весь левый бок, на котором я лежал всё ещё голым, был в грязи, я замерз и всё так же дрожал. — Вот здесь его и оставим дохнуть. – Мои глаза расширились от ужаса. Мы стояли перед крутым, почти вертикальным склоном, обрывающимся и образующимся в навес над большой круглой формы пропастью. В этой бездне были не деревья или трава, а камни и пещеры. Таинственные, темные, пугающие. Выбраться оттуда без посторонней помощи просто невозможно. Хотя, вытащат меня оттуда только вперед ногами. После падения многие кости сломаются, раздробятся, пережмут внутренние органы и, если повезет, я умру мгновенно. — Н…нет… пожалуйста, я ничего не сделал… я ничего не видел…ничего… — даже мои негромкие слова отдавались гулким эхом в пропасти. — Да скинь ты уже этого сопляка… — сказал второй. Его напарник лишь рассмеялся и поудобнее перехватил мои волосы, но вдруг ослабил хватку. — Ты чего? Мужик снова схватил меня за волосы и приподнял на уровень своего лица. — А он ничего так пацан… Может, развлечемся? – он с довольной рожей посмотрел на своего напарника. Тот злобно заржал и согласился. — НЕТ! – я попытался выкрутиться – не помогу себе я сам, не поможет никто. Я даже как-то смог пнуть военного под дых: — Ах, сука… — солдат согнулся, разжав пальцы, я хотел бежать, но тут же меня перехватил второй. Тот своим ремнем перевязал мне руки спереди, я пытался кричать и вырваться, но солдат надежно держал меня, не давая двигаться, и закрыл рот рукой. — Не ори, — сказал он, но я, укусив его, снова продолжил кричать, в надежде, что меня хоть кто-нибудь услышит… — Бля! — Ща приду… — сказал второй и пошел в сторону машины, пока его напарник меня держал. Тут я почувствовал что-то у рта. Я успел что-то понять, только когда шарик-кляп был на мне завязан. — Откуда у тебя такая штука? – спросил один, и они заржали. — На всякий случай. Видишь, пригодилось. И снова дружный гогот. Неудивительно, но только мне не было весело. Меня с силой бросили на землю, прижав к ней голову и поставив кверху задом. — Какая попка! – и мужики снова злобно заржали. Я хотел что-то сказать, но из-за штуки во рту я мог только тихо мычать. Но я всё ещё пытался вырваться, что моим насильникам определенно не нравилось. — Сейчас я его отшлепаю! Я услышал шорох позади себя. И в следующую же секунду кожаный ремень хлёстко ударил железной бляхой по моей ягодице. Я вскрикнул от боли, и слезы полились сильнее. Снова удар, уже сильнее, и снова пряжка царапнула нежную кожу. И снова, снова под гогот солдат… Наконец, удары прекратились и меня обхватили руками за бедра. Сердце чуть не остановилось от страха, но меня отпустили, и дикий смех резко прервался, меня перевернули на спину: — Соколов… — облегченно выдохнул кто-то. Я резко распахнул глаза. Александр Андреевич… О, Боги! Как камень с души. Нежданно даже для себя чувства сами дали себе волю: я громко зарыдал, насколько это позволял кляп и вцепился всё ещё связанными руками в футболку учителя. — Успокойся, всё хорошо… — он развязал мои руки. – Отцепись, — сказал он мне не грубо, не властно, а… нежно? Нет, мне показалось? Александр Андреевич мягко попытался разлепить мои пальцы, но те не поддавались. – Ну же, Соколов… — всё тело меня не слушалось, поэтому я не мог ничего сделать. Тогда учитель стал поглаживать мою руку, становилось спокойнее, хоть я и не прекращал в голос рыдать. Но, наконец, пальцы разжались, и руки безвольно упали. Англичанин вытащил кляп из моего рта. У преподавателя оказалась моя одежда, которая была на мне до того, как меня раздел маньяк. Каким-то полотенцем он вытер меня от грязи, взяв мою футболку, надел её на меня, даже сам просунул мои руки в рукава, сам натянул на меня куртку, застегнул её, одел мне трусы и штаны. Всё он делал так нежно, аккуратно, не то, что военные, которые потащили меня за волосы и чуть не изнасиловали. Было, правда, немного стыдно, из-за того, что меня одевали как маленького, но боль и ужас пока заглушали это чувство. Потом учитель бережно меня поднял и понес к турбазе. Чувство страха угасало, слёзы почти не лились, когда я прижимался к его груди. Но я всё ещё крупно дрожал, зубы стучали. Краем глаза я заметил, что во дворе корпусов никого не было. Наверное, все уже в автобусах. Да, они уже готовы к отъезду. Только нас и ждут. Но учитель понёс меня не к ним, а в медпункт. Врач вколола мне что-то в ногу, наверное, от бешенства. Хорошо хоть, я ничего не почувствовал – конечность болела сильнее. Мне обработали все ранки, потом Александр Андреевич перевернул на живот и стянул штаны. Царапины там тоже обработали, а потом я почувствовал, как ягодицу мажут спиртом. Этот укол наоборот, я почувствовал. Было так больно, что я взвыл, вцепившись ногтями в одеяло, на котором лежал, и слёзы полились сами собой. На меня снова натянули одежду и перевернули на