Кларисса

Ночь. Уже настоящая черная ночь. После очередного блестящего, шумного и изматывающего концерта Майкл, наконец, вернулся в номер. Не то чтобы он хотел туда возвращаться, просто нужно было где-то выспаться, отдохнуть от всего шумного и суетливого, что принес минувший день. Все, чего он хотел - просто лечь и забыться, мысленно унестись далеко-далеко от этого дня с его постоянным беспокойством, непрерывным хаотичным движением, наполненным человеческими криками, гудками автомобилей и вспышками фотокамер. Новый город, новая ночлежка. И новые незнакомые люди. Тысячи людей. Тысячи людей, смотрящих на него восхищенными глазами, кричащих его имя, тянущих к нему руки и расталкивающих друг друга, чтобы быть поближе к сцене, быть ближе к нему. Он всегда говорил этим людям, что любит их. Но как можно любить совершенно незнакомого человека? Он верил, что это были хорошие люди. Они ведь любили его. Любили Майкла Джексона, который пел, танцевал и раздавал автографы. Но смогли бы они полюбить Майкла Джексона, который в последнее время все чаще плакал по ночам от одиночества, который был вынужден принимать успокоительное, чтобы заснуть, и который, в конце концов, был просто человеком, таким же, как они, который тоже мог уставать и хотеть простой скучной человеческой жизни, пусть и однообразной, но прекрасной в своем спокойствии и постоянстве? Наверное, это слишком скучная мечта для такой большой звезды, как Майкл Джексон. Должно быть, людям, чтобы любить его, приходится "не думать об этом". Он уже сидел на кровати и почти во сне снимал ботинок с правой ноги, когда вдруг услышал странный, едва различимый звук, похожий на тихий, робкий вздох. Это его насторожило и моментально согнало сон. Он был один в номере. Конечно, ему могло и показаться, но все равно стало как-то неуютно. Может быть, руководствуясь интуицией, он посмотрел в самый дальний и самый темный угол комнаты. Конечно, там ничего не оказалось, но спать все равно уже не хотелось, и Майкл продолжал смотреть. И чем дольше он смотрел, тем больше ему казалось, что этот угол уже не такой темный, каким выглядел вначале. Через две или три минуты такого наблюдения Майкл вдруг с удивлением понял, что видит в углу едва различимый силуэт хрупкой девочки, сидящей на полу к нему спиной. Ее тонкая фигурка, казалось, слегка светилась в темноте. Когда она шевельнулась, Майкл обнаружил, что видит сквозь нее. Девочка была... прозрачной? Но разве такое возможно? И почему она светится? А может, ему это только снится? Прежде, чем он успел что-либо сказать, девочка вдруг обернулась и, увидев Майкла, смотрящего на нее, вздрогнула, то ли смутившись, то ли испугавшись. Казалось, ее удивило то, что кто-то на нее смотрит. Или что кто-то видит ее? Широко распахнув удивленные и как будто очень печальные глазки, девочка легко и бесшумно развернулась, после чего начала плавно подниматься в воздух. Вот ее худенькая босая ножка легко оторвалась от пола, и девочка, как невесомое перышко, застыла в неподвижном воздухе. Ее легкое свободное платье бесшумно трепетало вокруг ее ножек, как хвост аквариумной рыбки. Ее длинные волосы спокойно, как будто лениво развевались за ее спиной. Девочке на вид было лет двенадцать, хотя, возможно, из-за своей хрупкости она казалась младше, чем была на самом деле. Прижав к груди тонкие ручки, она робко посмотрела на Майкла, и ее губки чуть шевельнулись. - Привет, - сказала она почти неслышно. Казалось, ее голос был таким же прозрачным и невесомым, как она сама, - Прости, если напугала. Я не хотела. Слегка качнувшись в воздухе, она начала медленно приближаться. - Кто ты? - спросил Майкл, почему-то шепотом. - Не бойся, - услышал он уже совсем близко, - Меня зовут Кларисса. Приблизившись к нему почти вплотную, она остановилась и, протянув прозрачную белую ручку, коснулась его щеки. Майкл не почувствовал прикосновения. Скорее, это было что-то прохладное, неосязаемое, как легкий ночной ветерок. Девочка убрала руку, робко сцепив ее со второй. - Кто же ты, Кларисса? - снова спросил Майкл, - Ты мне снишься? Девочка вздохнула и опустила голову. Длинные волосы всколыхнулись неторопливой волной. - Те немногие, кто мог видеть меня, спрашивали примерно то же самое. Я не знаю, кто я такая и почему не все могут видеть меня. Наверное, я призрак. Значит, я, должно быть, умерла. Какое-то время они оба