Ты долбоёб, Гарри

При их первой встрече спустя столько лет Гарри вначале стремительно прошагал мимо него, вращая глазами как умалишённый, а потом резко развернулся, взмахнул палочкой и человек позади Дадли рухнул на мостовую как подкошенный. Гарри деловито пожал Дадли руку, потом, внезапно обнял его, затем залихватски закурил сигарету и три раза хлопнул в ладоши. Вокруг тут же засуетились ребята в длинных мантиях, спросили о том, нужно ли стирать Дадли память, и очень удивились когда Гарри ответил отрицательно. Вместо этого он потянул Дадли в соседнее кафе, где, не смотря на три предупреждения официантов, продолжал курить и громче всех ругаться матом. За час бессвязной беседы, за который к Гарри три раза подошли девушки и оставили ему свой мобильный, Дадли не узнал о нём ровным счётом ничего ценного. Только то, что Гарри за последние пять лет с того момента, пока они не виделись, успел умереть, возродиться, убить злого чувака, жениться и развестись, а совсем недавно - почти стать министром магической Британии. Сам Дадли стыдливо рассказал про свою нынешнюю работу и оконченный с отличием институт, на что Гарри отреагировал намного более эмоционально, чем на написанный телефон на салфетке, который ему протянула пышногрудая блондинка. Такие иногда захаживали и к Дадли, но исключительно в коммерческих целях, и оставались только на фотографиях в его портфолио. Гарри же было откровенно срать на всё это, и, если бы он не демонстрировал это настолько отстранено, Дадли бы действительно решил, что всё это подстроено. В детстве Гарри был похож на облезшего птенца с тонкой, цыплячьей шеей и огромными очками на пол лица. Сейчас Гарри больше всего смахивал на того, с кем Дадли просили не связываться родители. От Поттера, даже сидящего под открытым окном в метро, воняло гарью на весь вагон. Его волосы слиплись в чёрные сосульки и топорщились во все стороны. Сам же Гарри, отодвинув читающую бабку, тут же задремал, выпрямив ноги на весь проход. Запрокинув голову на сидение, он через одну остановку и пять осуждающих взглядов захрапел так сладко, что Дадли даже позавидовал ему некоторое время. Затем его оцепенение, начавшееся с летящего мимо его левого уха фиолетового луча, отступило, и Дадли спокойно нарушил зону отчуждения, отгоняющую от Поттера всех остальных людей. Он сел рядом с ним на сидение и начал копаться в телефоне, и через несколько станций заметил, что Гарри с интересом наблюдает за его манипуляциями через плечо. Когда они доехали до нужной станции, Гарри подобрал длинные ноги в тяжёлых ботинках, оставив после себя чёрные полосы на полу вагона, потянулся, проходясь рукой по грязной шее в разводах, и улыбнулся Дадли. На них глазел весь вагон, но Дадли впервые было плевать. У Гарри были очень длинные клыки, слишком для обычной физиологии, и Дадли ошибочно решил, что Гарри упоролся настолько сильно. На что тот каркающе рассмеялся, показал ему фак и спародировал Дракулу. Потом оказалось, что вампиры действительно существуют, а Поттер просто ещё не снял колдовство после последнего Хеллоуина. Всё это подтверждало теорию Дадли о том, что Гарри — долбоёб, но это не мешало им обоим продолжить общение. После похода в бар они хорошенько вымокли под дождём, и Дадли затащил Гарри к себе в студию. Работой он своей гордился, и не мог не улыбаться в ответ на восхищённые комментарии Гарри. Тот ходил по салону, вежливо скинув ботинки у порога, и расспрашивал об оборудовании. Дадли говорил о машинках, педалях и прочей рабочей лабуде несколько часов, а когда опомнился и замолчал, Гарри просто кивнул ему, и он продолжил. В отличии от всех остальных знакомых Дадли, Гарри не только слушал его увлечённые речи, но и задавал вопросы, что показывало, насколько внимательно он следил за ходом разговора. Гарри сидел за его шатающимся кухонным столом, подобрав под себя одну ногу, и увлечённо вычёсывал из головы угольки. Когда Дадли вконец выдохся и охрип, Гарри