***
Если ты хочешь стать другом Микото Суо, ты должен запомнить одно простое правило — у тебя тоже есть голова на плечах. Разум Суо отличается от вашего мышления, но нельзя превращать в приказ каждое слово или движение руки. Если ты считаешь Микото плохим королем — считай вслух, если считаешь «Хомру» слабой — уходи, не бойся смерти от рук «красных». Отличайся от подчиненных своей точкой зрения. Умей говорить Королю «Нет».***
Если ты хочешь стать лучшим другом Микото Суо, тебе не нужны будут всякие наставления и правила поведения, открывающие верное решение (то ли верного решения нет, то ли сборника такого, то ли лучших друзей у Королей). Фактом было бы то, что у Королей нет лучших друзей, если бы не Изумо. Изумо могли завидовать из-за его неприкосновенности. Не вглядываться в суть и говорить, что ему просто повезло оказаться рядом с одним из самых сильных людей. Шепча обидное и колкое за спиной, каждый боялся оказаться на месте Кусанаги.***
Когда Ята впервые приходит в «Хомру», он замечает невидимую связь некоторых людей и мысленно восхищается. Эти двое сразу бросаются в глаза, а Анна, следуя по пятам за Королем, кажется ему неким центром всего клана. Он невольно думает, что у них с Фушими образуется довольно плотная нить, связывающая их пальцы. Ярко-красная или бесцветная, прозрачная, обжигающая все пальцы... Без разницы. Их связывает что-то, чему Ята не может найти объяснение.***
Ята уверен, что Кусанаги и Суо связывает далеко не нить. Прошлое. Их связывают — воспоминания, возрастные изменения, полуубыки, оказывающиеся прочнее стальных цепей. Они настолько верны себе, что могут сами держаться, не завися от какой-то формальности, которая якобы поддерживает их вместе. Ему очень и очень хочется отдать на хранение свою душу, но рядом — отвернутая голова и наглые смешки.***
— Миса-а-аки, — тянет он и опрокидывается на диван, — что ты думаешь о Синем клане? Об остальных? Их же действительно много. — Попасть туда сложнее, чем ты думаешь. Наше нахождение в «Хомре» — чудо. А если не чудо, то просто совпадение, — не отрываясь от пересчета карт, что не мешает ему говорить нравоучительным тоном, отвечает Ята. Они играют на желание; Ята обещает себе и своей достоинству, что точно выиграет. — Ты такой сентиментальный, — посмеивается друг, садясь напротив. Впрочем, Фушими играет слишком хорошо и обладает слишком хитрой фантазией, чтобы иметь право на проигыш. Злиться на него получается у Мисаки лучше всего. Лучше, чем кататься на скейтборде, хватать какую-нибудь булочку или печенье, пробегая мимо стола, лучше, чем бывает все его относительно короткой жизни. Фушими обыгрывает его, загадывая что-то совершенно абсурдное, и в такие радостные моменты, наполненные легкостью близости, злиться за проигрыш у него не получается.***
Мисаки вообще думает, что злиться за проигрыш — последнее дело. В обращении с огнем его тренируют парни из «Хомры», показывают хитрые приемы, уклонения, заставляют еще больше полюбить это дело; иногда они устраивают шуточные поединки, иногда — шуточные поединки с Фушими. В основном они заканчиваются усталостью во всем теле, но неопознанный победитель сигаретным дымом растворяется в воздухе — оба слишком упрямые, чтобы проиграть лучшему другу.***
Ята не знает, что через некоторое время они будут валиться от усталости и настоящих ран, которые будут кровоточить еще пару дней, напоминания о своей важности. Такие вещи можно вылечить, замазать, заклеить, но не забыть. Потому что слишком упрямые, чтобы проиграть лучшему врагу.***
Мисаки смотрит на спину Фушими и раз за разом прокручивает в голове каждый взгляд, каждый жест, касание, близость, игры, карты, завтраки в тишине или ужины с алкоголем, совместные дурацкие фильмы, которые были куплены только лишь ради очередного спора о том, какой же все-таки герой лучше — вон тот, которому велика кепка, или его противник, носящий глупые черные очки? Он давно отвык от мыслей о лучшем друге. Когда не видишь рядом привычных людей, начинаешь забывать их волосы, смех посреди ночи, перепады настроения или запах. Ята тоже думал, что забыл — окончательно и намертво, вырывая из себя все привязанности. Но Фушими улыбчиво размахивает мечом, а от всех звуков в голове не спрятаться и не скрыться. Из-за этого он пропускает удар в плечо. Огненным клинком.***
Использовать две силы, думает Ята, использовать силу клана, который ты предал, это как уронить свою мать на землю, а потом проходить по ней вперед-назад. Фушими делает это без каких-либо внешних различий, и нитка, связывающая их пальцы, сжигается в красно-синем огне. Ята не знает, чего больше хочет: заплакать или разодрать Фушими лицо.***
