Моё Море

Море было её стихией, и я в этом никогда не сомневался. Можно было сколько угодно говорить о крови нолдор, это не изменяло сути. Не от молчаливых и гордых каменных башен пришла она – от вечно шумящего прибоя, от белых причалов. Сталь, горная вершина, пламя… Сияющая драгоценность... Какие ещё нелепые сравнения придумывали в иные времена не в меру ушлые менестрели? Воистину, если поэты должны обладать особенным зрением и видеть суть, то к большей части известных мне песнопевцев следовало бы приставить поводырей! Светом на морских волнах была она, ветром с Моря, ворвавшимся под зелёный лесной полог, в тишину Сокрытого королевства, в самую душу мою. В юности, странствуя с отцом по Белерианду, я побывал во владениях Кирдана. Но тогда казалось, будто мне удалось избежать этого непрошеного дара, что дал когда-то Ульмо нашему народу – я ушёл от моря, не встревоженный им. А она принесла его с собой. В каждом её движении отдавалась привычка бороться с ним и одновременно слушать его. И звук её голоса – слишком низкого меж голосов других дев – был подобен голосу морских волн среди звона лесных ручьёв. Переменчивая и беспокойная как Море и могучая как оно... Но я действительно старался, пусть это и нескромно, бороться с тем, что слышу. Дать ей услышать мою музыку, то, чем был и останусь на веки вечные сам. Голоса леса, земли, листвы, ручьёв, бегущих у корней великих деревьев, птиц, что свищут в ветвях. Всё, что веками носил в сердце мой народ, выбравший Сумерки вместо Света Валинора... Она зовёт меня. Я никогда не стремился к Морю, и даже многовековая усталость, на которую мы, живущие столь долго, обречены в смертных землях, не значила ничего. Мне не страшно заблудиться в лунном свете, отражённом листвой, не страшно стать тенью и сном. Но она зовёт меня, и это сильнее всего остального. Она и есть моё Море.