Расплатись

Когда была хорошая погода, Ричард любил гулять по Лондону под какой-нибудь джаз. В парке к нему подошел высокий мужчина и с извиняющейся улыбкой попросил отвлечься от музыкального экстаза. Точнее, он только махнул рукой, и Ричард все понял. – Здравствуйте, простите, что перебиваю вас, но вы не Ричард Брук случайно? – Да, это я. – О-о, – незнакомец аж весь вытянулся от радостной новости. – Вы ведете передачу для детей на Шестом канале? Брук залился краской удовольствия, осознав, в чем тут дело. – Да, это я. – Моя дочка обожает вас! Могу я попросить автограф для нее? Ричи незамедлительно расплылся в улыбке. – Конечно! – Вот только, – незнакомец с виновато-растерянным видом пошарил в карманах куртки. – У меня при себе нет ни ручки, ни блокнота... Слушайте, вы не откажетесь немного пройтись со мной до автомобиля? Буквально пару ярдов? Люси, кстати, ждет там. Она с ума сойдет от счастья, когда увидит вас! Ричард немного стушевался от такого фанатизма, но зачем лгать – ему было неимоверно приятно. Он уже подошел к четвертому десятку и имел какие-то успехи на сцене театра, но в качестве киноактера его едва кто-то знал. Ричарда никуда и не приглашали, кроме реклам и детских шоу. Благо, его лицо все еще сохраняло милые, наивные черты, которые могли расположить к нему зрителей. – Хорошо, прогуляемся, – бодро ответил Ричи, не замечая под этой просьбой ничего подозрительного. Перейдя через дорогу, они приблизились к белому минивэну, припаркованному за углом здания. – Ой, простите, мне звонят, – извинился незнакомец и немного отстал, чтоб вытянуть из кармана джинсов мобильный. – Люси на переднем сидении. Наклонившись, Ричи и правда увидел милую девчушку с веснушками и длинными косичками. Ей было от силы лет шесть. Но не успел актер поздороваться, как незнакомец, незаметно подступив сзади, одной рукой обхватил его поперек груди, а второй прижал ко рту марлю, пропитанную хлороформом. В нос ударил резкий сладкий запах, и Ричард забрыкался, беспорядочно махая руками, пытаясь оттолкнуть злодея. Но тщетно. Испуганно, жалобно скуля, словно побитый щенок, он потерял сознание. С хозяином девочки Себастьян уже расплатился, поэтому велел ей сейчас же уходить. Взяв обмякшее тело Ричарда под колени, он уложил его на заднем сидении и накрыл пледом. ххх В этом мягком клетчатом коконе актер был доставлен к дому Морана. Закрыв за собой высокие металлические ворота, полковник вытянул из минивэна большой, но достаточно легкий сверток, и сразу же направился в подвал. Там Ричи немного полежал на каменном пыльном полу, пока Моран сдвигал в сторону шкаф, чтоб открыть замаскированный люк в новое помещение. Они спустились еще ниже. Этот подвал был такого же размера, как и его верхний аналог. Просторный, периметром в десять ярдов. Их сразу же укутали холод и сырость, исходящие от бетонных стен, словно от кондиционера. Моран мог утеплить комнату, но не стал этого делать, иначе какой смысл похищения? Полковник оставил входную дверь открытой, чтоб видеть валяющийся в углу матрас, на котором должен отдохнуть его гость. Уложив Ричарда, он стянул с него плед и коснулся ладонью мягкой, теплой щеки актера. Как похожи. Близнецы ведь. Покорная неподвижность Ричарда напомнила Морану о теле Мориарти, которое он две недели назад укладывал подобным образом. Только в деревянный ящик. Тот день... Пока Джон Уотсон провожал носилки с телом Холмса тяжелым, обреченным взглядом, на крыше с Себастьяном творилось немыслимое. Даже когда на войне его товарища разорвало снарядом, и от того остались только усеявшие поле ошметки, – даже тогда Моран вел себя относительно спокойно. Но от вида мертвого Джима в его нутре словно что-то прорвало, словно переключился какой-то тумблер, и все чувства сразу начали выходить наружу. Сидя на коленях и пачкаясь в крови босса, Себастьян орал и стенал так, словно был одержим демонами. Его било ознобом, а внутренности выкручивало из-за придушенных рыданий. Моран помнил, как взял босса на руки и почувствовал ладонью дыру на его затылке. Когда желание кричать и молотить кулаками бетон прошло, Себастьян зачем-то начал покачивать Джима. Влево, вправо, влево, вправо. Вверх, вниз, вверх, вниз. Словно хотел убаюкать его в последний раз. Себастьян был готов пойти совершенно