за чаем со смехом и шутками рассказал о том, как прошлой ночью они всем отделом тушили пожар в главном банке, который красиво оплавился внутри и теперь блестел золотом. А днём ранее — задерживали грабителей и один из напарников Гарри чуть не получил билет на тот свет, за что Гарри сломал нападающему обе руки и палочку. За этот месяц они, оказывается, предотвратили три серьёзных теракта, которые сильно отразились бы и на обычной Британии, но Гарри больше волновало то, как отвязно ведут себя шлюхи в маггловских отделениях милиции. Таская печенье у Дадли, Гарри ковырял пластыри на руках, почёсывал перебинтованное плечо, которое обнажал растянутый ворот его слишком большой футболки, и рассказывал о том, как круто, оказывается, носить бронежилет. Дадли просто кивал, в который раз ставя чайник на плиту, и выкидывал корочки от лимона в мусорку. Распрощались они ранним утром. Дадли посадил Гарри на взявшийся из ниоткуда огромный автобус, зевнул и пошёл отсыпаться, решив открыть студию на пару часов позже. Во сне он, мелкий и толстый, мыл вместо Гарри посуду, еле доставая до раковины руками, и проснувшись, Дадли на несколько часов заскочил к постаревшим родителям. Те жили всего в нескольких районах от него, но уже не имели привычку навещать, не совсем смирившись с выбором профессии. Новости о Гарри, который для Дадли действительно были хорошими, не произвели на них никакого впечатления, и вскоре Дадли ушёл, оставляя застарелое разочарование и ненависть к низенькому заморышу в родительском доме. Там на окнах лежали вязанные салфетки, на кухне царила идеальная чистота, а Дадли с двадцати одного года пошёл в татуировщики и вообще - то уже давно не считал своего кузена чем-то плохим. Старшая школа дала понять Дадли, что местоимения — важная вещь, и он научился подбирать их правильно. Отчасти именно поэтому Гарри вскоре вернулся к нему, таща под мышкой немного мятый торт, и, извиняясь, уточнил, любит ли Дадли чернику, готовясь в случае отрицательного ответа тут же бежать в магазин за новым. Но Дадли любил чернику, и они вновь проговорили весь вечер, а потом у Гарри кровь пошла носом и они играли в докторов несколько часов. Чем больше Дадли проводил время с Гарри, тем сильнее он удивлялся тому, как этот идиот умудрился дожить до момента их встречи. Почему Поттер, столь предрасположенный к саморазрушению, не сгорел, не утонул и не был убит за своё наплевательское отношение к жизни и здоровью. Здоровые места отсутствовали на Гарри с таким вопиющим старанием, что, не зная Поттера, Дадли бы решил, что тот каждый день пытается свести счёты с жизнью, но та просто пока не согласна с этим решением. Так же Гарри был откровенно несведущ, или, более того, невежественен в таких вещах, что иногда Дадли запинался на полуслове и не знал, как ответить на вопрос. Гарри спрашивал его обо всём: об ориентации и значении его татуировок, о том, во сколько Дадли впервые попробовал травку и нравятся ли ему чёрные дворняги с колтунами. За придурковатостью Гарри мог бы прятать парочку душевных травм, но они были в нём на самой поверхности, и Дадли просто не лез глубже. Разговоры от этого не становились скучнее, а Гарри постепенно говорил всё серьёзнее и спокойнее, устав шутить и материться через слово. Но его всё равно срывало иногда на весёлого дегенерата, что не мешало Дадли понимать общую суть. С Гарри было просто и ясно, и через несколько месяцев Дадли поймал себя на страхе того, что Гарри просто уйдёт, исчерпав все темы разговоров, к более волшебным друзьям. Этот страх рос и пускал в Дадли некрасивые корни из недомолвок и неловкого молчания, но потом Гарри попросил его перебить все магические татуировки, каких на нём было великое множество, и Дадли выдохнул с облегчением. Уж теперь то он не мог отпустить Гарри раньше, чем через год, и это вселяло в него хоть какую - то надежду. Незаметно Дадли стал думать о Гарри даже в его отсутствие, начал находить