С восемнадцатилетием

Последние двадцать минут, секундная стрелка медленно описывает круг, приближая время к полночи. За окном было тихо, веселые пьяные компании будто бы специально сегодня попрятались по своим квартирам, делая эту ночь более таинственной, более тихой, более... пугающей. Она сидела на диване, уставившись в одну точку. Тик-так, время идет быстро, хоть она за ним и следила. Сказки о том, что время идет медленнее, когда за ним смотришь – брехня! Она смотрит, но стрелка все не замедляется, не останавливается, не хочет дать ей на мгновение больше, чтобы переосмыслить все, понять и, в конце концов, принять. Кана Альберона никогда не страдала из-за своего возраста, ей казалось, что цифра – это не главное. Какая разница, восемнадцать ей лет или двадцать шесть? Ведь она никогда не меняется. И не будет. Сколько бы ей не было лет, как бы сильно не изменилось ее тело, она останется все той же Каной Альбероной – заядлой пьяницей и сексуальной красоткой, которая так сильно любит поразвлечься. - Двадцать шесть лет, - прошептала Кана в пустоту. – Мне двадцать шесть лет! – Крикнула она, оценивая вкус этой фразы. – Мне двадцать уже двадцать шесть лет. Кана устало уронила голову, поставив локти на колени и взявшись за горлышко бутылки. Раньше, эта цифра ничуть ее не пугала. Но сейчас... Ей казалось, что вот-вот, уже через пятнадцать с половиной минут ей придется измениться. Изменится она. Изменится гильдия. Изменится Гажил, который с таким упорством пытался делать вид, что его все устраивает. Шатенка усмехнулся, откидываясь на спинку дивана и делая первый глоток из открытой бутылки. Ей, вскоре, придется носить юбки, возможно, даже ниже колена. Она ведь уже будет взрослая, бикини ей больше не подойдет. Живот перестанет быть таким плоским и упругим, пресс потеряет свою твердость, а на ягодицах вырастет апельсиновая корка. Девушка бросила взгляд на часы. Двадцать три пятьдесят восемь. - Скоро ты станешь старухой, Кана Альберона, - вздохнула шатенка. – Две минуты, и скажи «прощай» алкоголю. Кана жадно присосалась к бутылке, отпивая из нее четверть и ставя ее на стол, складывая ноги по-турецки. Нет, унывать нельзя. До тридцати лет старость не наступит. Ведь так? Двадцать три пятьдесят девять. Она пододвигает к себе небольшой торт, который она купила в ближайшем магазине, зажигает свечку и смотрит на время. Три секунды. - С Днем Рождения, Кана Альберона, - слышит шатенка за спиной басистый приятный и до боли родной голос, не смея обернуться. Крепкая рука обнимает ее за плечи. – С восемнадцатилетием. Она прикрывает глаза и улыбается, забывая свое заветное желание. Ей оно теперь ни к чему, ведь он всегда будет рядом. Не важно, будет ей двадцать лет или же тридцать, а, может, и все сорок, он будет принимать ее такой, какая она есть. С ее вечными загонами на счет возраста, с ее друзьями-бутылками и бочками, с ее невероятной тягой к животной страсти. Он будет любить ее всю. Без остатка. - Спасибо, Гажил, - шепчет она и задувает свечу. С ее уст, на выдохе, срывается еле слышный шепот, но он прекрасно расслышал каждый слог: «Пусть он всегда будет рядом».