на все, чтоб защитить Джима, но Мориарти пренебрег его чувствами. И теперь кто-то должен расплатиться за это. ххх Ричард испуганно охнул, очнувшись в темноте. Он даже собственных рук не видел и подумал, что ослеп. Под потолком была установлена камера с режимом ночного виденья, и Моран наблюдал за тем, как актер обшаривал стены, загнанно дыша. Интересно, он боится темноты так же, как Джим? Ричи вскрикнул, натолкнувшись ногой на жестяное ведро, которое отныне заменит ему санузел. Он уставился в пустоту ошарашенным взглядом, и Себастьян подумал, что да, – вполне возможно, у близнецов одинаковые фобии. Ричарду казалось, что в любой момент из кромешной тьмы его может схватить чья-то уродливая лапа. Или что его кто-то толкнет, завалит на землю и начнет колотить. И он даже не увидит, что это за существо. Актер по памяти прошел обратно к матрасу и, подобрав плед, плотно укутался в него. Он не знал, сколько пробыл без сознания, но успел продрогнуть от холода. Брук вспомнил все произошедшее. Похоже, его похитили. Но зачем? Почему именно его?! – Помогите!! – заголосил актер. – Прошу, помогите! Кто-нибудь! Но в ответ тишина, разбавлена с эхом его собственного голоса, надорванного из-за ужаса. Ричард всхлипнул. Его убьют? Его будут пытать? Для чего его похитили? И почему? – Прошу, выпустите меня! – заорал Брук в пустоту, борясь с застрявшим в горле комом. – Я ничего не сделал! Я всего лишь актер! Я читаю сказки детям! Вы же узнали меня! Я ничего не сделал!! – повторил он отчаянно. Ричарду было так страшно в этой тьме, что он не мог присесть. Актер начал измерять камеру шагами вдоль и поперек, в глубине души боясь нащупать руками то, что ему не следует. Но в последствии ему удалось добраться до двери. Та была заперта и не поддавалась. Да и как, если она была железной и наверняка запертой на несколько засовов с противоположной стороны. Бруку оставалось лишь на ощупь вернуться к матрасу и ждать. И надеяться на здравый ум своего похитителя. В камере была только узкая щель вентиляции, и он понятия не имел, сколько времени, и вообще – день сейчас или ночь. Актер лежал на холодном жестком матрасе и смотрел в одну точку. ххх Ричард не знал, спал он или нет. Тьма никуда не исчезала. Ему казалось, что прошла вечность, но реальный страх актер ощутил вместе с чувством голода. Похоже, его решили просто запереть тут навсегда. И он умрет от истощения. Актер подошел к двери и что есть сил постучал. – Там есть кто-то? Прошу, выпустите меня! Умоляю вас! Я сделаю все, что угодно! Брук сел на корточки и облокотился о дверь ладонями, наклоняясь чуть вперед. – Прошу вас, – заныл он в невидимую щель. – Тут очень холодно... И... Я очень голодный. Пожалуйста, хотя бы скажите мне, кто вы такой. Брук не знал, что прошло уже десять дней. За это время холод вселился в его тело, словно какой-то дух, и актер не мог согреться, сколько бы упражнений не делал. А физически напрягаться становилось все труднее и труднее, потому что организм стремительно терял силы. У Ричарда и хлебной крохи во рту не было со дня заточения, он бы наверняка умер, если б на донышке жестяного ведра не было немного воды. Большая ее часть вылилась на пол, и Брук пил, а затем вылизывал остатки этой маленькой лужицы, словно животное. Он думал о том, чтоб пить собственную мочу, вот только даже сходить было нечем. Ричард не мог заснуть из-за холода. Иногда он отключался на какие-то секунды, а потом резко содрогался, едва тело успевало расслабиться. Его замораживало изнутри. И, Господи, как же он мечтал помыться. – Прошу! – кричал Брук в темноту каждые часа два. – Пожалуйста, если вы меня слышите, сжальтесь надо мной! Я не сделал ничего плохого, клянусь! За всю жизнь! Я всего лишь читал сказки!.. – Ричард заплакал бы, если б было чем. Хорошо, что он все еще мог говорить. – Я жил в Дублине, закончил там театральную школу, потом переехал в Лондон, чтоб учиться в Академии. Я... Я только актер! Всего лишь актер! Дайте мне поесть, пожалуйста! Или хотя бы попить! Я не могу больше! Я не выдержу! Мышцы свело от усталости, и Ричард рухнул на колени. Себастьян не мог видеть его крупным планом, но даже с такого расстояния он различал выражение лица своего пленника. Тот начал мотать головой, словно оглядывался по