A New Hope

      В окно осторожно заглядывает луна, пробегает серебряным взглядом по карте Тедаса, огибая витиеватые шпажки-отметки, коими обозначены стратегически важные точки. Орлей и Ферелден исколоты, изранены ими, словно мёртвые животные, павшие под дождём тысячи лучников, что разом выпустили в небо чёрные тучи стрел. Лежат неподвижные, молчаливые…       Я смотрю на них в отчаянном и бессмысленном ожидании хоть каких-то ответов, хотя бы одной малейшей подсказки! Дожили. Странная магия ночи – она высвобождает все страхи, всю боль и ощущение бесконечного одиночества и тоски. Мрачная атмосфера Тени – словно наяву. Сжимаю зубы до скрипа. Руки пронзает боль, когда я с силой обрушиваюсь кулаками на безучастную холодную стену. Из горла вырывается обреченный рёв загнанного зверя. Ноги подкашиваются, и я опускаюсь на стылый каменный пол. Слишком много боли, потерь, ошибок. Разрывает. Хватит. Хватит ли меня на всех?..       Минута слабости. Непростительно. Для меня – непростительно.       Пошатываясь, поднимаюсь. Цепляюсь за край старого выцветшего гобелена. Пальцы дрожат. В глазах туман и влага. С ненавистью прожигаю взглядом пергаментный мир, раскинувшийся на столе. Глубокий вдох.       Я в порядке.       В коридоре слышатся гулкие шаги. Эхо скачет, бьётся о стены – будто в помешательстве. Скрип отворяющейся двери. Тёмный силуэт в проходе.       - Инквизитор?       - Каллен, - констатирую чуть раздражённо. Я не ожидала, что кто-то ещё заглянет сюда в столь поздний час.       И увидит меня – такой.       Но, по правде, я рада, что он пришёл. Разрушил эту гнетущую тишину. И зловещую тьму, что просочилась наружу – из моего сердца.       Он молчит. Слова – это последнее, что мне сейчас нужно. Обойдёмся без пустых сотрясаний воздуха. То, что происходит с нами, не описать плоской мозаикой звуков человеческой речи.       Каллен подходит и встаёт рядом. Скользит глазами от метки к метке. На этой войне мы потеряли слишком многих. Их смерть – кинжалы, проткнувшие бумагу и золотую древесную плоть столешницы, крестами возвышаются над выгоревшими землями.       Его горячие пальцы касаются моей руки. Я прячу свою ладонь в его ладони. Делаю шаг навстречу, зарываясь лицом в пышный мягкий мех на плаще. Кусаю губы. Мне хочется кричать. Хочется выть в голос и рвать в клочья карту и свои волосы. Хочется царапать безмолвные стены и податливую тёплую плоть.       - Это не твоя вина.       Моя. Я сделала выбор. Я избрала этот путь. Я ошиблась. И именно я обязана принять всю ответственность на себя. И признать – это я виновата. Во всём. Я.       Но я не должна ничего отвечать ему. Я разрушила столько жизней. Я не могу позволить себе уничтожить ещё и веру. Я – символ. Вестница. Избранница. Люди будут уповать на это, цепляться за эти мысли и надежду, как за последнюю спасительную нить. Они должны продолжать верить. Даже если я сама в это верить отказываюсь.       Я – обман.       - Точно. Не моя. Мы все понимали, что эта война не обойдется без жертв. Что прольется много крови… Слишком много. Но другого пути… не было? – голос дрогнул. Черт. Черт-черт-черт!       Сколько раз мне ещё придется обмануть его сегодня ночью? Отстраняюсь от Каллена, поднимаю глаза – сухие, пронзительные, уверенные… Только бы он поверил.       - Поцелуй меня, - не просьба – приказ.       И Каллен подчиняется.       Обхватывает ладонями мое лицо, притягивает, зарывается пальцами в волосы на затылке, больно сжимает их в кулаке. Губы жесткие горячие накрывают мой рот. Я физически ощущаю его собственную боль и отчаяние, что вливаются в меня через портал его распахнутых янтарных глаз. Трудно дышать – он словно вытягивает воздух из моих лёгких. Вот-вот взгляд заволокут мерцания чёрных пульсирующих кругов. Скольжу руками по его спине, царапаю плотную ткань камзола в тщетных попытках вцепиться в него, найти точку опоры для своих предательски подкашивающихся коленей.       Каллен высвобождает из плена мои губы, и я судорожно глотаю спасительный воздух. Его слишком много - задыхаюсь, в голове с чудовищным грохотом разрываются сияющие фейерверки.       