Зимой 1812...

Идти... Главное - только вперед... Ведь где–то за ослепительной стеной любимая Франция, чье имя я ношу... Влажный от бесконечно падающего снега камзол начинает каменеть, замедляя и без того медленное отступление... Одежда, ставшая невыносимо тяжелой, обжигает непривыкшую к русским морозом кожу. Каждый шаг дается с колоссальным усилием — сугробы будто не хотят расставаться со своими пленниками и крепко обнимают закоченевшие ноги. Ресницы покрылись корочкой льда, мешая обзору. С трудом оборачиваюсь — солдаты уже побросали и артиллерию, и тяжелое оружие. Сзади едва можно разглядеть засыпанные снегом бездыханные тела... Да... Все больше и больше замечательных воинов погибают не так, как подобает солдату, на поле брани, в крови врага, а в позорном побеге. И это чувство, будто мы умираем зря, не сделав то, ради чего шли сюда, бросив на родине жен и детей, разъедает душу изнутри. И сразу становится так невыносимо холодно в душе, что сорокаградусный мороз даже и не чувствуется. Сзади, преодолевая вой метели, слышится предсмертный стон и хруст проломленного под тяжестью тела снега. Еще один... Который по счету? Я сбился уже на пятнадцатом. Вьюга продолжает покорно подчинятся известному русскому генералу, захватывая неприятельские войска в ледяной плен... Мы подходим к лесу. Тропа, уходящая в глубь, припорошена идущим снегом. Но все – таки я заметил — слишком уж хорошо она видна, и это, похоже, настораживает не меня одного — остатки моего отряда неуверенно и недоверчиво переглядываются между собой. Потом один молодой парнишка, решившийся озвучить и так понятный вопрос, громко и четко, на сколько позволяли закоченевшие губы, хриплым голосом сказал: — Может, в обход? Я улыбнулся. По–хорошему и правда надо обойти лес, но секунды промедления могут стоить еще чьих–то жизней. Юноша буравит меня пристальным взглядом, и я, вложив в ответ как можно больше беспечности, ибо заранее пугать моих ребят мне абсолютно не хотелось, на выдохе произнес: — Я уверен, бояться нечего! Тем более, это самая короткая дорога из всех известных. Парень отводит взгляд и неуверенно прикусывает нижнюю губу. Невооруженным взглядом видно : эта идея его не устраивает , но, позволив сомнению взять верх только на мгновение, молодой солдат решительно поднимает глаза и смотрит так, что непроизвольная дрожь пронзает мое замерзшее тело. И некогда Великая армия Наполеона Бонапарта двинулась в путь, прямо в глубь русского леса... *** Мы идем уже не один час, а конца чаще все нет... За мной идут только лишь четверо - остальные испустили дух. Хах, а ведь остатки отряда - самые подлые трусы из всей моей армии! Если мы натолкнемся на партизан, чувствую, что найду здесь могилу. Эх, жаль того паренька! Он отправился на покой одним из первых, как только мы зашли в этот чертов лес. А ведь я знаю : он жаждал сражений и битв, а погиб так банально, для настоящего времени — от холода и недостатка пищи. Уже совсем стемнело, кажется, мы сошли с дороги, но сейчас все равно ничего не разберешь... Какие же темные в России ночи!.. Сразу подступает такая невыносимая усталость, что я мог бы уснуть прямо на месте. Веки, словно налитые свинцом, опускаются, будто надеются защитить мой организм от этой ужасающей картины : спереди лишь темнота огромного, нескончаемого леса, да смертоносный вальс метели... Позади послышались выстрелы. Если быть точнее — пять выстрелов. Не успев схватиться за оружие, я почувствовал тепло... Тепло пули, впившейся в плоть своей погибельной силой... Я обернулся — четыре бездыханных тела лежат в сугробах. И у всех простреленное сердце... Какие же русские партизаны расчетливые и точные — ни одного лишнего движения, ни одного лишнего выстрела... Подношу пальцы к теплу. Что и следовало ожидать, они все в крови.Ха, а мне еще повезло — меня ранили в плечо... Зажимая одной рукой кровоточащую рану, оборачиваюсь... Ноги подводят в абсолютно неподходящий момент, я почти чувствую поцелуй снега с моим телом, но, вопреки моим ожиданиям, я ощущаю горячие большие руки, нежно, почти по-матерински, прижимавшие меня к чужому телу... -Франциск? Слышишь меня? -Иван, ты... Это все, на что меня хватает, голос пропадает, силы покидают меня, но я продолжаю льнуть к горячему телу... Иван, если ты — последний, кого я вижу в своей жизни, знаешь, я не жалею... *** -Эй, кого ты там подобрал?! -Его надо как можно скорее подлатать и отдать французам. -Ваня, ты свихнулся?! Разве мы отдаем пленных обратно? Брось его, нам не нужны лишние затраты! Еще чего не хватало — врагов в живых оставлять!!! -Может других не отдаем, но этого мы должны передать. И никаких возражений. Быстро поставив на место хамоватого партизана, Россия снял военную шинель и плотно закутал закоченевшее тело Бонфуа. -Что ж ты так неосторожно? В войну нельзя ходить в мой лес... - нежно шептал русский, мягко гладя ледяные волосы. Иван покрепче подхватил бессознательного француза и, крикнув отряду, что бы не отставали, скрылся меж деревьев...