сторонам, и, черт, Себастьян ощутил легкий холодок, когда увидел эти выпученные на все лицо глаза, в которых застыло совершенно бессмысленное выражение. Ричард заныл, а затем опустился на голову, опираясь ею об пол вместо рук. Моран почему-то вспомнил фильмы об одержимых и, глядя на Брука, в какой-то момент поверил, что тот сейчас начнет стенать нечеловеческим голосом и прогибать суставы в противоположные стороны. Но пока ничего не происходило. И Моран, наконец, решил сделать первый ход. Он знал, что организм Ричарда требует чего-нибудь плотного. Но от тяжелой пищи его потом будет тошнить, поэтому Моран решил обойтись тарелкой бульона и стаканом воды. Он слышал, как испуганно ахнул Брук, когда засовы на двери задвигались. Вскоре Моран вошел, и Ричи ощутил невероятное облегчение от того, что может видеть полоску тусклого света. Он, было, и правда решил, что его ослепили. Вжавшись в стену, актер наблюдал, как высокий мужчина подошел к матрасу, над которым оказалась розетка. Точно. Ричард нащупывал ее. Мужчина воткнул туда вилку небольшого ночника, и в камере замерцал огонек слабого, будто лунного, света. Но даже он вызвал резь в глазах актера. Сощурившись, Брук отважился спросить: – Кто вы? Ему не ответили. – Почему вы держите меня здесь? На белом пластмассовом подносе Ричард заметил одноразовую миску с какой-то парящей жидкостью внутри. Его желудок болезненно свело от запаха еды. – Съешь все сейчас же. При мне, – проговорил мужчина твердо, и Брук тут же пискнул: – Хорошо. Он был готов съесть, что угодно. На подносе стояла только одна тарелка, и Ричард на мгновение застыл от нерешительности. Но всего лишь на мгновение. Затем он взял миску обеими руками и начал вливать себе в рот юшку с плавающими в ней макаронами, пачкая подбородок и грудь, обжигая горло. Но закатив глаза от удовольствия. Моран опустил взгляд на его запятнанную, словно вывалянную в грязи рубашку. Допив весь бульон, актер с грустью подумал, что голод это не утолило, и вскоре ему станет только хуже. Ведь саднящее чувство в животе уже почти покинуло его, еще немного, и он бы начал отказываться от еды. Актер осушил стакан с обычной водой и жалобно вздохнул. – Кто вы? – попытался он вновь. – Почему вы держите меня здесь? Моран ушел. Он начал приносить Ричарду еду раз в день. Иначе у организма Брука не будет энергии, чтоб бороться с холодом и сыростью. ххх Впервые это произошло, когда Себастьян принес в камеру железный таз с водой. – Раздевайся, – скомандовал он. Одежда к этому времени уже прилипла к телу Брука. Он постоянно чесался и сам морщился от своего отвратительного запаха. Поэтому выполнил этот приказ почти с радостью. – Все снимай. Себастьян вытащил из тазика плавающие там шампунь и губку. – Вставай сюда. Содрогаясь от холода, Ричард опустил стопу в воду. Та была слегка теплой. – Не двигайся. Сгорбившись и продолжая подрагивать, Брук покорно ждал, пока губка пройдется по его лицу, шее плечам. Себастьян выжал ее, затем снова намочил и подлил шампуня, вспенивая его на груди пленника. Брук был сильно вымотан, но неожиданно ощутил привычную ему робость. Кровь стала быстрее циркулировать по сосудам и прилила к его шее и щекам, когда грубая губка потерла поясницу и опустилась на зад. Моран двинул рукой, и поролон проехался по промежности актера, задевая яички. Ричард издал едва слышный звук, но Себастьян сделал вид, что не заметил. Он прошелся губкой по ногам пленника и обошел его спереди. Не произнеся ни единого слова, полковник провел по лобку Брука, а затем, сложив губку вдвое, – по всей длине члена. Ричард не возбудился, только слегка вздрогнул. Лишь когда он ступил назад на пол, Себастьян обратил внимание, насколько грязной стала вода. С миной отвращения Моран вспомнил загаженную одежду Ричарда. – Жди меня здесь. Я недолго, – он собрал валяющиеся на полу тряпки и бросил их в тазик. Ричарда даже не вытерли, и он понял, что будет стоять в этой холодине голый и мокрый. Его трясло крупной дрожью, когда полковник вернулся и бросил на него полотенце. – Вытрись и сядь на колени возле тазика. Я помою тебе голову. Актер намотал полотенце на бедра, затем послушно подполз ближе к полковнику. Ему стало тревожно, когда сильные руки Морана обхватили его голову, но что поделаешь. Брук позволил погрузить