Peter idzie na randke

Петер был пьян в хлам. Он прекрасно понимал, что завтра его ждет не только «приятное» похмелье, но и злостные выговоры сотоварищей по поводу количества выпитого алкоголя, но именно в данный момент ему было немного не до этого. Как же он докатился до такой жизни, спросите вы. И на самом деле всё было банально просто – Петеру было грустно. Внезапно он осознал всю тщетность бытия и неразделенной любви, ему стало жутко обидно. Он обнял своего плюшевого жирафа, закутался в одеялко и икнул. Алкоголь сильно ударил в голову, перед глазами всё поплыло, и сам Превц подумал, что жизнь слишком несправедлива к нему, и что надобно показать этой грёбаной жизни, что он сам творец своей судьбы. Петера словно озарило в тот миг! Он откинул в сторону одеяло, уложил жирафика на подушку и подошел к окну. Прямо пред их небольшим национальным словенским домиком был домик польский. «Такой красивый, аккуратный, не то, что наш», – подумал Петер (хотя на самом деле они были идентичны). Шатающейся походкой он выпал из домика, показал фак в камеру наблюдения и побрел дальше. Решительности в его крови было не меньше, чем алкоголя. Сейчас он все расскажет этой наглой польской морде! Тем временем из окна словенского домика за концертом наблюдали Роберт Кранец и Юрий Тепеш. Горе-лидер их сборной, в одной толстовке, уверенно держал путь в стан врага, как греки в Трою. Потом споткнулся и явно что-то нашел внизу. – Кто разбрасывает здесь топоры? – спросил Юрий. Петер поднял топор над головой, словно молот Тора, и отправился в бой. «Если не откроют – прорублю дыру!» – подумал он перед тем как снова споткнуться. Его гложило чувство отчаяния. Хорошие слова в иньюшках говорил? – Говорил! С победами поздравлял? – Поздравлял! А в ответ что? – Ничего! Несчастный Ромео звал любимую у балкона, а бедный Петер с топором в одной руке стучал в окно польсков. «Сейчас я заставлю его ответить на все», – Превц уверенно колошматил ногами хлипкую деревянную дверь польского домика. – Слушай, может забрать его? – неуверенно протянул Юрий со словенской террасы. Роберт лишь покачал головой и хитро ухмыльнулся: – Неа, давай лучше спустимся пониже, чтобы видеть. Тем временем Петер уже вовсю пытался раскрыть вторую ставню в окне, чтобы забраться в дом через него, ибо дверь для него оказалась все-таки непреодолимым препятствием. И когда он уж со всей силы замахнулся топором, дабы отрубить эту злосчастную ставоньку, из соседнего окна выглянула чья-то голова. – Батюшки, что творится средь черной ночи! Совсем ополоумел, ирод! Петер замер с задернутым вверх топором в руках. Он таращился на человека в окне и плохо понимал, кто именно предстал перед ним. – Заткнись, Янек! – послышалось откуда-то из недр домика. – Да вы посмотрите, что он творит! – вопил человек в окне. – А я же говорил, что он еще придет, что он от нас никогда не отстанет! Двери польского домика медленно отворились, на пороге появился сам виновник торжества. Он осторожно выглядывал из-за косяка и позевывал. – О, Дездемона, вот и ты, – Петер широко улыбнулся и выронил топор. У Камиля Стоха было много фанаток. Они дарили ему мягкие игрушки, присылали тонны писем и бились за его автограф, но ни одна из них с топором прийти не додумалась. – Позовите охрану! – Янеку оставалось всего ничего до падения из окна, благо растяжка была хорошей. Словенцы всегда были в хороших отношениях с поляками, поэтому Роберт Кранец ловко настрочил смс’ку Петру Жиле. Камера была наготове. – Что мне сделать, Камиль? Что мне сделать, чтобы ты обратил на меня внимание? Поляк расплылся в ухмылке, подошел к Петеру, оттолкнул ногой топор, подальше, чтоб уж наверняка, и громко сказал: – Парни, заносите! Тут откуда ни возьмись выскочили Знищоль с Муранкой, взяли слабо упирающегося словенца под руки и понесли. Жила и его верный Санчо Кот, с камерой, поплелись