POV Пита
«Я ещё не очнулся от невероятного потрясения, в которое меня вверг разговор с президентом. С другой стороны, внутри меня волнами разливалась радость: Китнисс Эвердин только что призналась мне в любви! Не на камеры, не на потеху публике. Она сделала это искренне. После отъезда Сноу я пребывал в прекрасном настроении и решил подколоть Китнисс: — Так значит, мисс Эвердин, Вы любите мистера Мелларка? Вы меня удивили. Китнисс, еще не до конца отошедшая от потрясения, только незначительно махнула рукой. Мой задор мигом улетучился. Я провел рукой по волосам, взъерошив их, и подошел к Китнисс, оставив между нами ничтожное расстояние. — Да, — девушка все также не обращала на меня никакого внимания. Я протянул руку, проведя пальцами по её щеке. — Китнисс? Ты меня вообще слышишь? — она часто заморгала и, наконец, сфокусировалась на мне. — Да, конечно, прости. Просто пытаюсь переварить услышанное… Так много всего, о чем стоит подумать, — она несколько кривовато улыбнулась мне, чуть склонив голову к моей ладони. — Так о чем ты? — Мне было велено запереть тебя в чулане, — робко напомнил я, внимательно следя за реакцией на мои слова. Которая, кстати, не заставила себя долго ждать. Прежде отстраненное, лицо Китнисс удивленно вытянулось, после чего она быстро собралась, и, прищурившись, прошипела: — Даже не думай, Мелларк. Я не позволю ни тебе, ни кому бы то ни было еще… — она запнулась, силясь подобрать слова, — Даже не думай. Забудь, — она резко отстранилась от меня. Мышцы её напряглись. Я понял: она готовится оказать самое, что ни на есть, активное сопротивление. Я выставил вперед ладони, показывая, что я не собираюсь нападать. Одна эта мысль заставила меня усмехнуться. — Не вижу в этом ничего смешного, Мелларк! Наверное, я выбрал неверную тактику: почему-то Китнисс восприняла мои слова как опасную угрозу. И среагировала очень жёстко, так и до драки недалеко. Но взрослые после отъезда Сноу, быстро пришли в себя и немедленно прибежали нас спасать. Откуда им было знать, что сказал нам президент, они ведь подозревали самое страшное: Хеймитч без стука влетел в кабинет, за его спиной виднелось лицо миссис Эвердин. И, что ещё бросилось мне в глаза, на нем не было страха и растерянности, а твердое решение спасти свою дочь, она решительно направилась к нам. Но всё же на первых ролях был ментор. — Так! Что тут происходит? Что вы на меня смотрите, как две рыбы, которых вытащили из воды? — пока Китнисс собиралась с мыслями, я ответил Хеймитчу. — Мы обдумывали с Китнисс, что говорил нам президент Сноу. — И что же он сказал. Мою дочь накажут за то, что она вытащила те ягоды, — задала вопрос, весьма по-боевому, настроенная миссис Эль Эвердин. — Меня посадят в кладовку, — недовольным донельзя голосом проговорила Китнисс. И взяла меня за руку. — А Питу было поручено сказать об этом, мама. А он стал на меня давить. — её рука сдавила мою руку как стальными клещами, сильная рука у Китнисс, я и не представлял насколько. — В кладовку? — миссис Эвердин впала в состояние полного недоумения. Чего не скажешь о менторе. — На полгода или на год? Вообще-то, скоро Тур Победителей? — Хеймитч выглядел крайне заинтересованным. — До ужина, — мягко ответил я, рука Китнисс по-прежнему со всей силы сжимала мою. Я же твёрдо решил и вида не подавать, до того момента, пока она её не сломает. Теперь «рыбой, которую вытащили из воды» стал Хеймитч. Но у него было верное, проверенное годами средство — он вытащил флягу и сделал два больших глотка. И на его физиономии появилось обычное насмешливое выражение. — Сноу запретил мне впредь поступать необдуманно, — сказала Китнисс, и ее захват превратился в простое дружеское рукопожатие. — А мне поручил за ней «присмотреть», чтобы этого больше не происходило, — Китнисс быстро убрала