молчали. Кларисса почему-то отвернулась. А Майкл продолжал смотреть на это чудо, все еще пытаясь решить, верить ли ему в то, что он видел перед собой. Девочка была такой прозрачной, что он даже не мог сказать, какого цвета было ее платье. Это действительно так походило на сон. - Давно ты здесь? - спросил Майкл, все еще шепотом, будто боясь спугнуть свою робкую и хрупкую, как дымка, собеседницу. - Даже не знаю, - она снова повернула к нему свое грустное личико, - Кажется, да. Я так хочу домой. - Наверное, твой дом далеко, раз ты до сих пор туда не вернулась. - Да, очень. Но я бы все равно не пошла без родителей. Без них мне страшно. Я жду их уже, наверное, очень долго, но их все нет, - она вздохнула и почему-то посмотрела в темное окно, - Наверное, они уже не придут. Пока она говорила, Майкл вспоминал одну старую историю, которую он то ли видел по телевизору, то ли от кого-то услышал. В этом городе, в одном из отелей была жестоко убита семья из трех человек. Тела родителей обнаружили в номере утром, а вот девочку найти так и не удалось. В номере была ее кровь, так что, возможно, ее убили здесь, а потом увезли в другое место. Но зачем? Зачем вообще кому-то убивать ее и ее семью? Впрочем, это могла быть и не ее семья. Хотя ту девочку, кажется, тоже звали Кларисса. Или это он уже придумывает? Спрашивать об этом саму Клариссу ему совсем не хотелось. Бедная девочка. Знает ли она, что ее родители мертвы? Наверное, знает. Тогда почему она до сих пор их ждет? Пока они молчали, пошел дождь. Кларисса снова посмотрела в окно. - Знаешь, когда тебя не видят, становится так одиноко, - сказала она, - Сюда иногда приходят люди. Мне нравится смотреть, как они живут. Но они живут сами по себе, а я только смотрю. Я не могу поговорить с ними. Жаль. Здесь бывали очень хорошие люди. - Знаешь, Кларисса, когда тысячи людей видят и слышат тебя, тоже бывает одиноко. И чем больше людей смотрит на тебя, тем более маленьким и потерянным ты себя чувствуешь. Столько людей сразу, наверное, не может быть родными. Столько людей, которые тебя не знают, могут любить лишь то, каким ты им кажешься, а не тебя самого. Впрочем, кто знает, я ведь могу ошибаться. - Я думаю, ты прав, - сказала Кларисса, - Знаешь, наверное, все мы одиноки. Просто некоторые из нас умеют скрывать это за множеством друзей и родных. Но, знаешь, наверное, у людей все равно должно быть свое Одиночество. Ведь каждый из нас иногда должен побыть наедине с собой. Так что, я думаю, одиночество - это не всегда плохо. Без него тоже нельзя. Как ты считаешь? - Думаю, ты права. Кларисса вдруг едва заметно улыбнулась. - Знаешь, кроме тебя, меня видели только дети. Их было всего трое или четверо, и все они почему-то очень боялись меня. Они говорили обо мне родителям, называли меня "Прозрачной девочкой", но взрослые меня не видели и не верили им. Хотя, как мне кажется, взрослые могут меня слышать. Помню, я как-то всплакнула, так, совсем немного, и человек, который был тогда в номере, тоже забеспокоился, как ты сегодня. Но он, как ни старался, так меня и не увидел, хотя смотрел прямо на меня. Интересно, почему увидел ты? Майкл пожал плечами. - Не знаю, милая. Наверное, я не совсем взрослый. Они проговорили так почти до утра. Они говорили и на следующую ночь, и все ночи подряд, пока Майкл не уехал. Он пообещал, что вернется, как только сможет. Конечно, он предлагал Клариссе поехать с ним, но она почему-то очень боялась покидать этот злосчастный номер. Может быть, она все еще верила, что за ней вернутся родители. Она умоляла его не уезжать, но он должен был ехать, должен был вернуться к детям, по которым так скучал. И он уехал, с тяжелым сердцем вернув Клариссе ее одиночество. Время шло, а он все не возвращался. Кларисса давно потеряла счет времени. И все-таки его не было слишком долго. И вот из разговора очередных временных жильцов она узнала, что его нет. Его просто нет, и она больше никогда не увидит его. Почему-то именно тогда она поняла, что ждать бессмысленно. К ней больше никто не придет. Никто. С тех пор мало что изменилось. Некоторые дети, правда, очень немногие, продолжают рассказывать родителям о "Прозрачной девочке", но это все больше походит на детские выдумки. Правда, было и несколько взрослых, утверждавших, что ночью в этом номере они слышали чей-то тихий плач. Наверное, его и сейчас можно там услышать. Но стоит ли?