себя под воду. Он ждал с закрытыми глазами, пока Себастьян поскребет его кожу достаточно для того, чтоб шампунь вспенился. Нормально смыть пену полковник не смог, но особо не беспокоился из-за этого. Он зачесал волосы Брука назад, побрил его, после чего бросил ему свитер, джинсы и пару носков. По всей видимости, он пожертвовал своими вещами, потому что на Ричарда они были слишком велики. Стало теплее. – А теперь ложись. Брук расположился на матрасе, а Моран присел на корточки рядом. – Почему ты держись меня здесь? – спросил Ричард почти шепотом. – Ты ждешь выкупа? – Нет, – ответил Себастьян так же тихо. – Но ты должен смириться с тем, что останешься здесь до смерти. Можешь считать пребывание здесь – своей новой жизнью. Ричард с ужасом вылупился на него, но перебивать не решался. – Я Себастьян. Думаю, стоит дать тебе новое имя. Теперь ты Джим. – Джим? Прямо как мой брат, – произнес Ричард, и в его голосе мелькнула легкая досада. – Он ушел из дома, едва стал совершеннолетним. А я остался с родителями. Хотя... Какая тебе разница. – Есть мне разница, – грубовато ответил полковник и схватил актера за подбородок. Брук наблюдал за ним затуманенным, заторможенным из-за усталости взглядом. Он не сразу осознал, что произошло, когда Себастьян наклонился и накрыл его губы своими. Рука полковника заползла под его свитер и сдавила сосок. Брук зашипел. Он был вымотан холодом и голодом, но инстинктивно сопротивлялся. Он ужасно себя чувствовал и подчинялся похитителю, когда дело касалось питания и гигиены, но только не секса. Он не хотел быть здесь сексуальным рабом, только не это. Бледный, исхудавший, с ужасными мешками под глазами, Ричард все равно боролся. Он оттолкнул от себя полковника. Тот на какое-то мгновение прикипел взглядом к лицу пленника. А затем ударил его, подчиняясь внезапной вспышке ярости. Брук сжался в комок и выл от боли, но когда руки полковника потянули вниз его джинсы, вновь начал брыкаться и колотить Себастьяна, чем мог. Моран пытался перевернуть Ричарда, заломить ему руки, но тот не давался. Изнасиловать человека не так просто, если он в сознании. Себастьян мог бы дать актеру по голове и быстро заставить его притихнуть, но полковнику было жаль этих попыток Брука защитить свою честь. Поэтому он решил пока дать Ричарду только то, что он заслужил как вторая часть Мориарти. Себастьян бил его, не щадя, вкладывая в удары всю силу и попадая по органам. Ричи плакал и кричал. Но все продолжал брыкаться, словно в предсмертной судороге. ххх Еще через месяц к Себастьяну наведался Майкрофт. Он напрямую спросил, не знает ли полковник, где искать Ричарда Брука. Моран тут же догадался, что Холмс-старший каким-то образом собирается спасти своего братца, которого отправляли в ссылку. Полковник следил за подобными новостями. Себастьян ответил, что понятия не имеет где им разыскивать "этого Ричарда", и он ничего об этом знать не хочет. Полковник хотел захлопнуть дверь перед носом Холмса, но тот попридержал ее ботинком. Затем в дом Себастьяна ворвались люди этой крысы и перевернули там все вверх дном. В подвал они тоже спускались, но безрезультатно. – Я же говорил, – лишь развел руками полковник. Вечером он убрал панель, которая закрывала вмонтированный в стену экран, и увидел, что его Джим разговаривал сам с собой, шагая туда-сюда. Ах нет, кажется, он рассказывал сказку воображаемым детям. Джим наверняка любит детей и психов. Он ведь похож на них. Посреди сказки Ричард внезапно начал кричать, а затем упал и покатился по полу. Он находился в замкнутом пространстве уже два месяца, не видя при этом и намека на солнечный свет. Поэтому Моран считал такое поведение вполне приемлемым. Вставив светильник в розетку, он поставил поднос немного поодаль от Брука, а сам встал рядом с ним на колени. Себастьян видел, как двинулся кадык на шее актера, как беспокойно забегали его зрачки. Решив не тянуть быка за рога, полковник поддел края свитера Ричарда и резко дернул их вверх, оголяя торс Брука, но не снимая вещь с его головы. Лишенный видимости, Ричард затрепыхался, словно птенец в клюве орла. Моран оцарапал ладонью его грудь. Когда-то она была крепкой, мускулистой, теперь же остались только лесенки сильно проступающих ребер. Казалось, что можно было ухватить пальцами