Пообещай мне

Мертв… мой брат мертв…  — Почему? — беззвучный крик сорвался с его губ. Ему было плохо, очень плохо и больно, еще никогда ему не было так паршиво как сейчас. Даже тогда, когда Дин заключил сделку с демоном на его жизнь и отправился в ад. Даже тогда он пытался, боролся, искал способы вытащить брата, спасти ему жизнь. Сэм не сдавался до последнего, верил, что можно что-то изменить, что-то сделать. А сейчас… сейчас было больно. Очень.  — Брат!!! — крик разрезал воздух и растворился в нем. В этом крике слились отчаяние с болью, ярость с безысходностью, гнев с любовью. Сэм стоял в поле за кладбищем один, вокруг никого, кто мог бы его услышать, никого кроме Боли, Горя, и Страданий. Они окружали его, высасывали последние силы, пронизывали каждую клеточку его измученного тела.  — Почему ни я? Почему убили его? — он упал на колени. Его истощенное тело, еще не оправившееся после болезни, отозвалось болью на такое резкое падение, но Сэму было все равно. Это физическая боль была ничтожна по сравнению с той, которая железной цепью сковывала его разум, сердце, терзала душу… проданную душу, истерзанную адом, временем, испытаниями, которые услужливо предоставляла ему судьба. Сэм не смог продать душу за брата, не смог отдать жизнь. Он вообще ничего не смог сделать, чтобы спасти брату жизнь. Сэм был бессилен. И это бессилие приводило его в бешенство. Холодная ярость отражалась в его резких движениях, словах, мыслях. Но стоило ему вспомнить о том, что рядом с ним нет самого близкого, самого родного и дорогого человека в мире, то ярость испарялась, а вместо нее накатывали тоска и отчаяние. — Брат, братик…прости меня, прости за зло, прости за боль. Прости за то, что не слушал тебя и отвергал твои советы. Прости за то, что потерял веру в тебя. Прости… я все сделаю, только живи… Почему ты не можешь жить?! Дин! — отчаянный крик в пустоту. Тело начала пробивать крупная дрожь, из глаз потекли слезы. В этих слезах была скорбь, тоска, и горе. Сэм стоял перед могилой. Здесь в холодной, сырой земле лежало тело человека, который был для него всем, всей его жизнью. Только осознал он это слишком поздно. Это было тело его брата. От напоминания об этом грудь младшего Винчестера сдавила невыносимая боль. Он задыхался от этой боли. Парень резко опустился на землю и привалился спиной к дереву, стоявшему рядом с могилой брата, и наклонил голову. Прозрачные горячие капли падали на холодную землю. Младший плакал от безысходности, от Горя. Сейчас он мог себе это позволить. Никто не мог его увидеть, осудить или упрекнуть. Даже природа, казалось бы, скорбит вместе с ним, хотя как по-другому может быть на кладбище? — Сэм… Сэмми… — где-то рядом тихо прозвучал знакомый до боли голос. Парень подумал, что ему послышалось, но вдохнув глубоко холодный, почти ледяной воздух, обжегший легкие и отрезвивший его разум, Сэм понял, что не ослышался. Младший Винчестер открыл глаза и увидел перед собой такие знакомые потертые ботинки. Он боялся поднять глаза, чтобы не разочароваться от увиденного. Но знал, что не может не посмотреть. Поэтому он поднялся с земли, не отрывая взгляда от ботинок. И только, выпрямившись полностью, Сэм осмелился поднять глаза. Он скользил взглядом по светлым, потертым джинсам, кольцу на пальце, по черной футболке, по коричневой такой родной кожаной куртке. Взглядом прошелся по амулету на шее и, наконец, посмотрел в глаза. В эти зеленые знакомые и до боли родные глаза. В них отражалось то же, что было и в его душе. Те же чувства — терзающая душу боль, безысходность, всепоглощающая скорбь, отчаяние, горе, знакомая ему вина и … Любовь. Всепоглощающая и согревающая сердце любовь. Только один человек в мире способен глазами сказать всё сразу. — Дин… — одними губами проговорил младший, — брат… Сэм знал, что это невозможно, просто