руку и демонстративно отодвинулась подальше от меня. — Это что за детский сад? Пит, — ментор гневно посмотрел на меня, — Сноу решил на этот раз проявить снисхождение. Это я понял. Но в то, что он примчался в такую рань сюда, и вообще, покинул Капитолий только ради простого разговора с моими трибутами, в это я ни за что не поверю. Не держите меня за идиота! — Президент пообещал… — договорить Китнисс я не дал, я кинулся к ней и зажал ладонью ей рот. От неожиданности Китнисс не успела меня ударить. Но она очень хотела это сделать, это так явственно отразилось в её потемневших глазах, и я моментально, а то бы завязалась драка, убрал руку, объяснив свое поведение гневно смотревшей на меня матери Китнисс: — Извините. Это секретная информация. Сноу запретил мне и Китнисс это разглашать. — ярости в глазах Китнисс поубавилось, но глубокая обида на меня, осталась. — Президент Сноу сказал, что наши с Китнисс жизни лично для него теперь представляют очень большую ценность. Весь Капитолий нас боготворит, но президент лично прибыл для того, чтобы объяснить нам, что каждое наше действие может повлечь непредсказуемые последствия. И строго приказал быть осторожными и осмотрительными. — Да поняла я, — процедила сквозь зубы Китнисс. Однако, я видел, что она начала успокаиваться, медленно приходя в норму. — Очень интересно. С вами двумя не соскучишься, — лукаво ухмыльнулся нам весьма довольный ментор. Наш разговор прервала вошедшая в комнату Прим. С выражением крайнего недоумения на лице. — Мама, Глава миротворцев внизу, просит тебя спуститься, — как-то по особенному растягивая слова проговорила девочка, — мы встретились с ней глазами и она добавила, — Какой-то он сегодня странный. Добрый… Миссис Эвердин вскочила со стула и помчалась вниз. Прим осталась и закончила: — Он назвал меня «мисс Примроуз». Весь довольный собой, и он улыбается. Категорически не захотел идти дальше передней и очень вежливо просил сходить наверх за мамой. Китнисс впилась взглядом в лицо сестры: и я понял, она заподозрила «коварную уловку» со стороны известного любителя юных девочек «старины» Крея, однако ее беспокойство было напрасным. Крей, высокий, грузный, и находившийся в приподнятом настроении, появился в дверях. И он стал вести себя, как угольный мастер мистер Тэнди. Он не беден, но он под каблуком у своей жены и она не дает ему ни гроша наличных, даже его кошелёк находится в комоде из гостиной. Поэтому, приходя в пекарню, мистер Тэнди никогда не может заплатить за хлеб наличными. Папа вручает мистеру Тэнди, как всегда, две буханки хлеба с орехами и питу. В честь которой я и назван. В долг. Мистер Тэнди при этом лебезит и расшаркивается перед моим отцом. Деньги позже приносит сын мистера Тэнди, Оливер. Вот и Крей вёл себя сейчас, как будто он задолжал нам с Китнисс кучу денег и пришёл просить отсрочки. А вообще-то, наш глава миротворцев — хамоватый, высокомерный капитолийский «парвеню». Так назвала однажды его моя мать. Это слово обозначает — выскочка. — Многоуважаемая мисс Эвердин! Мне очень не хотелось беспокоить вас, но приказ президента был отдан мне лично. — Посадить меня в кладовку? — глаза Китнисс были очень недружелюбными в этот момент. «Старина» Крей вызывает у Китнисс грозовое настроение. — Не совсем. Приказ обеспечить вам беспрепятственный доступ за пределы дистрикта. В лесные угодья. Но на меня президент возложил обязанность обеспечить вашу безопасность. «Мне очень дорога жизнь мисс Эвердин» — дословные его слова. — Ясно, — Китнисс говорить с Креем совершенно не желала. И он это прекрасно видел. Я обеспокоился. — Просто хочу вас попросить, перед тем, как соберетесь на охоту, предупредить меня или моего помощника, Марлоу, — Крей был сама учтивость. А ведь он начал, по неясной мне пока причине, открыто