Кусанаги неизменно рядом с Королем. Микото похож на человека, строго уверенного в своих действиях и не спрашивающего никого, но иногда Ята думает, что он все-таки делится всем (абсолютно всем — выкидывает себя до конца) с Изумо. Иногда ему кажется, что намного ужаснее привязаться к человеку, что слабее тебя, потому что он в любой момент может раствориться к еле пробивающейся траве, не сумев увернуться от удара на очередной битве. Микото, наверное, испытывает такой удушающий страх, что его можно только давить, давить и давить, но никогда не показывать другим.***
Изумо настолько рядом с Королем, что Мисаки физически больно на них смотреть. Он отводит взгляд, цепляется за серые рандомные вещи в комнате, но не может не вернуться к двум красным точкам. Он пытается найти кого-то, кому можно было бы отдать свою душу, но руки единственного кандидата покрыты синими искрами. Ята правда боится, что сожжет себя дотла, но вычеркнуть редкие бои не может.***
Микото умирает раньше, чем Изумо. Непростительно раньше. «Привет, я всегда думал, что по законам жанра и хэппи энда все слабые герои умирают прямо перед началом лучшего мира. Или умирают сильные, защищая свою единственную любовь». (Кусанаги ненавидит себя за то, что не смог остановить его, заставить поверить в то, что будущее возможно и без мести, без необузданной ярости в глазах, но он не сказал, не предотвратил, не спас. Какой же он, блять, друг?)***
Со дня смерти прошло несколько дней, а Ята только задумался: что, черт возьми, осталось от души Изумо, если от буквально сросшихся братских душ оторвали одну — ту, что по определению чужая, поэтому не может существовать без владельца. Приютить душу нельзя — увы. Ята знает это чувство — когда у тебя есть руки и ноги, ты чувствуешь свою силу, пляшущую внутри, но не можешь ничего изменить. Ты такой маленький, а вселенная такая страшнаястрашнаястрашная, что Мисаки боится засыпать.***
Ята находит его в собственном баре, вертящим в руках полный стакан чего-то ярко-красного. (В мозгу Изумо крутится только одна мысль: «Это не его, не его, черт возьми, цвет; а если бы был его — имею ли я право пить это что-то, ведь я никогда бы не смог повторить его оттенок».) Ята садится рядом и просит решительно ничего, только теплого тела на соседнем стуле и пустую душу. (Кусанаги внутри взрывается и просит чью-то спину, на которую можно было бы облокотиться.)***
Анна растет; с каждым днем в ней все больше от Микото. У нее пламя напоминает яркие вспышки ярости бывшего Короля, напоминает его волосы, напоминает его, напоминает столько всего, что Изумо правда думает, что он до сих пор любит не Анну, маленькую девчушку с огромным сердцем и огромными проблемами, а простого Микото. Изумо научился контролировать свои эмоции всякий раз, когда видит ее пламя. Изумо научился гнать из мыслей образ Короля, когда он чувствует тяжесть на своих коленях и гладит чужие блондинистые волосы. Он только не научился не бояться того, что схожесть с пламенем Микото убьет ее — настолько же далеко от Кусанаги. И без права что-либо менять.***
Он забывает, что нет на свете двух похожих людей. Как и огня, схожего всеми искрами и бликами. Анна умирает у него на коленях, а Изумо ненавидит себя за то, что в мыслях оказывается на несколько лет раньше — когда он бы держал чужую красную и безумную голову и отгонялся от хаоса в голове, находясь рядом во время смерти самого близкого человека.***
Он не присутствовал при смерти Микото. Из-за своих фантазий он не присутствовал еще и при смерти Анны. Красный — цвет убийц, клоунов и колдунов. И он подходил только той обжигающей душе, что может приучить любого, но не могу успокоить себя. До Кусанаги это оглушительной пощёчиной доходит только через множество лет.***
Если ты привязан к человеку (нитью или прошлым), готовь свое сознание для множества выборов и сомнений. Бывает так, что ты привязываешься к человеку против своей воли, но настолько прочно, что у тебя разрывается личность на две части — там, где он есть, и там, где его нет. Бывает так, что после таких связей у меня внутри остается маленькая надежда на то, что ты потеряешь память и не вспомнишь этого человека. (перспектива забыть вашу дружбу казалась смертью, когда он был рядом. Теперь смертью кажется — помнить.) Мисаки и Изумо ничего не связывает. Схожие проблемы — это настолько тонкая нить, что не приносит никакой боли — физической или внутренней. После всех расставаний только это способно спасти.***
Ята старается не кричать слишком громко и бурно и встает рядом с ним. Он обещает себе, что не умрет раньше Кусанаги.