Прогулка в тысячу миль в моих туфлях

Солнечные лучи струились через оконные стёкла, освещая гибкие линии на коже и очертания мышц двух спящих фигур. Один лежал, свернувшись вокруг другого, защищая его даже во сне, лениво поглаживая пальцами светлые волосы. Солнце преодолело свой путь сквозь комнату; двое начали пробуждаться, потягивать затёкшие конечности, возвращая чувствительность. Высокий брюнет проснулся первым, быстро выбрался из кровати и задержался перед невысоким светловолосым братом. – Фи… – прошептал он, отводя белокурые локоны нежным прикосновением. – Пора вставать, милый. Что бы ты хотел на завтрак? Блондин приоткрыл прозрачно-голубые глаза и довольно улыбнулся брату. – Ммм… Ветчина и яйца? Спасибо, Ки. Я скоро приду. – Дай знать, если тебе понадобится моя помощь, – сказал ему Кили, посмотрев с упрёком через плечо, прежде чем пойти на кухню. – Наседка, – нежно пробормотал Фили, прежде чем стянуть одеяло, вздыхая при виде своих ног, синих, неравномерно покрытых лиловыми пятнами, и приняться тщательно растирать онемевшие ноги, чтобы вернуть чувствительность. Блондин взял трость, стоящую рядом с кроватью и сделал несколько неуверенных шагов, тщетно пытаясь переставить правую ногу, не смотря на то, что тело сопротивлялось каждому движению. Постукивание трости оповестило Кили о присутствии брата. Брюнет лучезарно улыбнулся, прежде чем торопливо выдвинул для него стул из-за стола. – Я в порядке, Ки, – тихо сказал Фили, отводя взгляд. – Знаешь, ты не обязан делать это. Кили вздохнул, воздерживаясь от резкого ответа, который рвался из него. Несмотря на всю ту боль, что испытывал Фили, он всегда старался быть сильным настолько, насколько это возможно. Крепостные стены, которыми он окружил себя, были просто непроницаемы для посторонних. Когда Кили смотрел на брата, он мог видеть отголоски воспоминаний того времени, когда Фили ещё не поставили диагноз, когда они резвились на солнце, строили дома из одеял, скрываясь от мира, детским шёпотом делились секретами и обещаниями. Потом всё изменилось. То, что начиналось как лёгкая боль, превратилось в РС – рассеянный склероз. Теперь завтраку Фили сопутствовало ассорти совершенно белых таблеток, а каждый шаг давался с трудом, перемежаясь вздохами и стонами боли. Кили мог видеть в его глазах года, противоречащие настоящему возрасту. Он мог видеть сожаление и ненависть к себе, каждое мгновенье сопровождающие Фили, мог чувствовать его дискомфорт из-за того, что тот во всём был вынужден зависеть от младшего брата. Чего блондин не замечал, так это любви и участия во взгляде Кили, того, как уход за братом вошёл в привычку. Его жизнь всегда вращалась вокруг Фили, Кили старался изо всех сил, и это не было жертвой с его стороны. Фили стоил всего этого, несмотря на все сомнения блондина, это было так. – Вот, Фи. – Предложил Кили, передавая брату тарелку с едой и таблетками, его улыбка дрогнула, когда он увидел с какой лёгкостью, блондин заглатывает таблетки. Это была привычка рождённая необходимостью, и то, что Кили ненавидел, потому что это служило напоминанием. Фили развернулся, чтобы взглянуть на брата, протянул руку и мягко улыбнулся ему. – Иди сюда, Кили. Присаживайся. Передохни. Кили с благодарностью плюхнулся рядом с блондином, заглядывая в его глаза, это напомнило ему, почему он делал то, что делал. Мозолистые руки легли на костяшки его пальцев, Кили сморгнул, возвращая ясность взгляду, и переплёл свои с пальцами Фили. – О чём ты думаешь, Ки? Я слышу, как что-то кипит в твоей голове. – Дурак, – Кили усмехнулся, толкая брата плечом. Фили ответил улыбкой, переросшей в гримасу. Опережая друг друга, слова извинений полились изо рта Кили. Иногда было так просто забыть, каким хрупким был Фили. – Мне так жаль, Фи, я совершенно забыл… Фили прервал бессвязное лепетание брюнета нежным поцелуем, обвёл губы брата языком, прежде чем отстраниться и прошептать: «Я не стеклянный, Кили. Ты не виноват и никогда не будешь». Кили быстро чмокнул его в щёку, прежде чем помог ему встать со стула и проводил в ванную комнату, постоянно наблюдая за выражением его лица. Он мог читать каждую вспышку боли и