невозможно. Дин был мертв, но тем не менее стоял здесь, протяни только руку. Парень знал, что рядом с ним стоит призрак. Просто призрак. Таких они с братом уничтожили сотню. Но для него это был не призрак, а Дин, его Дин. Сэм смотрел на него и не знал, что делать. Ему катастрофически не хватало старшего. За все эти три недели он успел ощутить ту пустоту, которая была у него в груди и которая поглощала его целиком. Он успел возненавидеть свою жизнь, жизнь без старшего брата. И поэтому он просто захотел к нему прикоснуться и больше ничего не чувствовать. Пальцы дрожали, но неумолимо приближались к кожаной куртке. Он почувствовал шероховатую поверхность потертой кожи, рука скользнула вверх к шее, чтобы почувствовать хоть что-то живое. Пальцы дотронулись до шеи, и младший Винчестер почувствовал тепло, бьющийся пульс. Парень поднял глаза и встретился с обеспокоенным взглядом зеленых глаз, в которых стояли слезы. Сэм притянул брата к себе и обнял так крепко, как мог, до конца не веря в то, что видит и чувствует сейчас. Дин тоже прижал его к себе, боясь, что тот не поверит и уйдет навсегда. Сэм чувствовал колючую щетину, теплую кожу, и чувства накрыли его с головой. Он плакал, рыдал на плече у старшего. И его потихоньку отпускало. Та боль, то отчаяние, та грусть и скорбь, тоска отпускали понемногу. — Дин… Дин… — его голос дрожал, и он еще крепче обнял брата. — Тише, Сэмми, тише. Я здесь, я рядом, — это было произнесено с такой теплотой и любовью, какую может дать только старший брат. Они еще долго стояли, просто прижавшись друг к другу. Постепенно ребята успокоились, а эмоции, переполнявшие обоих, улеглись. Сэм немного отодвинулся от Дина, но не выпустил его из объятий. Старший тоже не хотел отпускать брата, потому что так соскучился по нему. Но Винчестер не привык к сентиментальности. Он привык быть сильным, но предательские слезы, до сих пор прокладывающие соленые дорожки на его щеках, говорили обратное. Он так много еще не сказал Сэму, так много. -Дин? — он услышал мольбу в голосе младшего. Дин никогда не умел сопротивляться этой мольбе. Этот голос всегда сопровождал его, почти с самого детства и до последнего вздоха, почти всегда. Дин мог распознать этот голос среди тысячи других. Он мог прочитать любую эмоцию в голосе младшего. Голос брата вытаскивал его из тьмы, спасал от демонов внутри него, вселял надежду, поддерживал в трудную минуту, избавлял от чувства вины, гложущего его за каждую потерянную жизнь, каждую оплошность. — Знаешь, младшенький, — неожиданно начал Дин, — ты всегда был такой девчонкой. — Дин… — в голосе младшего охотника была слышна тревога вперемешку с беспокойством и любовью к брату. — Сэмми... Знешь, раньше я не понимал и презирал людей, которые заканчивают жизнь самоубийством. А потом понял: некоторые из них лишились цели в жизни, потеряли тот стержень, державший их, не дававший рассыпаться по кусочкам. В тот момент, когда ты умер в первый раз, я захотел умереть тоже. Но не смог и нашел выход — сделка. Когда ты отправился в клетку с Люцифером, захотелось пустить себе пулю в лоб. Но не смог, потому что обещал тебе жить. — Дин на мгновение остановился, собираясь с мысли. — И каждый раз, когда ты умирал, было так больно, внутри душу будто рвали на части. Я каждый раз пытался тебя спасти и не мог. И я хотел сделать это, но ведь самоубийцы попадают в Ад... Старший замолчал. Они не заметили, как уже сидели на земле. Сэм привалился к дереву, а Дин облокотился на младшего спиной. Тот крепко держал брата , пытаясь забрать ту душевную боль, наполнявшую старшего во время разговора. Еще Сэм боялся, что Дин вдруг исчезнет, растворится в воздухе. А ему так хотелось его удержать. Короткий ежих светлых волос колол подбородок младшего. — Знаешь, перед тем как отправиться в ад, я думал, что оставил