Человечность

Глубокий вдох и выдох без капли облегчения. Люди вокруг громко причитают и переговариваются, сквозь их удивленные возгласы почти не слышно недовольного рычания ирбисов, сидящих в клетке неподалеку. Аджаю с трудом удается протиснуться сквозь толпу, чтобы выйти к свежему воздуху и окончательно успокоиться. По-хорошему, отсюда надо валить и как можно быстрее; некоторые местные замирают от страха, узнавая грозу всего Кирата, но никто не рискует звать солдат из армии Короля. Кажется, звонит телефон, Гейл неохотно выуживает его из кармана куртки, не глядя нажимая нужную кнопку. - Нур мертва, - выдыхает он в трубку вместо приветствия , чувствуя вставший в горле ком. - Так держать, брат, - в голосе Сабала столько радости, что парень почти видит его широкую улыбку, которую хочется стереть к чертям, - Ты отлично поработал, и теперь Южный Кират... Звук обрывается на секунду, а затем слышатся громкие гудки; бросать трубку - так по-детски, но Аджай не видит другого выхода, чтобы не сорваться на человека, с которым он не так давно стал делить не только войну, но и постель. Пешая прогулка до дома родителей кажется Гейлу идеальной идеей; все время в дороге он тратит на размышления, которые раз за разом заводят парня в тупик и лишь портят и без того паршивое настроение. Он не чувствует вины за случившееся, но бороться с горечью сожаления не в силах; ни один человек не заслуживает подобной судьбы, и Нур не была исключением. Но обиднее всего то, что ни Сабал, ни кто-либо еще в Кирате не понимает этого. Вспомнив о звонке со-лидера Золотого пути, Аджай понимает, что теперь его наверняка ждет очередная лекция или разборка, на которые вспыльчивый киратец весьма щедр. Парень откладывает "казнь" до утра, отключая в телефоне звук, и едва заметно улыбается, делая последние шаги по извилистой тропинке и выходя на относительно ровный клочок земли. До дома остаются считанные метры, поэтому Гейл не спешит, позволяя себе полюбоваться открывающимся с обрыва видом, от которого захватывает дух. Это место - одно из немногих, где парень чувствует себя абсолютно спокойно, если не сказать умиротворенно. Сверкающие на фоне вечернего неба снежные шапки гор, малахитового цвета леса, приятный аромат хвои и шум небольшого водопада заставляют забыть о насущных проблемах. Постояв на краю еще немного, Аджай понимает, что времени на отдых у него осталось не так уж и много; в Кирате всегда найдется работа для сына Мохана, и никто не спросит, выспался ли он и как себя чувствует. Уже подходя к двери, парень слышит приглушенную музыку, доносящуюся из стоящей неподалеку палатки, в которой поселились Реджи и Йоги. Он понимает, что надо бы сообщить им о случившемся, но не знает, как это сделать. В голове невольно всплывает просьба Нур быть с ними помягче; сейчас это вряд ли получится, поэтому Гейл решает отложить разговор на потом. Утро вечера мудренее. Огонь в железной печи, стоящей у стены, горит достаточно ярко, чтобы можно было подняться на верхний этаж, не включая свет; большего Гейлу и не нужно. Он на ходу расстегивает куртку и небрежно стаскивает ботинки, оставляя их у входа в комнату, которую с натяжкой можно назвать спальней. Устало зевая, Аджай проходит дальше и, открыв наконец глаза, испуганно шарахается от собственной кровати, тихо матерясь. - Что ты тут делаешь? - не очень гостеприимно, но парня это едва ли волнует. Не дождавшись ответа, он начинает разбирать вещи, выкладывая из рюкзака ненужный хлам, и старательно игнорирует недовольный , слишком пристальный взгляд Сабала, сидящего на вышитом покрывале. - Что произошло? - киратец не выдерживает первым, поднимаясь и делая пару шагов в сторону Аджая, - Сначала прерывается связь, потом ты не отвечаешь на звонки, и никто не знает, где ты. Так что... - Все в порядке, - перебивает его парень, сбивая лидера с толку своим спокойствием, - Я просто отключил телефон. И сейчас я собираюсь поспать, если ты не против, - он направляется к кровати, но в ту же секунду чуть не падает, будучи грубо притянутым за плечо. Хватка у Сабала железная, он не отпускает руку, даже когда Гейл встает ровно и поднимает на него уставшие глаза. - Что это все значит?! Только не смей говорить, что тебе жаль эту убийцу и браконьершу, - он выплевывает слова и смотрит с такой злостью во взгляде, что становится не по себе, - Твой отец бы... - Довольно, - парень понимает, что рискует нарваться на грубость, но держать это в себе становится невыносимым, - Я не знал своего отца, но знаешь что? Я знал Нур, и она была такой же жертвой, как ты, как Кират и как все эти люди на арене. - Ты... - Сабал прочищает горло, едва сдерживая клокочущую в груди ярость, - Так ты не убил ее, верно? - Она предпочла умереть от зубов хищников, чем жить, зная, что все ее любимые мертвы. Ты радуешься смерти, которую она не заслужила. А теперь отпусти меня, - тон Аджая меняется с деланно спокойного на уверенный и даже раздраженный, такой, что киратец подчиняется, неверяще глядя на стягивающего толстовку Гейла. - Я был о тебе лучшего мнения, брат, - разочарованно произносит Сабал, и парень не удерживается от ответа. - Взаимно, - огрызается он и, чуть подумав, продолжает, - Не знал, что человечность здесь не жалуют. Проходит долгая минута, в течение которой Сабал молчаливо наблюдает за чистящим одежду и оружие Аджаем. Тот раздумывает над чем-то, хмурится, тяжело сглатывая; потрепанная керосиновая лампа едва освещает и половину комнаты, и эта мрачная атмосфера становится совершенно невыносимой. Киратец не хочет, да и не собирается уходить, он терпеливо ждет продолжения их спора, чтобы вразумить парня или хотя бы попытаться, однако Гейл не выдерживает первым. - Послушай, - повернувшись, обращается он к Сабалу и устало потирает глаза, - Ты можешь не принимать этого или не понимать, можешь думать и говорить об этом что угодно. Но не смей упрекать меня в сострадании и, тем более, в человечности. Я не хочу с тобой ругаться, - последние слова он произносит почти шепотом, едва заметно качая головой и снова возвращается к столу, чтобы убрать оставшиеся после чистки тряпки. Услышав тихое "Хэй", Аджай оборачивается и вновь вздрагивает; киратец стоит почти вплотную, а затем притягивает его к себе, обдавая шею парня горячим дыханием, от которого у того бегут мурашки. Простые объятия, как раз то, что нужно, чтобы закрепить безмолвное перемирие и отпустить уходящий день без груза ссор и обид. Не удержавшись, Гейл ведет носом по тонкой коже под ухом Сабала и мягко касается ее губами, тут же опуская голову на его плечо и прижимаясь к киратцу чуть сильнее. В ставшей уютной тишине раздается тихий, кажущийся совершенно глупым вопрос. -Останешься?