Властелин Ничего

      Он никогда не любил ее.       Он принимал ее восхищение, он слушал ее щебет о каких-то девичьих делах, которые она доверяла ему, как доброму тайчо, он клал плед ей на плечи, когда она засыпала над отчетами, он пил с ней чай и говорил о том, какая она умница. Он гладил ее по голове — ее волосы были такими мягкими. Он знал все ее секреты, даже тот, самый страшный — она его любит. Его это забавляло. Он не любил ее. Кто она ему такая?       Первая пожертвованная пешка в его игре.       Когда клинок Кьёки Суйгецу пронзил тело девочки, которая доверчиво бросилась обнимать своего «доброго капитана», он не чувствовал ничего, кроме досады от того, какая она глупая. От досады, что она до сих пор его любит. Он не переносил ни чужой жалости, ни чужой любви.       Он всегда был слишком сильным, намного сильнее других, и это было его одиночеством. Одиночеством, когда вокруг множество людей, но никто из них не близок — как не был близок его собственный капитан. Тогда, еще на подсознательном уровне, он был уверен, что, став капитаном, будет гораздо лучше относиться к своему фукутайчо. Хотя бы потому, что это ему выгодно.       Он считал всех вокруг себя лишь ступенями для осуществления своего коварного плана — стать Королем Душ, чтобы доказать свою силу и управлять остальными. Чтобы они подчинялись ему, как эта девочка.

***

      Второй раз он убил ее не своим клинком, но своей подлостью. Ее грудь пронзил клинок лучшего друга — но она выжила. Она всегда выживает. И снова он испытал досаду при мысли о том, что человек, который его любит, жив. Потому что Владыку всея мира нельзя любить. С ним можно быть уважительным. Почитать его. Стелиться ему под ноги. Пресмыкаться. Подлизываться. Подчиняться. Отдаваться ему на одну, максимум — две ночи.       Но не любить.       Иначе он не выдержит.       А она, такая маленькая, чистая, искренняя, готовая на все ради него — она его любила, и он ненавидел ее за эту любовь и за свою заботу о ней в бытность капитаном. Владыка не должен кого-либо выделять. Все для него — пешки у его трона. Он Король.       А Королева?       Он так стремился избавиться от нее, возможно, потому, что понимал — он дорожит ею.       А короли не должны никем дорожить.

***

      Айзен повержен.       Везде кровь. Куда ни глянь — кровь. Ею залита трава, земля и его лицо.       Неужели он проиграл?       Собираясь с силами, Айзен приподнимается на руках, чувствуя резкую боль в груди. Но не стонет — дыхание перехватывает. Он видит перед собой маленький силуэт. Девичья фигурка бежит к нему, смешно помахивая в воздухе локтями, как будто помогая себе бежать.       Хинамори?       Она садится на колени рядом с ним. Странно. Она что, до сих пор верит в его непогрешимость?              Айзен смеется.       — Уходи, Хинамори. Уходи.       — Нет.       Он удивленно смотрит на нее — ведь раньше слушалась приказов.       Момо плачет. Не рыдает, открыв рот и скривив лицо — просто по ее лицу катятся крупные слезы. Большего она не может себе позволить. Она воин.       — Я останусь, Айзен-тайчо.       Боль в груди становится сильнее. Проклятое Хогиоку, которое обладает собственной волей.       — Я всегда буду с вами.       Ему хочется смеяться и кричать на нее одновременно.       — Ты правда дура, если веришь в мою святость.       — Я не верю в вашу святость. Вы — предатель Общества Душ. Вы мятежник. Вы — враг Готей-13. Но вы не мой враг. Не прогоняйте меня.       Нет, он ее не прогонит. Он хочет, чтобы она осталась с ним.       Но так будет только хуже.       Наверное, из-за потери крови мозг перестает нормально функционировать, ибо Айзен кивает и изображает подобие улыбки.       Момо расцветает счастьем, и неумело, но быстро касается губами его макушки. Она прекрасно понимает сложившуюся ситуацию. Пойдет с капитаном — и тоже станет предателем и врагом, ее возненавидит Широ-чан, ее забудут друзья… Но она готова на это.       Ради него.       А он хватается за грудь и издает стон боли, уже не в силах терпеть. Хогиоку отторгается от его тела, и он слишком изранен, чтобы остаться после его потери в живых.       — Момо.              Однажды он говорил ей, что всем нужно, чтобы в моменты смерти рядом был кто-то близкий. Кого можно держать за руку.       Момо держит руку Айзена в своих ладошках.       — Айзен-тайчо…       — Я уже не твой тайчо. Уходи, — последняя попытка ее прогнать такая же безуспешная. Но какая уже разница… Айзен прекрасно понимает, что скоро умрет. С минуты на минуту.       — Я люблю вас, Айзен-тайчо!       Он кивает. Он уже с трудом дышит. Сжимает ее руку так, что на нежной коже обязательно останутся синяки. Момо терпит — и тоже понимает, что никакое кайдо уже не поможет.       Повреждения, несовместимые с жизнью — так, кажется, это называется.       — Айзен-тайчо!       Она уже не может кричать.       Момо ложится рядом с ним, лицом к лицу. Смотрит на его окровавленные, искусанные губы, которые так мечтала поцеловать. На спутанные, прилипшие к лицу волосы.       — Момо…       Она вся внимание.       — Ты всегда была мне… дорога.       И… все. Сознание отключается. Айзен Соуске больше никогда не нанесет вреда Обществу Душ. И никогда не нанесет его Хинамори.       Самое скудное признание в любви в мире.       Но Момо счастлива. Всего секунду — потом она понимает, что он мертв. Не кричит — привлечет лишнее внимание. Закусывает ладонь до крови…       В его мече не было ничего, кроме одиночества.       Может, это одиночество могла заполнить она?       Даже если и могла — уже поздно.       Момо плачет уже в голос — и небо разражается дождем.