Подъезд

Хлопает за спиной дверь… Шаги по плитке пола отдаются удивительно громким эхом. Эхо мечется от стены к стене и теряется где-то в лестничных пролетах над головой. Вместе с тишиной приходит ощущение, что кто-то наблюдает из темноты за старой деревянной двери, откуда-то из-за панели, укрывающей батарею, что-то витает в воздухе, клубится вместе с сигаретным дымом, перегаром и запахом кошек. Это ощущение не дает дождаться лифта и буквально выталкивает на темную лестницу, заставляя взлететь на второй этаж, споткнувшись первую ступеньку. Дремучий инстинкт не дает чертыхнуться в полный голос, и слова звучат тихо, неразборчиво, растворяясь в запахе сигарет, а потом неожиданно возвращаются, спускаясь навстречу, искаженные эхом бетонных стен. Из окна на площадку между пролетами падает свет уличного фонаря и ветер обдувает холодом. Ледяной воздух, незаметный на улице, морозит щеки, проникает за шиворот, заставляя мурашки бегать по спине. Вверх еще на пролет. Мимо старых дверей с торчащей обивкой, старым, гнилым поролоном. Мимо слепых глазков, один из которых обязательно зажжется, когда мимо него простучат шаги. Для этого глазка ничего уже нет, кроме площадки и шагов. Он и сам уже не помнит, кто он такой и почему зажигается на звук шагов. Это для него последняя отдушина, через которую проникает воздух за обшарпанную дверь, все, для чего он живет. Вверх от этих мыслей. Там, на площадке, под тусклой лампой, останется один из страхов, что никогда не исчезают. И он снова не исчезнет. Он просто подождет. Внизу. Пролет. В темноте пахнет пивом. Два призрака в свете мобильников. Они почти не заметны. Их много, и они привычны. И совсем не страшны. И ростом-то всего по пояс. Звук популярной песни остается хрипеть в динамике телефона тоже где-то внизу. Где-то на глубине сознания. И снова площадка. Дыхание слишком громко. Спешить некуда. «Света, я тебя л» с трудом читается поверх пестроты других надписей. Остаток надписи смазан, след краски остановился на стихотворении неизвестного автора. На полу валяется баллончик и шапка. Света будет удивлена, увидев друга. Тяжелые железные двери не зажигают глазки на звук шагов. Даже если закричать в полный голос, они будут слепы. Они еще слишком молоды. Они помнят, для чего нужны двери. За ними тепло и уют уживаются с мыслями о бренности бытия и примитивным фатализмом. Тут проще думать. Ничего не дышит в затылок перегаром и кошками. Можно просто думать. О себе. Единственное условие благополучия ездить на лифте. Но железные двери знают, что и из них полезет поролон. Отдышавшись, медленно вверх. Все осталось внизу. Поролон, сигареты, пиво, двери, мобильники… Площадка, двери… Коляска для младенца прямо на площадке. Когда одна из дверей откроется снова, коляски может не быть. Это вернет с небес на землю. А может и не плохо витать в облаках. Ездить на лифте. Или верить в судьбу. Что когда надо, лифт не поедет и вот тогда и придется бежать по лестнице вверх. А пока замок, засов, дернуть дверь и снять обувь…