Идеальная

      Ив ещё долго продолжала говорить, но Джимми даже не старался разобрать, о чём она твердила, по всей видимости, что-то об Эльзе Марс. Это являлось чем-то важным, в чём-то даже судьбоносным для хозяйки фрик-шоу, но не настолько значимым, чтобы пытаться сфокусировать рассеянное внимание на чуть резковатом голосе.       Джимми Дарлинг подумает об этом позже, когда притупленная боль утихнет настолько, что можно будет сделать вид, будто её вовсе не существует. Самообман в наивысшем проявлении. Естественно, ноющие чувство никуда не денется даже через десять, а может и все сорок лет. Оно припечатается к нему словно выжженное клеймо, то затихая до невесомого состояния, то набирая пробивную режущую силу. Волна за волною, из года в год.       Но если новые протезы, искусно выполненные в своем исполнении, как обещает старый мастер, и смогут облегчить его утрату настоящих конечностей, то уж точно никто не сможет заштопать прорезь у него глубоко внутри. Ваты не хватит, дабы набить прореху, а иголки будут ломаться, застревать в потасканной плоти одна за другой. Там, где по поверьям бьется человеческая душа. Чёртова Мэгги или Эсмеральда, как кому угодно.       Идеальная.       Так подумал Джимми, когда впервые увидел свою нереальную. На сборищах домохозяек было много красивых девушек, но почему-то, ни одна из них не врезалась в память, как Мэгги.       Он не помнит точного момента, когда понял, что безвозвратно влюбился, когда заносчивая красавица перестала быть пустой фарфоровой куклой – притягательной, но полой внутри. Наверное, когда та смотрела на него, мальчика-лобстера, в одночасье ставшего городским героем, победившего, как всем тогда казалось, жуткого психопата-клоуна, похищавшего и убивавшего. Там в толпе, перед шатром фрик-шоу, Джимми выцепил из десятка улыбающихся лиц только одно.       Идеальная улыбка, прекрасные глаза.       А может, он полюбил её чуть раньше, когда в уголках этих самых глаз собирались слёзы, а на лице не было и тени идеальной улыбки. Когда он понял, что готов вот так просто рискнуть собой. Наверное, тогда он и не думал вовсе, просто действие, основанное на инстинктах, оказавшееся единственным правильным. Для неё, во имя неё.       Видимо, тебе на роду было написано сдохнуть в той проклятой коробке, Мэгги.       Надо было бежать, когда она предлагала. Обнажённая, в его объятьях. Прожить долгую и счастливую жизнь. Во лжи, но с Мэгги, с его живой Идеальной. У них была бы семья, дом и приторный белый забор, отгораживающий от всего былого. И к чёрту прошлую жизнь, надо было соглашаться и бежать с ней.       Подальше от Стэнли, Эльзы Марс и от того ящика, ждущего своего Честера Креба в куче старого реквизита.       Джимми Дарлингу до сих пор интересно, от чего ему было больней в том старом сарае, где он мечтал забыться или попросту сдохнуть. От пульсирующей боли, что оставили после себя руки, от потери матери и всех невзгод, что не отпускали и стали вечными спутниками или же от предательства его Идеальной, его Мэгги.       И от слёз её, и от рук дрожащих, бережно прикасающихся, желающих помочь, только хуже, хотя казалось, что паскуднее и отвратительней больше быть не может. Пусть Эльза твердит, что девка пыталась помочь, спасла их всех, Дарлингу от этого не легче. В отголосках сознания шептало что-то, что Мэгги не отвернулась от него даже после всего случившегося. После объятий толстушки-Аймы, тюрьмы и ампутации. Шептало тихо, а боль кричала громче.       Благородство не к твоему идеальному лицу, Мэгги, не сейчас, только хуже. Любила ли ты, запутавшаяся в себе и в этом мире?       Джимми не хочет знать ответ на этот вопрос.       -Мэгги умерла. Хочешь узнать как?       И на этот тоже. Уже не его Идеальная.       -Эльза следующая, сегодня. Что ж, похоже, у тебя появился шанс зажить нормально. Джимми, я рада за тебя.       Это вряд ли. Может после, когда всё внутри затихнет.       Но не сейчас, не без его Идеальной.