каждую невысказанную жалобу, угадывая потребности брата, потому что знал – тот никогда не попросил бы о чём-нибудь вслух. Фили терпеть не мог чувствовать себя беспомощным, и всё же не знал, как сильно Кили восхищался его силой и уравновешенностью. Он был лучшим в глазах Кили, они могли понимать друг друга без слов, проведя столько лет бок о бок, оба могли читать незаметные для других жесты, и чувствовать любовь и поддержку в каждом мимолётном прикосновении. Когда Кили помогал, он наблюдал за его позой. Это всегда было просто – судить о настроении Фили по тому, как он стоял: если он чувствовал минимум боли и был не слишком разочарован пределами своего тела, его подвижности, то было самое время, чтобы поднять достаточно сложные вопросы. Не заметив никаких судорог и сердитого ворчания, Кили решился заговорить. – Фи…? Могу я спросить у тебя кое-что? – Блондин посмотрел своими голубыми глазами в сторону брата, давая согласие неуверенным кивком. – Я читал… о новых способах лечения, Фи. Это должно помочь контролировать боль и, может быть, даже улучшить подвижность. Я подумал, возможно, это стоит попробовать… если мы можем позволить себе это, и если ты захочешь. Пожалуйста, Фи? Непрошеные слёзы заблестели в глазах Фили, когда он слушал брата. – Кили, – просопел он, – Меня ничто не вылечит. Ты знаешь это. – Да, но это может помочь постепенно унять боль! – Кили прервался, поднимая умоляющие глаза на Фили. – Я просто хочу, чтобы тебе было лучше. Когда блондин посмотрел на брата, он увидел в его глазах всё то, недосказанное, что висело между ними двумя: «Мне жаль, тяжело ухаживать за тобой так, как я хотел бы. Я хочу нормальную работу, но я должен продолжать заботиться о тебе. Я люблю тебя, Фи, но иногда это слишком много, даже для меня». Несколько слезинок выступили на голубых глазах, Фили коротко кивнул, отворачиваясь, чтобы скрыть свой позор и вину от младшего брата. – Фи? – прошептал Кили, наклонившись, чтобы заглянуть в лицо блондина. – Почему ты плачешь, Фи? – Кили… – надломлено прошептал Фили. – Ты должен жить своей жизнью. Я мешаю тебе. Я не могу удерживать тебя просто, что бы ты помогал мне. Ты должен делать то, что хочешь. Я не могу оставаться твоим бременем. Фили залился слезами, сердце Кили разрывалось при виде удивительной силы брата, рушившейся перед ним. Он обвил руками Фили и прижал к себе, как маленького ребёнка. Кили поцеловал его золотые волосы, прежде чем ответить: – Фи, с тех пор как я родился, ты заботился обо мне. Ты стольким пожертвовал ради меня, это правильно, то, что я делаю для тебя теперь, когда ты больше всего нуждаешься в помощи. Ты не обуза, Фи. Я люблю тебя и всегда буду. Ты мой золотой лев, и теперь моя очередь защищать и заботиться о тебе. Ты моя жизнь, Фили. Пожалуйста, верь мне. Ты моё всё… – Фили разрыдался в рубашку брата, Кили слегка покачивал его и продолжал гладить волосы. – Мы можем поговорить позже, Фи. Давай обнимемся. Ведя блондина обратно к их кровати, Кили подхватил и отнёс невысокого мужчину на край, осторожно опустив его, как драгоценное сокровище. Сам свернулся калачиком рядом с ним так, как они делали, когда были детьми, поглаживая следы от еженедельных инъекций на ногах Фили. – Я бы не смог делать то, что делаешь ты, Фи. Ты сильный, я знаю. Твоя болезнь не делает тебя слабым. Ты мой герой. Пожалуйста, не отталкивай меня, я нуждаюсь в тебе больше, чем ты думаешь… Фили прижался ближе к груди брата. – Я люблю тебя, Кили, – прошептал он. – Не знаю, что бы я делал без тебя. Кили улыбнулся в волосы Фили. – Ты не должен думать об этом. Я всегда буду здесь, чтобы поддержать тебя, когда ты будешь в этом нуждаться, Фи. Всегда. Солнце играло на их лицах, нежно стирая слёзы Фили и освещая янтарём глаза Кили. Всё шло своим чередом: действие и бездействие, а братья оставались неизменными, растворившиеся друг в друге, научившиеся отдавать и брать, как чинить то, что казалось безнадёжно испорченным. Хотя РС был проклятьем, это не было смертельным приговором. Через поцелуи и искреннюю любовь, даже худшая физическая боль может быть забыта в месте, заполненном солнечным светом и нежными прикосновениями.