одно из них и выдернуть из-под кожи. Себастьян мыл Ричарда где-то неделю назад, но это не вызывало в нем чувства брезгливости. Он широко лизнул грудь пленника, ближе к сердцу, а затем навалился и уложил того на пол. Ричард к этому времени пришел в себя и опустил руки, чтоб свитер слез с глаз. Ему удалось перекатиться на живот и выползти из-под полковника. Желудок Брука крутило. Глянув на поднос, он осознал, что Моран поставил перед ним условие: еда за секс. Но Ричард не хотел быть изнасилованным. Боже, как же он не хотел. Полковник вновь настиг его и, положив на живот, оседлал бедра пленника. Свитер он вновь приподнял вверх, и Ричард задрожал от соприкосновения кожи с ледяным полом. – Нет! Не надо, пожалуйста! – взмолился Брук, хоть Моран пока еще ничего не делал. Да и не сможет он его взять, если Ричард не позволит. Разве что разорвет его дырку, но сам от этого вряд ли кончит. Брук услышал короткий щелчок и закрутил головой, чтоб увидеть, что происходит. Это Себастьян открыл раскладной нож. – Знал бы ты, что я тогда чувствовал, – насилу выдохнул полковник и сделал легкий надрез на спине актера. Ричард, догадавшись, в чем дело, отчаянно взвыл. – Нет, прошу тебя, Себастьян! Я ведь не Джим! Я ничего тебе не делал! Я ни в чем не виноват! Но последующие его слова перешли в душераздирающие вопли. Моран водил по его спине ножом, словно художник кистью. Он протягивал порезы от лопаток до нижних ребер. Брук дергался и колотил кулаками о пол, но полковник не обращал внимания. Он следил за тем, как легко распарывается плоть, словно ненужный шов на одежде, как расходятся ее края, выпуская наружу горячую, зловонную кровь. Крики Ричарда звенели в ушах. Впрочем, полковник не мучил его долго, посчитав, что шесть аккуратных полос достаточно. Выходя, он забрал с собой поднос: сегодня его Джим обойдется без пайка. ххх Через два дня Ричард стоял посреди камеры на коленях и умолял Морана принести ему что-нибудь поесть. Хоть что-нибудь... – Прости меня, – лепетал он севшим от криков голосом. – Прости меня, Себастьян... Хозяин, Господин, я не знаю... Прости, я не хотел тебя обидеть. Но дай мне что-нибудь поесть, я прошу тебя. Я не могу так больше. Моран подождал сорок восемь часов, прежде чем вдохнуть в своего Джима еще толику жизни. ххх Через пять месяцев после начала заключения Себастьян впервые его постриг. Волосы уже доставали до плеч, и Моран был рад, что своими стараниями возвращает боссу привычный вид. Однажды Себастьян принес таз с водой, и Ричард, робея, спросил, можно ли ему помыться самому. В ответ Моран ударил его так сильно, что в тот день Брук больше не вставал. И таких дурацких вопросов с тех пор не задавал. ххх Через год Ричард превратился в обтянутый кожей скелет. Он удивлялся, как был жив до сих пор. Его тонкое худое тело обессилено покачивалось из стороны в сторону, когда он стоял. Странно, что его хилые плечи все еще могли держать на себе голову, которая казалась большой и тяжелой. Он сидел на все том же матрасе, который Себастьян ни разу не поменял и не застелил. Ни джинсов, ни трусов на нем не было, но свитер и так все закрывал. Ричард, наверно, стал меньше. Он снял штаны, потому что весь их зад был в крови. Брука уже тошнило от этого запаха. Актер все еще не ориентировался во времени и не мог сказать, когда именно это было, но, кажется, где-то пятьдесят два часа назад. Он делал свои упражнения, которые вошли в привычку. Вставал на колени, наклонялся и выворачивал шею так, чтоб видеть свой живот. Якобы видеть, ведь он все еще находился в кромешной тьме. Его исхудалое тело стало очень хорошо гнуться, и Ричард как-то даже успокаивался, когда сворачивал себя вдвое или втрое. Из-за истощения он часто "залипал", и кажется, мог стоять в одной позе часами, не замечая этого. Вот во время такой медитации его и прервал Моран. Ричард думал, что тот просто заберет ведро с дерьмом и мочой, но неожиданно полковник вновь завалил его на спину и попытался изнасиловать. Брук не дался. Тогда Себастьян достал из кармана шокер и ткнул электроды ему в бок. Тело актера занемело. Давясь испуганными всхлипами, он и не заметил, как позволил Морану стянуть с себя джинсы и закатить свитер до самой шеи. Шерсть закрыла ему лицо, чему Ричард отчасти был даже рад. Он