Солнцестояние

Разлука питает страсть

      Это нельзя назвать воплем или криком, даже «пение» не может точно описать того, что происходит. Из её рта, кажется, что идут волны, расходящиеся кругами, словно кто-то кинул камень в её сердце, и она даёт выход своим эмоциям. Он не зачаровывает, как это происходит у других представителей её вида. Да и лицо у неё не манит к себе вожделением и едва скрытой похотью, оно неимоверно печально. Яркая хрупкость и недосягаемость её тела, сливалась воедино с прекрасным голосом в нечто восхитительное и очаровывавшее не магией, а чем-то другим, более человечным, тем, что близко каждому из нас.       Он увидел её впервые в день солнцестояния, когда начиналась неимоверно длинная ночь. Казалось, что она скользила по водной глади, едва касаясь её кончиками пальцев. Её внешность обезоруживала, однако, томный и безразличный взгляд придавал её образу жестокости и отчуждённости. Она его не видела, ибо он был скрыт среди раскидистых ветвей белой ивы. Оглядевшись и удостоверившись, что она на озере одна, девушка начала петь.       Её голос мягкими пульсирующими волнами отдавался в его сознании, расслабляя и унося куда-то в мир безмятежности, в мир, лишённый войны. Её тело красиво изгибалось, подобно воде, огибающей её хвост. Казалось, что она вовлечена в ураган своих мыслей, ибо песня, не несущая слов завораживала своей напряжённостью. Что её так беспокоило в тот момент?       Очарованный, он вышел к ней. Она мгновенно смолкла, уставившись угрожающим взглядом на похитителя её тишины и спокойствия. Он ничего не говорил, он лишь сел на камень, находящийся неподалеку и очарованно уставился на неё. Его огромные белоснежные крылья едва касались воды кончиками перьев. Они приковали её взгляд на долгие несколько минут, что создавало ощущение о том, что она хочет притронуться к ним и заставить замолкнуть вопрос: «Они кажутся неимоверно мягкими, интересно, на ощупь они такие же?». Однако, вскинув голову, девушка продолжила петь, а юноша, утопая в её песне, не мог даже шелохнуться. Неимоверно длинная ночь, не требовавшая от странной пары ничего, сковала их души на долгое время.       За зимой неслась весна, за весной лето, а затем и осень раскрепощала свои объятия. Не менявшаяся погода создавала ощущение, что пара знакома тысячелетия, когда на деле прошло лишь несколько веков. Их встречи редко скрашивались разговорами, чаще всего он, как и в первый свой выход к ней, просто сидел и слушал её голос, мягкими импульсивными волнами неторопливо заполнявших его сознание. Бывало даже, что она подпускала его к себе и пара, едва касаясь воды, вальсировала в странном завораживающем подобии танца. Он наслаждался её терпким запахом, прижимаясь к изумительному гибкому телу. Она же, положив голову на плечо и незаметно для него улыбаясь, едва прикасалась к его крыльям, говоря себе: «И все же они мягкие».       Время шло, сливаясь для пары в неимоверно короткие ночи, которые связывали их все сильнее и сильнее. Переворот произошёл тогда, когда он резко пропал, перестав приходить на тихий берег. Недели переливались в месяцы, месяцы в года, а года и в века… Она все так же хранила в своём сознании его светлый образ с неимоверно белоснежными крыльями и красивым лицом, каждую ночь она с надеждой вглядывалась в листву ив и каждую ночь она проводила в тягостном одиночестве. Она не знала, где он и что с ним, но она слышала его крик, полный боли, но никак не могла понять, откуда он исходит и чем она может помочь. Отныне её песнь звучала лишь для неё, как когда-то до их встречи.       Когда надежда начала увядать и покидать её, на берегу в очередное солнцестояние она почувствовала чьё-то присутствие. В нём не было вражды, был лишь страх и возбуждение. Долго вглядываясь во тьму листвы, она с трепетом надеялась, что он выйдет к ней. Тогда бы она не молчала, она наконец-то начала разговор. Однако никто к ней не выходил. Когда она двинулась к деревьям, он сбежал. Ночи потекли в новом русле, теперь ей составлял компанию некто, прятавшийся среди ветвей. Но в один момент её терпению и смирённому ожиданию пришёл конец. - Выйди же наконец-то! Довольно прятаться средь тьмы ветвей, покажись мне, после столь долгой разлуки! – взмолилась Слитис, приложив руки к груди.       Взгляд девушки был неимоверно печальным и кричащим от невыносимости одиночества. - Прекрати эту вечную пытку! Неужели единственное, чего ты хочешь, спустя всё это время – лишь безмолвные взгляды? - Мой внешний вид очень изменился, моя Сирена. Боюсь, что более твоё пение для меня не будет столь приятным и мягким. - Прекрати… - взмолилась девушка, залившись слезами.       Он молчал, лишь ветви содрогались от его неосторожных прикосновений. - Люцифер, зачем ты продолжаешь эту пытку? – вновь подала звонкий, но в тоже время неимоверно тихий голос Слитис, на который, впрочем, он ей никак не отозвался. – Как пожелаешь. Если тебе мило одиночество – я покидаю эти места, и вовек тебе будет не сыскать меня. Лицо девушки стало неимоверно печальным и обиженным, когда она вновь начала вглядываться в ветви. Он снова не вышел, лишь его тяжелое неровное дыхание выдавало его сомнения и напряжение. - Надеюсь, что об этом поступке мы не пожалеем.       Внезапно ветви словно расступились, и на обозрение Сирене вышел никак не её старый любимый Люцифер с огромными белоснежными крыльями. Пред ней был некто из глубин Андерскейпа, с обгоревшими пугающими крыльями и лицом, отдалённо напоминавшем мягкие черты юноши.       Слитис вскрикнула и подалась назад, с ужасом и сожалением глядя на явившееся существо. - Я знал, что напугаю тебя, поэтому и не показывался. Поверь, после столь долгих пыток ещё большая пытка находиться в считанных метрах от тебя и понимать, что как прежде не будет никогда, - обречённо произнёс Люцифер, с пониманием глядя на девушку.       Взяв себя в руки, Сирена выпрямилась и оценила взглядом Люцифера, который, казалось, что был напуган таким поведением. Вздохнув, девушка направилась к юноше, на что он начал пятиться, но через несколько шагов остановился.       Приблизившись, Слитис рывком бросилась на Люцифера, заключив его в крепкие объятия. Её тело содрогалось мелкой дрожью, а по щекам текли слёзы. Казалось, что даже в этот момент она не была до конца уверена в том, что это действительно он и он… вернулся. - Пусть ты изменился внешне, я истинно верю, что внутренне ты остался прежним. Ни огонь, ни сотни шрамов на твоём теле этого не изменят. Пусть исчезли твои мягкие крылья, а лицо исказила боль, это не страшит меня так, как бесконечность времени в одиночестве, на которое мы только что едва не обрекли друг друга.       Слитис прижималась к груди Дума, вдыхая его новый запах, напоминавший гарь, и улыбалась от осознания, что её муки окончены. Люцифер же крепко обнял девушку за талию, умиротворённый мыслью, что его страхи не оправдались.