заискивать перед Китнисс. Ясно лишь то, что — это последствия приезда в двенадцатый Сноу. — Она поняла. Немаленькая. Элизабет проследит, чтобы вас с Кассием предупреждали. Ты не беспокойся. Присмотрим. Ты пришёл лично убедиться, что мы ее посадим в кладовку? — прервал их разговор ментор. — Да что ты? И в мыслях у меня не было! — и Крей делает на лице выражение полного непонимания. Лживое и неискреннее. Китнисс понимает намёк и сама идёт вслед за матерью по направлению к чулану. Я иду следом и, уже уходя, слышу слова ментора и Крея: — Софоний. Ну, ты дал! —Так она теперь в фаворе у него. Естественно, я сразу обратил особенное внимание на слова Крея, и понял, что речь идёт о Сноу. —Да что ты говоришь, ну-ка пошли, посекретничаем, — и они моментально испарились, как будто их и не было.*** POV Китнисс
Не могу понять, чего это на меня нашло, но я действительно очень зла на Мелларка, а потом он опять спас меня! Страшно представить, что со мной приказал бы сделать Сноу, если бы проговорилась о его обещании отменить Игры? Гнить бы мне в какой-нибудь подземной тюрьме. И это ещё не самое ужасное. Я сейчас жутко казню сама себя. Если я не оправдаю доверие Сноу, это погубит, в первую очередь Пита! Но и Пит тоже молодец! Зачем он напомнил мне про кладовку? Я ещё в себя не пришла, а он? Какое он имеет право запирать меня куда, бы то ни было? Какого чёрта? Я что сама не могу сюда дойти. Или что, я глухая? Да, на арене я на левое ухо оглохла, но Пит прекрасно знает, что слух мне восстановили. Что за новую такую манеру взял Мелларк хватать меня за шкирятник и куда-то тащить? Нет. Я имела право жутко на него разозлиться. Взяла сына пекаря за руку и что есть силы сдавила. Пусть не забывает кто я. Сын пекаря! Короче говоря, пока не могу решить для себя: я люблю Пита или ненавижу его. С одной стороны: он ведь помог мне не умереть от страха при разговоре со Сноу, но с другой: мне восемнадцать лет, я — взрослая девушка. Я — Победительница Голодных игр, в конце концов. Сидеть в кладовке неприятно, но это дает мне время поразмыслить, как следует: вот президент Сноу Он совершенно не похож на доброго дедушку. Но для меня то, и как, он говорил было жутким потрясением. Если бы он угрожал мне, мне проще было бы понять, чего он добивается. Но он не угрожал, он обещал. А этим мягким наказанием, он просто лишил меня всяческого понимания. Зачем он так поступил? Всеобщие любимцы. Я и Пит. «Несчастные влюбленные». Правила, ведь их не «под Катона с Миртой» изменяли. А под меня и под Мелларка. Кто заявил на весь Панем, что любит меня. Почитай, всю жизнь. А ведь я, сидя на дереве, прикидывала, как убью в первую очередь его, когда спрыгну с него. Профи спят, ничего не подозревают, рана моя затянулась, можно и побегать. «Катон, догони меня. Не умеешь лазать по деревьям, пижон городской, ты покажи, как быстро бегаешь? В лесу? А не сможешь догнать, найди меня!». Запасной план. Гнездо ос-убийц было куда привлекательнее: двое профи мертвы, в моих руках лук и стрелы и я — свободна! И опять, кто вытащил меня «за шкирку», искусанную осами. Спас, а сам чуть не погиб. Заслонил собой. Пит. Опять, Пит. Только это «вправило мне мозги». Тогда-то я поняла, что он говорил чистую правду. Тогда мои глаза раскрылись. И я знаю назубок закон «Шлака»: «Долги надо всегда отдавать. Сторицей». Вот и рисковала своей шкурой, потому, что мне хотелось отблагодарить Пита за добро. Добром за добро. И если бы я не сделала этого, то не просто погибла бы, как собака, на Арене. Я стала бы Мерзкой неблагодарной Тварью. А это куда хуже, чем смерть. Так, что теперь наши с Питом жизни связаны крепко-накрепко. Невидимой глазу нитью. И я обязана помнить, что если мы с Питом не оправдаем доверие Сноу, при том, что он посвятил нас видимо во все самые важные