Тоска

Что такое стабильность? Это покой, уютные вечера, уверенная улыбка, любимые люди рядом, внутреннее ощущение свободы и материальные блага. Но все эти составляющие не гарантируют вам счастья. Такого, о котором хочется кричать или наоборот, оберегать его от чужих глаз, нежно храня в своем сердце. Со стабильностью всегда приходит счастье мнимое. Сейчас Фернандо жил именно так. У него было все. Все, о чем может мечтать обычный человек. Семья, любимая работа, любимые люди рядом, материальные блага – стабильность. Но настоящего ощущения счастья не было. Были мысли о прошлом, которые подкрадывались на мягких лапах, совсем не слышно запрыгивали на грудь Торреса и топтали, топтали там, где стучит сердце. И не было сил прогнать эту ласковую, поначалу, ностальгию, которая заставляла улыбаться, щекотала нежную кожу мягкими подушечками лап, но постепенно коготки мурлыкающей кошки все глубже и глубже впивались в кожу, доставляя легкий дискомфорт, заставляя Нандо вспоминать не только жизнь в Лондоне, но и тех, кто делал эту жизнь яркой, наполняя скоротечным счастьем. Это больно. Кошка превращалась в дикого зверя, который рвал куски плоти на части, чтобы добраться до сердца. Так случалось всякий раз, кода Торрес думал о Давиде. Ведь не любит уже, так почему же ему не дает покоя безумный прекрасный образ Луиза? Это была тоска о том, чего уже не будет никогда. В Мадриде он часто оставался один в большом доме. Жена с детьми чуть ли не каждый вечер проводила у самых близких друзей или родителей. Столько лет не имея возможности делать это, Олалья как заново родилась. Посвежела, на лице бесконечно играла нежная спокойная улыбка. Не только ведь Фернандо, но и она вернулась домой. Торрес лежал в ванной, до краев заполненной теплой водой и невесомой белоснежной пеной. Смотрел на эти мыльные облака и не понимал, зачем он устроил этот дамский вечер, только лепестков роз не хватало для полного антуража. Даже свечи зажег. Может для того, чтобы создать уютную атмосферу для выплеска своей тоски? А может потому, что Давид сделал так же в первый раз, когда они остались наедине. Фернандо обрел профессиональную стабильность в родном городе, в клубе, за который играл с детства, и какой-то участок его мозга, который отвечал за тревогу и переживания остался пустым. Его нужно было чем-то занять. Может поэтому вакантное место тянущей боли заняли мысли о Давиде? Неотъемлемым атрибутом такого приема ванны было распитие ледяного шампанского. Кисловатый, но легкий алкоголь приятно охлаждал. Фернандо не заметил, как запотело большое зеркало, висящее на светлой плитке, как ванная комната погрузилась в пелену пара, все его мысли были направлены по одному пути. Он как никогда хотел поговорить с Давидом. Услышать его родной голос. Все же не чужие. Они вместе пришли в «Челси», дебютировали за клуб в один день, вместе выиграли Лигу Чемпионов и вместе одержали победу в финале Лиги Европы, вместе ушли. Победы на двоих, неудачи на двоих, одна боль на двоих, они все делили на двоих, до какого-то определенного момента. Но сейчас Нандо не хотел думать об их разладе, о том, как тяжело было пережить тот год, когда Давид отдалился. Не хотел и не думал. Он вспоминал его заботу и нежность, горящие глаза, серьезное лицо, когда они оставались вдвоем. Давид менялся до неузнаваемости, любовь к Нандо меняла его совершенно. Он брал красивые руки Торреса и подолгу мог рассматривать линии на его ладонях, лежа на ногах Нандо. Спокойный по характеру Фер упивался такими метаморфозами. А потом Давид целовал его ладони, прикасался кончиками пальцев Нандо к своему лицу, а Торрес чувствовал едва ощутимые прикосновения ресниц Давида к коже. Они могли целоваться часами. Столько необъяснимой нежности Торрес не получал ни с одним любовником. А на тренировках Давид снова становился собой, веселым и бесшабашным шутником-затейником, который неизменно поднимал настроение всей команде. Но нежность во взгляде, когда он смотрел на Торреса, не пропадала. Терять было нечего. Мокрой рукой Фернандо взял мобильник, лежащий сзади его головы на широкой полке для мыльных принадлежностей. В