в своей квартире его вещи и обнаружил, что Гарри обзавёлся «своей» кружкой на кухне с шатающимся столом. Но хоть Дадли и был оптимистом, мама всегда учила его смотреть на вещи реально. Гарри не был похож на человека, заинтересованного хоть в чём-то, помимо общей интересности мира и своей работы, и Дадли просто стал для Гарри хорошим другом. Гарри водил его на Диагон-аллею, притащил в студию Дадли какой-то полубезумный цветок, делающий воздух сладковатым и абсолютно чистым, расколотил у него пару пепельниц и через два месяца с момента их первой встречи во взрослом состоянии загремел в больницу. Именно тогда Дадли и произнёс это мерзкое слово «кузен», доказывая, что действительно может увидеться с больным Поттером, которому лечили явно не ту часть тела. Человеку, давно двинувшемуся головой, не нужно было общее диагностирование, но у Гарри, как оказалось, было намного больше болячек, чем он показывал, и иногда несколько из них напоминали о себе слишком яростно. У Гарри была папка болезней толщиной с ляжку Дадли, самые понимающие медсёстры и лучший коньяк от главврача прямо в палату в любое время суток. Гарри не раз спасал эту больницу и весь этот плешивый магический мирок для того, чтобы это отношение не было предвзятым. Но это, видимо, не распространялось на его друзей. За время болезни, в которое Гарри и блевал кровью, и пару раз замирал на кровати, бледный и почти бездыханный, его посетила только школьная подруга, да и то — по чистой случайности. Дадли смотрел в завёрнутую в деловой костюм кудрявую девушку и кожей чувствовал, как она опаздывает, и это было действительно неприятно. Он словно вернулся в своё обласканное детство, когда папу бесило то, насколько медленно Гарри завязывал шнурки у себя на ботинках. Миссис Уизли поцеловала Гарри в щёку, а когда она вышла из палаты, опаздывая на очередное судебное слушание, Гарри ещё долго смотрел в потолок, комкая обожжёнными пальцами край одеяла. Дадли всё это время просто сидел в углу комнаты, укрывшись в тень от шкафа, и когда Гарри заговорил, чуть не вздрогнул. И потом ещё долго говорил себе о том, что терпение — окупается. Гарри сказал, что Гермиона считает его идиотом. Что после войны все нашли себе место в жизни, а он — так и не успел. Что внутри него — клокочущее безумие чужого умершего разума, что теперь его — только половина от целого, и он не может не рисковать. Что Джинни ушла сразу после его второй госпитализации, выплакав море слёз, а он так и не смог простить или даже понять этого поступка. Гарри сказал всё это именно Дадли, и тот услышал всё это в обычных фразах, не смешных шутках и упоминаниях вскользь. Дадли забрал Гарри из больницы сразу же, как тому стало лучше. И продолжил лечить уже своими методами, убеждая Гарри в том, что тот действительно может прийти в любое время суток, а в его шутках есть что-то смешное. Гарри крошился, линял и терял перья, но оставался самым чудесным человеком в жизни Дадли, и этого не могло изменить уже ничего. Домашняя аптечка Дадли пополнилась на несколько килограмм всевозможных лекарств, а Гарри принёс к нему своё полотенце и часто оставался ночевать на диване. Время шло, у Гарри шелушилась новая кожа на заживших ранах и ожогах, отрастали выгоревшие волосы, проходили и появлялись вновь синяки, и однажды Гарри представил Дадли своим напарникам как партнёра. Дадли в тот раз удивился сильнее их раза в два, отволок его в сторону и долго разговаривал, любуясь алыми ушами Поттера. Тот был действительно смущён, и Дадли никак не мог взять в толк — что этот человек имел общего с тем резким нахохленным Гарри, который любил материться и выкидывать салфетки с чужими номерами. А затем, присмотревшись, он понял в чём дело. Тот Гарри никуда не делся. Просто Дадли видел его другим: заштопанным и зататуированным, кусающим обветренные губы мудаком, любящим чернику. А убиваться Поттер мог сколько угодно. Дадли таким дерьмом было уже не напугать.