слишком устал, чтоб сопротивляться, и просто не хотел видеть того, что сейчас будет происходить. Но полковник не насиловал его. Членом, по крайней мере. Жесткий металл электродов впился в кожу живота. Ричард выгнулся и заколотил ногами, когда разряд тока прошиб его тело. Он кричал до хрипа, но полковника это не останавливало. Он тщательно следил за тем, чтоб Брук не терял сознания, и наносил удары снова и снова. Следующий пришелся по груди. Моран втиснул шокер в пространство между ребрами, щелкнула кнопка, Ричард выгнулся и взвыл. Дальше полковник встал на колени между разведенных ног пленника. Брук попробовал ударить его коленом, но Себастьян не только пресек эту попытку, а еще и не пожалел времени, чтоб как следует надавать актеру по лицу за дерзость. Ричарду казалось, что полковник разбил ему почти все, что можно: губы, бровь, веко, которое тут же набухло и сползло на глаз. Как хорошо, что он не мог видеть своего лица. Брук только и успел подумать об этом, как током ударили по его ноге. Себастьян надавил ладонью на колено актера и прижал электроды ко внутренней стороне его бедра. – Нет! Нет! Пожалуйста! – кричал Ричард, задыхаясь, но его насильник никак не отреагировал. В следующий миг шокер был прижат к анусу Ричарда. Тот трясся и все еще инстинктивно вырывался, но Моран не только бил его током между ног, а еще и истязал внутри, с усилием просовывая шокер через сопротивляющиеся мышцы. Нежная кожа рвалась и кровоточила. Полковник давал Ричарду передохнуть пару секунд а затем включал ток вновь и вновь, то просовывая устройство дальше, то возвращая электроды к искореженным внешним стенкам. После этого полковник наверняка думал, что актер станет еще послушнее. Но Ричард, сидя на матрасе в одном свитере, решил наоборот. Он больше не может здесь оставаться, лучше умереть. Не прошло и трех дней после пытки Себастьяна, а покалеченный актер уже составил план. Вскоре Моран должен прийти к нему с тазом воды, чтоб помыть. Обычно он ставит этот таз на пол с той стороны и открывает дверь, а потом то же самое происходит уже здесь, только дверь замыкается. Брук вполне успеет улизнуть в этот промежуток, но что ждет его дальше? За все это время он ни разу не покидал свою камеру и потерял надежду, что Себастьян когда-то позволит ему подняться наверх, чтоб принять душ и погреться. Остается двигаться вслепую, выбора нет. И стоило Морану лишь ступить в его камеру с этим огромным тяжелым тазом, Ричард кинулся на него, как полоумный. Его вело отчаяние. Толкнув полковника, Брук выбежал наружу и тут же накрыл ладонью глаза, настолько этот свет был ярче, чем исходящий от светильника. Коридор вел только вперед, и актер, усиленно моргая, продолжал бежать. Шаги полковника слышались сзади, и это придавало ему решимости. Наконец, добежав до конца, он натолкнулся на лестницу. Атрофированные конечности трясло, Ричард задыхался, но он схватился за эти перекладины и начал карабкаться по них, до боли сцепив зубы. От этого зависела его жизнь. Расстояние было небольшим, ярдов шесть, однако изможденный Брук успел одолеть лишь половину. А дальше к нему подбежал Моран. Его руки тисками вцепились в пояс актера и потянули на себя, сваливая жертву на пол. Ричард не помнил, как упал и приложился затылком. Он даже не заплакал, потому что не мог. Сил не было. Себастьян взял его за щиколотку и тащил по полу до самой камеры. Ричард был готов, к чему угодно, но все равно внутренне затрепетал, когда Моран вернулся в камеру с молотком. – Нет. Прошу тебя... – выдавил актер еле слышно. – Больше ты от меня никуда не убежишь, Джим, – процедил полковник в ответ. Он бил его молотком по ногам. У Ричарда мутилось в голове от этой сумасшедшей боли. Он и не знал, что может столько вытерпеть. Полковник не отбивал ему пальцы, а метил по голеням, коленям и бедрам. Ужасней всего было, когда он попал по малоберцовой кости, и Брук, заорав, представил, как она трещит и крошится. Кости Ричарда просвечивали, туго обтянутые обвислой кожей, он поражался, почему они просто не посыплются, словно штукатурка на старой стене. Почему коленные чашечки не разлетаются, будто стекло? Постепенно тело начало неметь, и Брук потерял сознание. ххх Ричард не знал, переломал ему Себастьян все ниже пояса, или нет, но с того дня он