одной руке бокал с шампанским, в другой телефон. Нандо усмехнулся и снова сравнил себя с женщиной, которая страдает от неразделенной любви, в одиночестве напивается и звонит предмету своего обожания. Торрес не слышал голос Давида около полугода. Последний раз они разговаривали после поражения «Фурии» на Чемпионате Мира в Бразилии. Луиз звонил, чтобы поддержать. После еще более горького поражения бразильцев от сборной Германии в финале, Нандо не смог набрать номер Давида, чтобы ответить ему тем же. И все. Контракт с ПСЖ был подписан еще до начала мирового чемпионата, поэтому в Лондон Давид больше не вернулся. Нандо закрыл опьяневшие глаза и сжал пальцами телефон. Вдруг номер сменил или трубку не возьмет? Перезванивать Торрес не станет, приняв это на свой счет, убедит сам себя, что Давид просто не захотел говорить. Ему было страшно за свое самолюбие, за уязвленное чувство гордости. Хотя, какая к чертям гордость. Как настоящая отчаянно влюбленная женщина, Нандо нашел в списке нужный номер и, затаив дыхание набрал, вслушиваясь в гудки. Но он не был женщиной и влюбленным тоже, Торрес знал, что боится за уязвленные чувства и понимал, что это дурацкое ощущение тревоги нужно послать нахрен и быть собой, мужчиной, который просто скучал по былым временам. - Давно не слышал тебя, привет, - Давид снял трубку неожиданно быстро. - Давид, привет, - Нандо согнул ноги в коленях и сел в ванной, прохлада тут же окутала мокрые плечи, его пробрала дрожь. - Хотел что или так? – Давид был небрежен, но он был настоящим, не играл роль старого приятеля, который рад слышать Торреса. - Так, - тихо ответил Торрес и поэтому короткому слову Луиз понял, что Торрес скучает, по искренним интонациям Фернандо всегда и все было понятно. - Я тоже скучаю, Фер, - скрывать или юлить в разговоре с Нандо Луиз не хотел, да и не привык. – Хорошо дома? - Не то слово, - Нандо расслабился, сковывающее плечи нервное напряжение отпустило, и Торрес снова опустился в теплую воду. – Знаешь, как будто не было этих семи лет отсутствия. - Я смотрел презентацию, это невероятно, Фер, тебя безумно любят, - Давид говорил с улыбкой, Нандо это чувствовал. – Краснеешь? - Да, - щеки Нандо залило румянцем, мировая известность, но за столько лет не привык к этому и всякий раз, когда к нему проявляли повышенное внимание, кровь жаркой волной приливала к лицу. - Я обожал твой румянец, когда целовал тебя, - Давид говорил об этом так, как будто они виделись неделю назад, и тела обоих еще помнили прикосновения друг друга. Нандо закрыл глаза, дышать стало трудней, в паху заныло. Он как будто ощутил прикосновения губ Давида, провел языком по своим. Ему хотелось преодолеть это расстояние от Мадрида до Парижа и прижаться к Луизу. Банальные желания. - Я тоскую Давид, - изворачиваться и скрывать свои эмоции в беседе с бразильцем не имело смысла, иначе тогда зачем был этот звонок. - Я тоже, Нандо, я тоже, - Давид немного помолчал и добавил. – Но ты же понимаешь, что уже ничего не будет, что мы уже не те, какими были три года назад. Так случается, Ниньо, и так лучше для нас. Соленая пелена застилала глаза Фернандо, но не потому, что ему было обидно от нерадужной правды, которую высказал Давид, просто это на самом деле было так. Так почему же так тоскливо было порой? - Ты прав, как и всегда. Целую тебя, - тихим голосом, смахивая слезу, сказал Нандо. - И я тебя, Фер. Береги себя, - вторя тишине на том конце провода, сказал Давид и нажал на сброс. Фернандо услышал короткие гудки. Вот и всё. Но на душе появилась лёгкость. Он как будто отпустил боль и тяжелую тоску, и черная кошка с блестящей шерсткой свернулась глянцевым клубочком на груди, прекратила раздирать ногтями тело, чтобы добраться к сердцу. Раны затянулись. Вода в ванной остыла, шампанское в бутылке закончилось. Фернандо обтер мокрое тело пушистым полотенцем. Хотелось спать. И мысли больше не тревожили. Они больше никто друг другу. Больно? Да. Но это жизнь. При встрече в качестве соперников на поле они обязательно крепко обнимут друг друга, а черная кошка снова заточит коготки о нежную кожу в области сердца.