следом. – Вон! – Стох мило улыбнулся и захлопнул перед ними дверь. Потом открыл еще раз, вытолкал Олека с Клемеком и хлопнул еще раз. – Вот тебе раз! Я даже заснять ничего не успел, – обиженно проговорил Мацей, пиная худенькой ножкой закрытую дверь, – даже милых объятий, даже невинного поцелуйчика… – Тебе бы только хоум-порно, какой поцелуй, – пресек мечтания Кота Жила. – Чёрствый Вы человек, Пьотр, чёрствый! – Тсс… – Жила приложил указательный палец к губам Мацея и прильнул ухом к дверям. – О чем они там говорят? Но за довольно ветхой прожилочной дверью не было слышно ни единого звука, как будто бы и вовсе там в комнате никого не было. И это было очень странно. Жила прищурился и распрямился. Мацей подал другу трубку с табаком, и Петр задымил: – Как Вы думаете, мой дорогой Кот, что сейчас происходит за этими стенами? В радостных глазах поляка плескался азарт и чуточку непристойностей. Он раскрывал рот, вдыхал воздух, чтобы наконец озвучить вслух свои догадки, но так и не смог этого сделать. С каждым разом щеки Кота розовели всё больше и больше, он хватался за голову и крутился вокруг Петра. Вскоре он внезапно остановился, промямлил что-то нечленораздельное, хихикнул и убежал куда-то. – Шиппер слился, – Жила вытащил трубку изо рта и отложил её на тумбочку неподалеку. Он достал из кармана пижамных штанов телефон и прочитал сообщение от Краньеца, который любезно интересовался, к каким часам ждать их лидера обратно домой. «Они заперлись в комнате, и тишина» – написал Жила ему. Ответ не заставил себя долго ждать: «Ставлю бутылку финской водки на то, что они уже давно не в комнате». «Ставлю две на то, что они нашли ваше вино под кроватью» – а это уже была смс’ка от Тепеша. – Что? Какое вино? Ах, вы, сволочи словенские! И зови вас в гости, – скрипел зубами Петр, набирая сообщение. – Ну, что там происходит? – из-за угла появились Муранка и остальная орава поляков. – Что-то! – умно резюмировал Жила. – А теперь на счет три держите Янека! В приступе истерики Зёбро крыша много страдального коттеджа грозилась завалиться окончательно. Янек обещал Рагнарек, Апокалипсис и Судный день по очереди всему словенскому населению и втройне одному его представителю. – Бледная ты поганка! Я тебе твои лыжи и твои палки знаешь куда засуну? – Парни, выносите! – скомандовал Пётрек, и Знищолю с Муранкой ничего не оставалось как сделать это. *** – Ну что же, Петер, – вкрадчиво молвил Стох, сокращая дистанцию между ними. – Я хочу восполнить пробел в наших с тобой отношениях. Петер стыдливо сдавал назад, пока не уперся ногами в огромную двуспальную кровать. – Я отблагодарю тебя за каждое твое доброе слово в каждом интервью, – лилейно продолжал Камиль все приближаясь. И тут пятку левой ноги Петера заинтересовало нечто холодное. – Подожди-ка! – он быстренько наклонился и извлек из-под кровати бутылку вина. Початую. – Для храбрости! – буркнул он, откупорил и пригубил. Почти до половины. Потом отбросил бутылку, вцепился Стоху в футболку и изо всех сил завалил их обоих на кровать. Он мечтал об этом моменте так долго и так сладко. Вот Камиль, такой милый и красивый, лежит в его объятиях, и сейчас они проведут самую лучшую ночь в мире. Но… – Вот так всегда, – вздохнул Стох и слез с кровати. – Все что умеют – это только говорить! Петер Превц сладко посапывал, видя в снах продолжение счастливой интернациональной истории! *** – Давид, ты Патрика не видел? – Лукаш Кручек, просунув голову в дверной проем, вопросительно уставился на Кубацки. – Не видел! – ответил Давид, захлопывая крышку ноутбука. – А что ты делаешь? – Ничего! – Ну, хорошо, – тренер прикрыл дверь его комнаты и зашаркал по коридору прочь. Когда дверь закрылась, Давид устало завалился на кровать. Он подтянул к себе ноутбук и обнаружил, что тот окончательно разрядился. Ну что ж, эту историю он допишет в следующий раз.