спину. Учитель прижал меня к себе, поглаживая по руке. — Это было успокоительное. Болезненное, но сейчас лучше станет. И, правда. Плакать я перестал, слёзы засохли на щеках. Тепло Александра Андреевича и его поглаживание успокаивали, было так легко и спокойно. Даже мысль о недавнем происшествии совсем не тревожила, будто такого и не было всего лишь полчаса назад. Вот она, сила современной медицины! Глаза слипались, и я не стал противиться, отдался в приятные объятия Морфея. Проснулся я в трясущемся автобусе, рядом с мамой. — Ди-има! – маман чуть не задушила меня, обнимая за шею. — Ма-а-ам… Отпусти-и-и… — я выпутался из её рук и сладко зевнул. — Господи, и зачем я только послала тебя с этой бумажкой?! Из-за неё мой мальчик упал в овраг… — овраг? Какой овраг? Ааа… я понял. Да, для мамы лучше овраг, чем маньяк. — О, Соколов. Проснулся? Как себя чувствуешь? – с соседних сидений на меня смотрел Александр Андреевич. — Нормально, — бросил я. Вспомнив, в каком виде я недавно предстал ему и как он меня одевал и успокаивал, покраснел и отвернулся к окну, чтобы никто не увидел. Как раз в это время мы проезжали мимо большого поля немного пожелтевшей травы, на котором паслись коровы. Я сладко зевнул. Слава Богу, всё это закончилось и меня ждёт дом, в котором нет бешеных волков, полицейских-бомжей и психопатов-убийц, а если и есть, то только в телевизоре. Кстати, об одном маньяке… — Мам, а что с… — я замялся. — Чего? — А, не, ничего… — я отвернулся к окну. Навряд ли мама посвящена в подобные дела и не стоит ей говорить, а то успокоительное и ей придётся колоть. — А сколько нам ехать ещё? — Ну… часика четыре. Ещё поспишь? — Мам, я и так долго спал… — я закатил глаза и снова зевнул. — А чего зеваешь? – я лишь отмахнулся. — О, проснулся! – надо мной возникла фигура Мишки. Остальные, услышав это, тоже заговорили. — Отстаньте, — я снова зевнул, — ничего интересного не было, так что не приставайте. Я подпер подбородок рукой и увидел на запястьях напульсники. Это не мои… А под ними были бинты. Значит, пытались скрыть от мамы тот факт, ЧТО со мной чуть не сделали. Ну, это хорошо, а не то от маминой чрезмерной заботы не было бы отбоя. Пейзаж сменялся, становилось всё больше зданий, и мы уже подъехали к школе, где ждали взрослые. — Не забудьте подойти ко мне, отметиться, что за вами пришли, — объявил по микрофону Александр Андреевич. – И, да, не надо шокировать родителей произошедшим, нам обмороки не нужны. Я усмехнулся. Представляю. «Мама, мама, на нас волки напали»…Вся толпа взрослых раз – и без сознания. Пока маман копалась с какими-то бумажками, все уже разошлись, взяв свои сумки. Учитель стоял с Катей и смотрел в журнал, проверяя фамилии. Что ж, пока мама занята… — Александр Андреевич, — я подошел к ним. – Можно с Вами поговорить? – я посмотрел на его сестру, как бы ненавязчиво намекая, что хотел бы поговорить наедине. Катя коварненько улыбнулась от уха до уха… э… ладно, я и раньше замечал за ней странности. Учитель угрожающе хлопнул журналом, и девушка, примиряюще подняв руки, удалилась. — Что случилось? — Я хотел спросить… Что с этим психом? – он устало закатил глаза. — Ну, знаешь, Катя… она немного… — Я вообще-то про лесного маньяка. — Ааа! Про него… — у меня вырвался смешок. – Выражаться точнее надо, — невозмутимо ответил на смешок учитель и продолжил уже серьёзно. – В общем-то, его не поймали. — Что?! Т-там же даже военные были!.. — Ты же видел, с его-то ростом его сложно поймать. Но не волнуйся, он дальше леса не уйдет, да и всю лесную зону закроют, будут прочесывать её. К тому же, там бродят ещё бешеные волки. Так что скоро отловят всех. И, кстати, о тебе. Ничем ты не заражен, тебе сделали прививку. Как ты уже слышал, для остальных ты упал в овраг, когда гнался за листом. Запястья маме не советую показывать, носи напульсники, иначе она может о чем-то догадаться. — Ясно… а! – меня осенило. – А это…нууу… — я невинно захлопал глазками, Александр Андреевич нахмурился: — Чего тебе, Соколов. — А что там со школой?.. Понимаете, психологическая травма и… — Я понял, — он тяжело вздохнул.- Все, кто ездили не пойдут до понедельника, так что у вас есть четыре дня, чтобы отдохнуть. — Яяяяхххууу!!! – я подпрыгнул от радости. — Дим! – окликнула меня мама. — О, ладно, я пойду, до свидания. — До встречи, — он кивнул. Я уже отошел от учителя, как всё-таки вернулся: — А, и…спасибо за помощь в лесу… Я даже на время забыл, что ненавижу Вас, — он тихо, немного измученно засмеялся: — Да ну? Что ж, мне приятно. — Это было на время. – Твердо заявил я. – А в школе война начнётся снова. — Ну, буду ждать, мой нерадивый ученик, — он как обычно гаденько улыбнулся. Я только хмыкнул и пошел к уже ждущей меня маме. Четыре выходных дня – это здорово! Проведу их весело и, главное, подальше от моего «любимого» учителя…