государственные тайны Капитолия, нас ничто не спасёт. Нельзя расслабляться. Так что, это было в последний раз! А так Сноу подумает, что я неуравновешенная психопатка, на которую нельзя положиться в сверхсекретном деле и прикажет меня убить. Тайно. Черт, как всё сложно, а меня, как назло, заносит на поворотах. — Китнисс, ты там как? — это Прим переживает за меня. — Я в порядке. Что мне будет. Сижу в темноте и скучаю. — Хватит скучать, пришел Пит и принес тебе поесть. Говорит, президент не запрещал тебя кормить. Спрашивает, будешь ли ты есть жареного зайца. — Буду. Прим, спроси его, он на меня сильно обиделся. — Да, я обиделся, что ты не умеешь держать язык за зубами— это уже говорит Пит. Строго. Всё — боюсь, боюсь! Меня временно отпирают, Пит меня кормит, а Прим с интересом наблюдает. Я спрашиваю Пита: — Рука болит? — Нет, нисколько, — отвечает, но выражение лица говорит, что это неправда, рука у меня тяжелая. Я — охотница. Не стоит меня сердить. — Вообще, если кто и вправе наказывать меня, то это не Сноу. А ты! Пит, прости меня за мою несдержанность. Но этого больше не повторится! — убежденно говорю ему, смотря прямо в глаза. — Твоя мать говорит, что это послешоковое состояние, всё-таки разговор со Сноу был … Пит резко замолкает, — необычный. Ближе к вечеру появляется ментор. Качается из стороны в сторону. Но я ошиблась, думая, что «он нализался вдрызг». Сев в кресло и начав говорить, он не притронулся к фляжке ни разу, а его речь на редкость была полна смысла: — Ну, что солнышко, а ты чертовски удачлива! Ради вас двоих Сноу отдал «старине» Софонию (т.е. Крею) и Кристоферу (мэру Андерси) несколько поразительных распоряжений. За всю мою жизнь я не слышал ни о чем подобном. Мы на троих сообразили в кабинете мэра. Пили за ваше здоровье. Стоя. Крей стоя пьет только за здоровье Сноу, Солнышко, намёк поняла? Это только начало, распоряжения из Капитолия весь день поступают непрерывно, а всё потому, что утром, когда Кристофер провожал Сноу на вокзале, президент сказал. Дословно: — Дистрикт 12 — особенный. В этом году он подарил Панему двух победителей. Мисс Эвердин и мистер Мелларк вызвали по всей стране небывалую волну искреннего сочувствия. В Капитолии же, их просто боготворят. Такого не было ни с одним Победителей. Поэтому, наша благодарность будет просто невероятной по щедрости. Всем жителям дистрикта 12. Запомните мои слова, мистер Андерси — «Капитолийская щедрость». И уехал. — Интересно, — кратко сказал Пит. И лицо его стало крайне озабоченным. Он будто догадался, что за этим последует. Пит первый подумал, что за «пряниками» всегда следуют «шишки». — Я вам одну историю расскажу, но чур держите язык за зубами, — прищурился пьяный Хеймитч, — однажды я был свидетелем, как Сноу играл с одним капитолийцем в шахматы, партия была долгой, честной, Сноу начал проигрывать, потерял ферзя, у всех уже закралось сомнение, что у Сноу получится свести партию вничью, но внезапно Сноу делает крайне странный ход, мы все стоим в полном недоумении и тогда президент буквально в четыре хода ставит мат! Честное слово ни я, ни кто-либо из присутствующих не смогли понять, как это Сноу удалось. Ведь его положение было незавидное, ему реально грозил мат в два хода. Но он сделал совершенно бессмысленный ход конем и моментально переломил весь ход партии, его соперник понять не мог, как президент поставил ему мат. Сноу — опытнейший искусный игрок. — Значит, мы будем не просто читать карточки Эффи в туре Победителей, — задумчиво произносит Пит. Хеймитч делает такую гримасу, что сразу ясно, что он хочет изречь нечто выдающееся. — Слушайте меня, внимательно, — мы с Питом превращаемся в два уха, — Не так важно, что вам сказал президент. Важно то, что вы оба, похоже, попали к Сноу в фавор, поэтому во-первых: тщательно исполняйте его инструкции, делайте всё быстро и чётко. Сноу это любит, а во-вторых: вас не для того выбрали, чтобы вы проявили себя полными ничтожествами, президент дураков не любит, ему от них тоскливо становится, от вас потребуется нечто неординарное и выдающееся, но главное, чтобы это не мешало осуществлению планов президента и поэтому перед тем как бежать и исполнять ваши гениальные задумки, хорошенько подумайте, а не поотрывает ли вам за это головы Сноу. Что-нибудь поняли из сказанного, а? — Мы думаем — отвечаем на пару и Питом. Одновременно. — Мама родная, вы уже и говорите вместе, — отвечает довольный собой Хеймитч. — Ну, вот и думайте, ребятки. Не подведите старика, голубки. Я в вас верю. Ладно, я пошёл. И ментор, вставая, едва не растянулся на полу. Я ядовито посмеялась: ненавижу, когда он «нализался». А Пит, напротив, помог ему встать и, как ни в чем ни бывало, пошёл домой. День прошёл без особых происшествий. На охоту я так и не пошла. Вечером к нам в гости пришли мистер Андерси и Мадж. Сидели до полуночи. Но о политике мы ни слова не сказали. Вероятно потому, что мэр был очень уставший и они с моей матерью больше говорили о способах борьбы с головной болью. Мне мэр сказал, как только вошёл: —Китнисс, приходи в мэрию часам к двенадцати. Разговор есть. Я кивнула в ответ. Допоздна мы просидели с Мадж, говорили о разных пустяках, из важного она мне рассказала, что здоровье ее матери понемного улучшается: очень сильных мигреней последние два месяца не было. Мы с мамой их проводили до самого района торговцев. И мне бросилось в глаза: как этой ночью в двенадцатом необычно тихо. Ни единый звук не нарушил ночную тишину. Только мороз трещал. Ночь я сплю спокойно, никаких кошмаров. Я решаю, что надо взять Пита на охоту в лес. Есть мысли. В семь утра иду к нему в гости. Пит тоже не спит и мы завтракаем вместе. — Пит, я хочу извиниться за вчерашнее, — говорю и чувствую, что у меня уши краснеют. Я моментально опустила глаза. — Проехали, — якобы беспечно ответил он, — но добавил, — Будь осторожнее, — и сделал рукой жест, описав круг. И я поняла: Пит хочет сказать: «У стен есть уши. В деревне победителей». Я сидела-сидела, уткнувшись носом в тарелку, но потом меня будто понесла горячая, очень сильная волна. — Я вчера правду сказала. — Когда? При президенте? — Пит застыл с ложкой в руке и мы встретились глазами. И опускать глаза я бы ни за что не стала: темно-голубые глаза Пита, добрые и очень ранимые, на секунду я вспомнила Пещеру. — Девушкам такие слова даются тяжко, — говорю, а сама чувствую, как мне очень неловко, прямо вот захотелось провалиться сквозь землю, но я не опускаю взгляда. — Китнисс, последние месяцы мы так мало общались. Мы с тобой ведь почти не разговаривали до того дня, когда приехал президент. Поэтому мне важно знать, правду ли ты сказала. Вчера. — Я вижу, что Пит заметно волнуется. — Это вышло само собой. И уж точно, я не вру, Пит. Это было бы мерзко со моей стороны. И неблагодарно. Вчера мне было очень страшно, поначалу мне казалось, что он прикажет меня убить. Но вошёл ты и все изменилось, мне стало уже не так страшно. Потому, что ты защищал меня, — мой голос немного дрожит, я волнуюсь и мне трудно подобрать слова, но чувствую, что раз я вчера совершила поступок, решилась и мне нет пути назад. — Не бойся, Китнисс, наверное, Игры никогда не закончатся для нас с тобой. — А давай сделаем так: я сто раз была в пекарне, приходила в твой дом. А ты ни разу не был в лесу. Теперь мне разрешено туда ходить. Сам Сноу разрешил, — говорю не думая, просто по наитию, как мне кажется правильным. -Поэтому пойдём на охоту вместе. — Мысль мне нравится. Я давно мечтал пойти в лес. Но ни один житель двенадцатого не отваживается пойти туда. Кроме вас с Гейлом — Пит дойдя до