больше не вставал. Ноги не слушались. Себастьяну приходилось брать его на руки и садить в таз, чтоб помыть. Одевал и раздевал актера он тоже сам, потому что Ричард постоянно пребывал в полубессознательном состоянии. Хорошо, что есть и пить все еще мог. Моран засек, что шестнадцать часов в сутки его Джим теперь спал. Его тощее тело дрожало от холода, а из груди вырывался жалобный вой. Так прошел еще год. ххх Ричард совсем немного, но ходил. К ногам медленно возвращалась чувствительность, чему актер был не совсем рад. Брук надеялся, что все еще более усугубится, и он умрет. Вскоре Себастьян и так добил его. Все началось с того, что, валяясь на полу, Ричард тихо запел колыбельку. Он удивлялся, что голос до сих пор не покинул его. Брук вспоминал, как пел иногда в своих шоу, с нежностью думая о детишках перед экранами. Как представлял, что когда-нибудь запоет собственной малютке... Это было бы так прекрасно. Но вскоре его мечтания оборвал Моран. Ричард давно не видел его таким разъяренным. – Что ты тут песни распеваешь?! – накричал на него полковник. – Лучше бы придумал, как отомстить убийцам твоего брата! Почему ты так глуп, если вы близнецы?! Тяжелое тело полковника опустилось на живот актера, вжимая его в пол. – Прости, я ничего не могу придумать... Прости... – ответил Брук дребезжащим голосом. Он хотел как-то отключиться от происходящего, но тело подводило, забившись в безумной тряске. Ричард вспомнил все пережитое и отчаянно застонал в предвкушении новых страданий. В руке его мучителя взблеснул скальпель, и Брук попросил у Господа, чтоб ему одним движением перерезали горло и освободили от этого всего. Но ни высшие силы, ни Моран его не щадили. – Ты, наверно, продолжаешь тут упражняться, потому что рассчитываешь когда-то вернуться на работу, – Себастьян поднес лезвие ко впалой щеке актера. – Я избавлю тебя от мнимых надежд. Брук даже не просил его остановиться. Он просто лежал и терпел, ожидая, когда все закончится. Скальпель легкими, плавными движениями рассекал кожу на его лице. Моран резал глубоко, старался делать раны как можно длиннее, а затем накладывал одни на другие. Он представлял, какие широкие, вздутые шрамы останутся после этого. Ричард все-таки закричал, когда до конца осознал, что ему обезображивают лицо. Он на всю жизнь останется уродом. Но какую жизнь? Он и так монстр этого подземелья, возможно, его откопают через сотни лет. Внутри у Брука все равно щемило. Ведь это его лицо. Его лицо... После Моран принес ему зеркало, и Ричард впервые за год расплакался. ххх С тех пор он начал думать только о том, как убить себя. Себастьян обычно брил его после мытья, но Брук сомневался, что успеет использовать эту возможность. Других острых предметов в его расположении не было. Моран не давал ему даже пластиковых столовых приборов, Брук наклонялся к миске и ел, словно пес. У него была идея расшибить себе череп об стену. Но Брук заранее знал, что не сможет. Он просто не способен на такое: разогнаться со всей силы, а затем врезаться головой в камень на полном ходу. Для Ричарда это было так же, как и задержать дыхание до такой степени, чтоб потерять сознание. Актер пробовал, но инстинкт самосохранения каждый раз брал вверх. За этими мыслями Ричард и не заметил, как однажды Моран пришел к нему без подноса или таза. Он включил светильник и прилег рядом с Бруком. Актер почувствовал, как эти ненавистные руки гладят его тело. Он столько раз отбивался от Себастьяна, но для чего? Теперь ему и так все равно. Пусть полковник делает, что хочет. Спустив джинсы пленника до колен, Себастьян перевернул его на живот и навалился сверху. Ричард был рад, что ничего не видит. Вообще из-за существования в кромешной тьме зрение актера село. В зеркале Брук даже заметил, что его радужка поблекла, посерела. Но это уже не важно. Полковник потрудился немного растянуть и смазать его пальцами, прежде чем ворваться внутрь. Толчки тут же стали настолько сильными, что тело Ричарда заскользило по матрасу. Но он не издавал ни звука, глядя в одну точку. У него уже получалось отрешаться от боли и витать в глубинах своего подсознания во время экзекуций. Позволяя полковнику сколько угодно терзать свое нутро, Брук продолжал думать о суициде. ххх Вскоре Ричарду улыбнулась удача. Он