Четки из черного жемчуга

Внутри что-то противно тянет, разрывает, просится наружу. Что это, твою мать? Нет, нет, только не это. Я искренне надеюсь, что к так называемой «любви» это не имеет не единого отношения. Так не должно быть. Я просто не имею ни одного морального права привязывается. Нельзя! Фу! Просто запомни это, мозг. Нельзя-нельзя-нельзя-нельзя-нельзя!!! Так будет лучше для всех – и для нее, и для меня, и для окружающих. Просто нужно успокоиться и затолкать все эти грёбанные чувства, всю эту мимолётную привязанность себе в глотку, проглотить и высрать. Так будет легче. Ты и так слаб – беспомощен, словно воробей, с подбитыми крыльями, а все игры гормонов делают сделают тебя беспомощней котенка. Так просто невозможно жить - получается лишь серо существовать. Ты же уже вон сколько живешь без любви. Тебе же хорошо, правда? Да, иногда грустно, да, иногда хочется выть от одиночества, но это проходит – а боль не пройдет, нет. Она поселиться в тебе, в твоей постели, она будет напевать тебе колыбельную и целовать лучами солнца. У боли будут твои глаза – темно-карие, словно кто-то очень долго держал в закрытой ладони кусочки горького шоколада. Боль будет так же понимающе улыбаться, показывая кромку зубов – улыбаться так же как ты, чтоб тебя разорвало. Она ласково дотрагивается до плеча, легким касанием пальцев проводит одну ей понятную линию – a кишки внутри словно обмотались вокруг напильника. A потом я увижу тебя в живую: и твои чертовы глаза – кусочки талой сладости - и копну волос, в которой так здорово путаться пальцами... Наверное. Я этого иногда не узнаю. На местоимение «мы» кто-то свыше наложил вето. Мой отец? Мой род? Может сам Мерлин или Создатель? Стоит мне лишь подойти к тебе, оказаться в зоне видимости – как на лужицы из шоколада, кто-то накладывает заклинание заморозки. Мерзкие слова сами лезут из рта. Грязнокровка. Демоны, да я почти наслаждаюсь этим. Гряз-но-окро-о-о-в-ка-a-а. Медленно, на выдохе, наслаждаясь каждой буквой, впитывая каждый грамм ненависти в твоих глазах. Кроме меня, никто не смеет тебя так называть – это моя только прерогатива. Радует, что есть хоть что-то, что связывает нас. Забавно – но это самое гадкое ругательство. Мне как-то попалась магловская сказка о том, как колдунья заколдовала одну девушку, и когда та что-то говорила, ее слова превращались в драгоценности. Когда она говорила «спасибо» - из ее чудного ротика падали алмазы, когда говорила «пожалуйста» - изумруды. Когда «люблю» - жемчуг. Когда я говорю «грязнокровка» - почти наяву чувствую, как по моему языку скатывается холодный камешек. Он безвкусный. Он зарождается где-то в районе сердца – крохотная песчинка. Песчинка поднимается вверх, по лёгким, где ее окутывают тысячи слов, что я никогда не скажу, тысячи вздохов, что ты никогда не услышишь. Маленькой жемчужинкой она проходит по гортани впитывая всю горечь того, что ты никогда не будешь моей, и, скользнув на корень языка, выплевывается черным жемчугом. Грязнокровка. Боль, та самая, у которой твоя улыбка, уже привычно поднимает с пола прыгающую по камням черную бусину, и прячет ее куда-то в складки мантии. Я тебя не люблю. Нет – мне нельзя тебя любить! Слышишь? И ты никогда не узнаешь о минутах сомнений. Только раз я позволю вырваться беззвучному воплю моей «нелюбви»... Можно? На свою свадьбу с Уизелом, ты анонимно получила четки, из черного жемчуга. И может даже не удивилась. Любовь не слышит слово "нельзя".