конца фразы начинает хмурится и заметно нервничает и мне становится ясно, он опасается, что у нас с Гейлом что-то есть. — Пит, давай, соглашайся, пошли со мной в лес, охота для меня лучший способ прийти в норму. Топаешь, правда, ты как слон, но не беда — научишься. И еще хочу сказать и это чистая правда — для меня Гейл как брат, старший брат. Защитник, он научил меня очень многому, чтобы выжить в лесу. Учил ставить ловушки… — я начинаю сильно нервничать, ведь сейчас Пит, наверно, откажется идти в лес, а именно этого я и опасаюсь. — Короче, Пит, пойдём и проведем время с пользой, к обеду вернёмся. — Я понял тебя. Он тебе как брат. — Пит если и не поверил мне, то мастерски сделал вид, что поверил. Но улыбка его искренна, и глаза не лгут сейчас. Вот что мне в Пите нравится, в отличие от Гейла, который упрям просто как баран, Пит умеет быть тактичным. — Спасибо за доверие, — я подсаживаюсь к Питу поближе, он гладит мою руку, а я его. Ту самую, которую сжала вчера со всей силы. Смотрю и вижу: у Пита на этом самом месте синяк. Моя работа. Я виновато смотрю ему в глаза, небесно-голубые глаза, моего любимого цвета. Мелларк обнимает меня другой рукой, нежно-нежно и приближает свои губы к моим, смотрит в глаза как бы спрашивая: «Поцеловать можно?» и поняв, что я не против, приближает своё лицо вплотную к моему, наши губы соприкасаются. Наши языки сплетаются воедино: мой несмело пытается пробраться в рот Пита, его язык поначалу не пускает, но потом, когда я уже двумя руками, забыв, что ладонь болит, обнимаю Пита за шею, Пит позволяет моему языку проникнуть в его рот, я трусь языком о передние зубы Пита, потом проникаю дальше, нам трудно дышать, но нас это не смущает, как будто мы возвратились на Игры, в ту самую пещеру, где я целовала Пита, дыхание сбивается и мы вынужденны остановиться. Я смотрю на него и нам хорошо, хорошо и спокойно, как никому на свете. А после завтрака приходят миротворцы с каким-то чудным устройством в виде средних размеров пирамиды, я впервые вместо того, чтобы пугаться миротворцев, смотрю на всё с любопытством, оказывается — это специальное устройство для связи с Капитолием, чтобы можно было связаться с президентом напрямую в течении нескольких секунд. Мы выходим с Питом на крыльцо и вместе с миротворцами решаем вопрос, где лучше установить аппарат связи со Сноу. В моем доме живут ещё мама и Прим, а разговоры могут быть секретными, поэтому мы говорим, что для связи с президентом лучше подходит дом Пита, он живет один, но находится рядом и в случае необходимости Пит может позвать меня. Узнав, что работать он будет уже сегодня, но надо установить прибор и наладить канал связи, на что потребуется шесть или семь часов, мы идём с Питом на охоту. Вернее я забываю, что Крей просил предупреждать, когда я ухожу в лес. Но не Пит. Он говорит: — Сами предупредим, — и идёт вниз к телефонному аппарату, по дороге говорит мне, почти заговорщицким шёпотом, — Надо проверить одну мою теорию. Узнать, насколько прав Хеймитч, что мы с тобой в фаворе у Сноу. Подойдя к аппарату, Пит прикладывает палец ко рту: «тссссс» и сам снимает трубку, набирает номер, 05, объясняет мне: Штаб миротворцев двенадцатого. Мэр при мне как-то звонил из пекарни. Тут я невпопад задаю ему вопрос: — А что, у вас в пекарне телефон есть?! Пит кивает в ответ и начинает общение с миротворцами. — Говорит Пит Мелларк, —Голос его становится чужим, холодным, с оттенком высокомерия и значительности. Брр, гадость какая. Пит экспериментирует. Я слушаю, но мало что понимаю. Наконец, Пит вешает трубку и делится со мной впечатлениями: — Хеймитч прав. Сначала подошла девушка, дежурная. Но услышав моё имя бросила трубку и побежала за сержантом. Тот прибежал и говорил, запыхавшись. Мне доложили, именно, что доложили, Китнисс, не