Сонный

Он стоял в пустынной комнате с сотней зеркал. Сотню и еще один раз он отражался в них. Множество кусков цветного стекла. Такое множество, что он уже не мог понять – где заканчивается он и начинаются они, стони его. Только его и ничего больше. Только зеркал и ничего больше. Холодная поверхность выскальзывает из пальцев. «Острая», - отрешенно повисла его мысль в густой пустоте сознания, как только он увидел вертлявую ленту крови на ладони. И в сотне зеркал все та же мысль: «Острая», почти эхом, разнеслась она все нарастающим гулом : «Острая, острая, острая, острая…» Звук все поднимался, он зажал уши окровавленными руками и зажмурил глаза. Некуда было деться в этом загороженном и пустом пространстве, белое молоко было разлито вокруг, вязкое и липкое, как паутина, но неощутимое, как утренняя роса, оно не отпускало и не держало, но он остался в ожидании чего-то давяще огромного и неведомого, но неотвратимо близкого и необходимого, потому и не мог уйти. От сознания собственного бессилия он не нашел ничего лучше, как встать на колени. А сотни зеркал все болтали бессмысленно одно и то же слово: «Острая», и это слово отталкивалось от одной поверхности и бросалось к другой, чтобы вновь оттолкнуться, как мяч, пока, наконец, одна из поверхностей не дала трещину. Оглушительный хруст перекрыл звон зеркальных голосов и более, чем стони, более, чем тысячи осколков разнеслось в пространстве, прожигая его, встречая лишь единственную преграду – скукожившегося, сжавшего руками голову, стоящего на коленях , его. - - - - - Из темноты постепенно выступали привычные очертания комнаты. Сплэндид бросил взгляд на часы. 03:29. «Замечательно-то как», - подумал он, переворачиваясь на другой бок. - - - - - Пелена дождя и тумана постепенно остужала уставший от шумной жизни город. Сплэндид, придерживая рукой шляпу, брел по тротуару, не разбирая дороги, все равно тротуар – одна сплошная лужа. Он мечтал только добраться до офиса, сдать статью на растерзание редактора, нарисоваться в кабинете шефа, достать последнего своим унылым видом и тихонечко растаять в серой массе непогоды. Он мечтательно вздохнул, ведь потом его ожидал милый дом на окраине города – в одном из спальных районов – дом, цвета мятного мороженного, с гостеприимной кухней, уютной прихожей и жизнерадостной хозяйкой в придачу. - - - - - - Гидж, - шепчет он, утыкаясь носом в ее волосы и чувствуя приятное, но немного тревожное состояние теплого волнения. - М-м? – ответ. В комнате приятно пахнет свежими розами, какими-то легкими женскими духами, новыми книгами, горячим шоколадом и зажженной свечой. Гиджлс со смехом вырывается из его объятий и отбегает к синтезатору – с недавних пор она решила учиться играть на фортепиано. Сплэндид, даже не посчитав нужным спросить разрешения, растягивается на ее кровати и в полудреме, глупо улыбаясь, слушает еще неуверенные и тихие звуки неизвестной ему мелодии. - - - - - Тихий, почти безмолвный он погружался в ночную густоту. Какая-то тайна виднелась в его пропитанных запахом мистики улочках, какая-то легкая угроза в давящей сумрачности теней, какая-то нереальность в блуждающем меж кирпичных домов тумане. Нет людей. Песок на тротуаре и обрывки старой газеты. Сплэндид пробежал несколько кварталов. Все тоже. Только на стене одного из домов – выцветшая афиша с загадочно улыбающимся Мимом. Запыхавшись, Сплэн остановился возле любимого книжного магазина и заглянул внутрь – дверь то ли была выбита, то ли сгнила от времени. Все в этом городе было пропитано старостью. На полу магазина в совершенном хаосе валялись осколки витрины, растерзанные книги. Кто-то когда-то еще и пролил красных чернил, дополняя и без того зловещую картину. Спустя десять минут он уже стоял у того самого дома. А дом сер и пуст. Краска облупилась и непонятного цвета трухой крошилась на остатки жухлой травы. Вместо пола – щепки, вместо крыши – гниль, вместо окон – пустота сверлящих пристальным взглядом дыр. Сплэндид стоял в нерешительном отчаянии. Бежать? Но куда? Бессмысленно. Он один теперь здесь. - - - - - - Сплэн? – Гиджлс наклоняется к нему,- Ты уснул! – она заливисто смеется, дразнясь. Стряхивая с себя остатки сна, он обнимает девушку, чувствует ее тепло, биение маленького доброго сердца, улыбку, спрятанную где то около его шеи. Она здесь, и он здесь. И все пока еще хорошо. - - - - - Уже много дней его преследует кошмар его бессмертия. Он то видит отдаляющееся и уплывающее лицо Гиджлс, то ему мерещится, как он хоронит друзей – одного за другим. Каждый день его съедает злоба и досада на свою природу, на собственное бессилие, но каждый день, стоит только увидеть ее и все ночные кошмары забываются, и он откладывает эти мысли, запихивает их подальше – в самый пыльный и темный угол сознания.