Похоже, он и не думает останавливаться на этом. Его зубы сжимаются на моей шее. Мгновение острой боли – затем он зализывает место укуса быстрыми обжигающими касаниями кончика языка. Влажный след изящными узорами разрисовывает ключицы. Кален дует на него, и я вдруг ощущаю, как начинаю дрожать. От низа живота по всему телу расползается липкий навязчивый жар, течёт по венам жидкое пламя. Я рычу и прячу лицо в его золотистые волосы, вдыхаю их сладковатый терпкий аромат. В отплату кусаю его за хрящик уха. Надеюсь, ему больно: шипит, как рассерженный кот.       Он толкает меня назад, и я вжимаюсь бедрами в резную прохладную поверхность. Стол. Видимо, ему судьбой предназначено быть ареной боевых действий. Как иронично. Внутри меня что-то обрывается: всего лишь цепь невольных ассоциаций, воспоминаний. Мне даже видеть карту не нужно – я наизусть помню каждый изгиб проливов и рек, глубину тени градиентов горных хребтов и впадин. Помню каждую метку, иглой пронзившую пожелтевший пергамент. Это ли не сравнимо с пляской на могилах?       Подумал ли Каллен о том же? Не важно. Я знаю, что это – вынужденная мера. Поможет ли мне этот крамольный поступок отпустить мою совесть и грызущее чувство вины в свободный полет? Надеюсь. Пусть катятся ко всем чертям… Я так устала. Мне жизненно необходима передышка от снедающей мою душу боли. А потом мне придется обратить в камень свое сердце. И продолжить войну.       Я тяну Каллена к себе за полу плаща, игнорируя виноватую заминку в его действиях. С оглушительными щелчками расходятся в стороны кнопки моей куртки, обнажая грудь. Быстро расправляюсь с застёжкой и на его плаще и мундире. Наша одежда с глухим шорохом падает на пол. Я приникаю к стройному мужскому животу губами, кончиками пальцев обвожу рельефные кубики пресса. Он вновь отталкивает меня, и я опускаюсь спиной на израненный холодный Ферелден, волосы расползаются по его землям извилистыми огненными змеями. Павшие метки впиваются в кожу тонкими изящными гранями. В отместку – никак иначе.       Я настойчиво трусь бедрами о его пах, изучая боевую готовность орудий. Почему-то это его злит. Ну надо же. Очаровательный щеночек Каллен умеет показывать жестокий оскал.       А я отвратительна.       Хочу оттолкнуть его этой оскорбительной близостью. Предать забвению всю магию нежной любви, вспыхнувшей между нами, казалось бы, совсем недавно. Парадоксально… Но я должна. Впереди ещё половина кровавой дороги. И я так сильно боюсь навсегда потерять ещё хотя бы одного дорогого человека!       Он подминает под себя мое тело, внезапно обмякшее и ставшее таким беззащитным. Одним отчаянным движением он двигается вперед, врываясь в меня, подчиняя своей воле, своей ненависти. Впивается зубами в плечо. Руки тугим кольцом сдавливают ребра, вновь лишая возможности дышать. Я вскрикиваю, но всё равно теснее прижимаюсь к нему в попытке безумного слияния наших больных кровоточащих сердец в единый орган. Мои ногти превращают его спину в полотно абстрактного искусства. Он шумно дышит. Часто с его губ срывается то судорожный хрип, то рык дикого зверя. Каллен двигается в рваном, сумасшедшем ритме. Мне больно и, тем же временем, восхитительно хорошо. Слёзы режут щеки невыносимо горячими солеными бороздами, но губы шепчут «Да, да! Только не останавливайся!»       Я выгибаюсь под грубыми ласками его рук, воском тая от жара напряженного тела надо мной. Обвиваю ногами его стройную талию. Подаюсь вперед бедрами: глубже, сильнее. Меня душат смех и рыдания от восторга и боли.       Каллен глядит мне в лицо: в его глазах взрывная смесь жгучего стыда, злости, обиды и печальной нежности. Янтарный огонь ослепляет. Покоряет. Я приподнимаюсь на локтях, приникая к его губам печатью поцелуя своей чистой и искренней любви. И для меня это становится последней каплей в звездном водовороте нынешней ночи. Запрокидывая голову назад, я исторгаю из себя пронзительный крик внезапно накатившего на меня финала. Каллен кончает лишь мгновенье спустя, орошая мой живот обжигающим семенем.       Он обессиленно опускается на меня, уткнувшись лицом в ложбинку меж грудей. Я бережно глажу ладонями его спину и сильные плечи.       В окно пробиваются первые сиреневые лучи восходящего солнца. Новый день. Новая жизнь. И прежде, чем выпустить Каллена из объятий и закрыть свое сердце – теперь уж навсегда – я молюсь, чтобы Создатель, где бы он ни был, остановил это безумное время.       Прямо сейчас.       И навеки.