тебя, бросил. В аду было так много боли, что я думал, что захлебнусь в ней. Думал, что она разорвет меня на части… Так и случилось. Боль никогда не уходит, она остается и мучает до тех пор, пока ты не начинаешь привыкать. А когда ты привыкнешь, то она становиться другой — хуже. Становиться больнее…И сейчас меня раздирает мысль, что я бросил тебя, оставил одного… — Дин, нет, послушай! Это не твоя вина, прекрати себя мучить, пожалуйста. Диин… запомни: в том, что случилось, нет твоей вины. Запомни это! — Сэм пытался вдолбить это старшему в голову, чтобы тот наконец-то понял. – Дин, это не твоя вина… не твоя. Те, кто виновны, уже ответили, — ответил младший, с какой-то холодной решимостью, непроизвольно обняв брата еще крепче. — Что ты сделал? — с легким страхом спросил Дин. Ты же не… — Нет, они живы, — послышался облегченный вздох, —, но я так хотел их прикончить. — Я знаю, Сэмми, знаю. Но они люди, — старший Винчестер замолчал, тщательно подбирая слова, — мы должны защищать их, даже если они хуже монстров. — Мы? Ты шутишь, Дин? — горько спросил Сэм. — Ты мертв, Дин! Мертв. Лежишь здесь, в холодной земле, и твое сердце больше не бьется… — Тише, Сэмми… — … и ты больше не будешь охотиться вместе со мной, не будешь ездить в Импале. Потому что ты мертв! И нету больше никаких «мы»! И не будет больше никогда! Дин! — еще больше распылялся младший брат, эмоции рвались наружу. — Потому что ты, Дин, призрак, гребаный призрак. Тебя больше нет, и не будет! Ни один демон или ангел не хочет тебя возвращать! — Я знаю, родной, знаю… — Знаешь? И тебя это не волнует? Почему ты так спокоен? — младший уже не контролировал свои эмоции. Он повышал голос, постепенно срываясь на крик. Старший развернулся лицом к нему. — Тише, Сэмми, тише, — Дин постарался успокоить Сэма. — Я знаю, что мой путь закончен, что моя работа сделана… — Но Дин… — Не перебивай, — мягко проговорил старший, стараясь не смотреть брату в глаза. — Моя работа сделана, мой путь окончен. И я не жалею, что так случилось. Я рад, что ты жив. И ты будешь жить дальше, — наконец, Дин столкнулся глазами с младшим. Тот ничего не сказал, но слова старшего причиняли ему немало страданий. — Пообещай мне, малыш, пообещай мне, что будешь жить дальше, — чем больше Дин говорил, тем больше слез катились по щекам обоих братьев. — Пообещай мне, что проживешь эту жизнь за нас двоих, и что у меня будет племянник или племянница, и что твоя жизнь не будет похожа на жизнь нашего отца. — Дин, я не могу… — младший чуть наклонился вперед и коснулся своим лбом лба старшего брата. — Пообещай, Сэмми, — голос Дина был похож на шелест листьев, настолько тихий, что любой бы другой человек не расслышал, но только не Сэм. — Обещаю, Дин, — так же тихо ответил Сэм, — обещаю, брат. Глаза в глаза, одно дыхание на двоих, одна дорога, но две жизни. Такие яркие, неповторимые, уникальные. Два человека, которые были опорой и поддержкой друг друга с рождения. Пережившие предательство и смерть близких, испытавшие столько боли и насилия. Их судьбы были предрешены задолго до их рождения. Один должен был убить другого. Но они сломали систему. Они сами начертили свою судьбу. Сами выбрали свой путь. Они остались верны друг другу. Сейчас путь одного закончен навсегда, а путь другого продолжается. Но в его душе, израненной и покалеченной, появилась рваная рана, огромная и болезненная. Со временем она затянется, но никогда не исчезнет полностью. Останется уродливый рубец, который часто будет кровоточить. И будет больно, всегда, до самой смерти. Никто и ничто не сможет залечить эту рану, убрать этот рубец. Это будет напоминанием о самой ужасной трагедии в его жизни. Но то, что он будет хранить в своей памяти, то светлое и чистое, будет напоминать ему о самом замечательном человеке, который был в его жизни, о его родном брате.