заболел. Его тело настолько ослабело, что он вновь не мог встать. Целыми днями актер проводил на матрасе, дрожа от озноба и посвистывая во время тяжелых вдохов. Себастьян потер его тело влажной губкой, после чего Ричард отважился попросить: – Пожалуйста, оставь тазик здесь, я позже помою голову. Я не смогу сейчас, задохнусь, – выдавливать из себя звуки было на самом деле нелегко, и актер закашлялся. – Пожалуйста, позволь мне одеться и полежать. Я помою голову чуть позже... Моран, видимо, куда-то спешил, раз впервые позволил пленнику ухаживать за собой самостоятельно. Ричарду очень повезло. Натянув на себя свитер и джинсы, он действительно прилег на несколько минут, но не для сна. Актер решался. Сегодня полковник даже светильник ему оставил, и Ричард не мог не думать о том, насколько идеальная возможность ему выпала. Больше она может не повториться. Брук подполз к тазику и, поглядев на грязную воду с мгновение, погрузил туда голову. Руки он безвольно раскинул на полу. Ричард вспоминал пытки Себастьяна, и удерживать себя под водой было не так и трудно. Он сделал несколько глотков. Горло засаднило. Вспышка страха. А затем – желанная легкость... Очень трудно было смириться с тем, что он выжил. Стоило подождать дольше, чтоб Моран точно успел покинуть дом и не увидел его попытку на мониторе. А теперь Себастьян был вне себя от ярости. – Ты не покончишь с собой, Джим! – он даже не кричал, а вопил во все горло, нависая над Ричардом. – Ты не покончишь с собой, слышишь?! Проваляешься у стены еще год, как прежде! Полковник обхватил руками стопу Брука и вывернул ее в сторону. Хрустнула кость. Ричард одурел от боли. ххх Со сломанной ногой его Джим вновь спокойно лежал дни напролет. Моран не мог и не хотел накладывать гипс, поэтому Ричарду приходилось выносить страшную боль. Ее вспышки пронизывали его при малейшем движении стопой. Он боялся засыпать, потому что каждый раз вскидывался от дикой боли, когда переворачивался во сне. А когда Себастьян брал его на руки, чтоб положить в тазик... Тогда бедная стопа Брука падала вниз настолько сильно, что Ричарду казалось, что она сейчас оторвется. Лишь через полторы недели после перелома Моран обмотал ногу жертвы бинтом и привязал к ней палку, чтоб зафиксировать на одном месте. И только тогда его Джим смог отдохнуть. Убедившись, что ему полегче, Моран снова пришел к Бруку без еды и без тазика. Ричард лежал на спине, и Моран не стал его переворачивать. Это изувеченное лицо и поблекшие глаза все еще казались ему прекрасными. Покачиваясь в такт толчкам, Ричард слепо глядел в потолок и ни о чем не думал. Себастьян не бил его за эту отрешенность. Брук просто лежал под ним и ждал, пока он кончит и уйдет. Неожиданно актер ощутил легкий всполох удовольствия, поднявшийся от паха к животу. Бедра едва заметно дернулись в ответ, но актер быстро взял себя в руки. Себастьян вышел из него и велел встать на четвереньки. Брук безропотно выполнил приказ, аккуратно переставляя сломанную ногу. Моран вошел снова. Каждый его толчок пускал по телу Ричарда токи удовольствия. Он и не думал, что когда-нибудь вновь сможет ощутить такое. Актер не заметил, как расставил бедра немного шире. У него получалось контролировать себя, пока Себастьян входил плавно. Но вскоре полковник вцепился пальцами в его тазобедренные косточки и задвигался куда жестче, ударяясь яйцами о ягодицы. Ричард замычал и уронил голову вниз, с позором ощущая, как в низу живота стягивается узел. Он не раскрывал рта, но звуки рождались в груди сами собой, их невозможно было сдержать. Приняв поведение Брука как призыв, Себастьян сжал кулак на его члене. В финале Ричард не выдержал и таки разомкнул челюсти, со стыдом выдавая удовлетворенное "а-ах". Это было... ужасно. ххх Себастьян долго не возвращался. Ричард лежал на матрасе и думал, когда же все кончится. Он не знал, что Майкрофт вызвал Морана на допрос, но ничего от него не добился. Шерлока таки отправили в Восточную Европу, и отчаявшийся Холмс-старший велел убить полковника. Ричард мог только сидеть в этом склепе и думать, за что ему такие мучения. Себастьян рассказал ему всю историю, но что Брук мог сделать? Он – не его брат. Он тут ни при чем. Почему он страдает, если он не виноват? Он не виноват. Не виноват. Не виноват...