сказали, что Крей сейчас в гараже. Через минуту к аппарату подошёл помощник Крея, майор Марлоу, ему я и сообщил, что мы с тобой идём на охоту. Он говорил очень спокойным голосом, он вообще, человек — очень выдержанный. Нам надо у забора дождаться патруля. — Патруля? Забор, что теперь патрулируют? — перепугалась по привычке я. Ведь раньше это значило конец моей охоте. — Я спросил его об этом, Марлоу говорит, что теперь ток на забор подавать вообще не будут. Приказ самого Сноу. Но зато миротворцы будут круглосуточно патрулировать периметр. Круглосуточно, Китнисс. Предупреди Хоторна, чтобы без тебя в лес не вздумал ходить: его точно арестуют. — Пока не надо. Сегодня вторник, до субботы Гейл работает в шахте, время пока есть, — и я тут же беспечно забыла об этом моменте. Вообще идея с охотой нужна и для того, чтобы отвлечься, и для того, чтобы поговорить с Питом на самую опасную тему! В лесу нас никто не подслушает, даже с планолета, если он будет в небе. Как и сказал Пит, мы дожидаемся патруля. Миротворцы впервые на моей памяти вооружены автоматами, но ведут себя невероятно странно — они очень вежливы, сообщают, что ток уже отключён и можно идти. Их командир хорошо мне знаком Сержант Торп, он постоянно покупает у меня свежее мясо. Торп мнется, но осмелев, просит меня продать ему пару белок. А если будет индейка, он купит ее целиком. Я обещаю. В лесу мы с Питом долго идем молча держась за руки, но потом я задаю Питу вопрос, который мучает меня со вчерашнего дня: — Ты веришь Сноу? — говорю тихо-тихо, одними губами. — В то, что он действительно хочет отменить Голодные игры? — Пит тоже говорит еле слышно и заключает меня в объятия. — Ты, вообще, веришь ему? — говорю шепотом, Питу прямо в ухо. — Не знаю. Но отменить будет непросто, капитолийцы привыкли к этому развлечению, они будут крайне недовольны тем, что их лишают ежегодного праздника. Могут взбунтоваться. — Скоты, — я от злости сжимаю кулаки, мне плевать, что ладонь еще болит. — Смерть детей для Капитолия праздник? — Я ненавижу Капитолий. — Пит сжимает объятия еще крепче, но он нежен. — Отмена игр так заманчива, Сноу знал, что на это мы точно клюнем, смерть трибутов на арене мы как сейчас помним. Китнисс, тебе ночью кошмары снятся? Я дрожу, мне нехорошо. — Да, снятся и ещё какие. Ору как резаная. Но сегодня я спала спокойно, никаких кошмаров. — Я кладу голову Питу на плечо, сердце стучит в груди, меня ноги плохо слушаются. — Я тоже. Значит, хоть что-то хорошее Сноу сделал. — Пит старается меня приободрить. — Я ему не верю, Капитолий — сборище невероятных уродов и Сноу — главный из них. — Меня душат слёзы, я вспоминаю погибших на арене детей, хочется выть. — А он самый кровожадный и жестокий. Китнисс, давай поклянемся друг другу, убить Сноу, если он нас обманет и не отменит Игры. — Мой «мальчик с хлебом» всегда умеет найти нужные слова, хотя сейчас он говорит беззвучно, почти не открывая рта. — Клянусь! — Я поднимаю голову и гляжу в глаза Пита: в них плещется мщение! — После Голодных игр нам и нашим семьям ничего кроме кошмаров наяву не светит, если останутся игры, нам не жить, но пусть тогда Сноу тоже умрет. —Мысли оформились в слова в моей голове, но я не произношу ни звука, я просто смотрю Питу в глаза и знаю, Пит меня понимает. — И я клянусь, Китнисс. Значит, решено. А ты давно поняла, что жизнь после игр будет хуже смерти там, на арене? — Движения губ легки, нас невозможно услышать, я просто знаю, что думает Пит. — Нет. Страх после арены начал отпускать, тогда и поняла. — Я дрожу, вцепляюсь в Пита, что есть сил. — Если Сноу солгал, он пожалеет, что не приказал убить нас там, на арене проклятых игр — Мы молчим, я просто читаю это в глазах Пита. Мы не говорим, мы думаем вместе, как одно целое, держась за руки: — Клянемся!