Отчим

Поскрипывала кровать. Хедвига сидела на подоконнике и чистила перышки. Гарри раскачивался вперед-назад, тупо уставившись в обрывок тетрадного листа. «Синдром навязчивых действий», — вспомнилось Дину. Это называется так. И это не обязательно признак сумасшествия. Хоть Гарри с самого начала года выглядел конченным психом. Но Дин не знал, смог бы он сам прожить те четыре года школы в шкуре Поттера и не свихнуться. Только смерть Седрика и та ужасная рана на руке чего стоили. Так что, кто ее знает, эту Скиттер. Может, она и раскопала чего в медицинской карточке народного героя? И вообще, Томас без газетных писак знал, как Поттер бывал страшен. С этой своей кривоватой улыбочкой и глазами фанатика-смертника. «Я человек Дамблдора». Ну да. А Дин как бы делал вид, что в поезде Поттер не мечтал, как всем покажет. И как «поиграет с Дамблдором». Наигрался? — Эйч, ты чего? ЭЙ! — А? — Поттер словно вынырнул из кошмара. — Ди? Ты тут давно? — Только вошел. Чего случилось, спрашиваю. — Нет. Ничего. В магическом мире ничего не происходит. Только Волдеморт вернулся. Ты в курсе? — Гарри все еще чуть покачивался, словно по инерции. — Мы к этому готовились. И продолжаем готовиться, если ты забыл. Не играй передо мной дебила. Я не Малфой и не Лаванда Браун, чтобы вестись на такие разводки. Что в записке? — Это… Это ничего. Это личное. — А я блондинка. Не зли меня. — Ты лучше сам не нарывайся, Королевский лес. — Горшок кривой. Ну и сиди тут один, псих психом! Чтоб и все наши поверили, что у тебя на самом деле сорвало резьбу! Дверь комнаты пятикурсников Дин захлопнул так, что та отскочила и прихлопнула еще раз. Но Гарри не оценил экспрессии. Его взгляд вновь уперся в смятую бумажку. Гарри вспоминал… 1. Гарри Поттер. Он был им только для магического мира. В мире магглов Поттер давно перестал быть Поттером. Гарри Фабстер, сын полковника Фабстера — вот как его называли соседи. На первый год обучения, вздрагивая при первых звуках шипящего ненавистью голоса профессора зелий: «Вы совсем как ваш отец», Гарри внутренне сжимался и протестовал: «Нет, я не похож на полковника! Нет! Нет! НЕТ!» Но наружу этот крик не прорывался. Вслух звучало, согласно уставу: «Да, сэр! Потому что мы родственники, профессор!» И только Дин и Гермиона замечали судорожно сжатые кулаки. Полковник был их с Дадли отчимом. И он старался быть им отцом. Старался так, как делал все на этом свете: размеренно, согласно установленному плану и безжалостно. Гарри сказал бы «бездушно», если бы верил хоть во что-то наподобие души. Гарри осиротел в полтора года. Дадли — в пять лет. Дядю Вернона они оба помнили очень плохо. Племянник вспоминал вечно красное лицо и капельки пота на висках. Сын — колючие усы и надежные руки. Ну, и бездонную сумку с подарками. И очень хорошо оба помнили гроб с черными кисточками по краям. И пустое, какое-то перевернутое лицо Петунии. Заботливой мамочки для одного. Строгой тетушки — для другого. Тетя — «у меня же двенадцать песиков» — Мардж не помогала ни с похоронами, ни с юридическими вопросами относительно фирмы, кредиторов, арендаторов… Зато заявила права на свою часть наследства — Вернон в свое время вложил в фирму средства от продажи дома родителей и все еще не компенсировал старшей сестре ее долю. В качестве жеста доброй воли мисс Дурсль согласилась приютить у себя драгоценного племянника и (куда уж деваться) ненавистного нахлебника. Гарри злорадно думал, что тетушка Мардж потом трижды, три тысячи раз трижды пожалела о своей неосмотрительности. Она почему-то никак не предполагала, что полковник Фабстер может предпочесть заморенную вдову с двумя детьми и кучей проблем девице в самом соку, хоть и с небольшими усиками и замашками отставного гренадера. Уже потом, лет в тридцать, разглядывая семейные фотографии, Гарри признает — вкус у полковника был. Тетя, если ее накрасить и чуть откормить, была очень похожа на свою сестру, Лили Поттер, первую красавицу волшебной школы. А Марджори Дурсль всегда можно было спутать с младшим братом — даже грудь и усы у них были одинакового размера. Рональд Фабстер предложил тетушке крепкое плечо, надежную спину, теплую постель и мужскую руку в воспитании сыновей. «Ненормальная безотцовщина», — эти слова стали спусковым крючком. Свадьба выстрелила, не успел толком пройти обязательный траур. Петуния больше всего на свете опасалась ненормальности. Это была ужаснейшая угроза и страшнейшее ругательство. Хуже было только слово на букву «в». Марджори Дурсль устроила безобразную истерику, остановленную только хлесткими, как пощечины, словами полковника. Ни Дадли, ни Гарри потом так и не смогли вспомнить, что именно цедил сквозь сжатые зубы мистер Фабстер, но оба долго еще как наяву видели вздрагивающую всем телом толстуху, шаг за шагом, фраза за фразой пятившуюся к двери. Больше сестра дяди Вернона в их доме не появлялась. А когда в девять лет Дадли сбежал из дома и приехал к ней в Мартинс Херон (что вообще-то находится в графстве Беркшир) — не открыла дверь. А после вообще вызвала полицию. За этот побег наказали обоих. Бунтаря и укрывателя. Почти целый вечер коленями на горохе. Одно из самых ужасных наказаний на памяти Гарри. А он за свою жизнь их испы… *** — ДаГарри! Тынеслышишьменя?! — это был определенно вопрос к нему, только он не понял, о чем спрашивают. Гермиона применила высушивающие чары, устраняя последствия собственного Агуаменти. — А? — переспросил Поттер. — Ага. Амбридж вызывает. Что ты опять натворил?! Неужели так трудно не высовываться? Тебя ведь и профессор МакГонагалл предупреждала, и даже сам директор. Но ты как нарочно! — Я не делал ничего! — Даже Амбридж не наказывает просто так, знаешь ли. Ступай, а я возьму у мадам Помфри еще флакон с настойкой бадьяна. Потирая руку, Гарри побрел на очередную пытку, которую чиновница от Мин.Магии называла «отработкой». Он не спешил. Нужно было настроиться. Вообще-то, отключаться очень просто. Гарри умел отстраняться от ощущений тела куда лучше, чем Дадли. Полковник его всегда хвалил. А тренер по боксу — ругал. На ринге Гарри забывал, что он человек. Он бил, бил, бил — механически и безжалостно. И остановить его мог только хороший нокаут. Другие дети в секции боялись становиться с ним в пару. Отчим за это хвалил особенно. И скоро сменил тренера. И вид спорта. Вместо английского бокса Гарри попал в группу полузапрещенного полноконтактного кикбоксинга. Это очень помогло, когда Квиррелл вздумал задушить противника, от которого рикошетят Авады, голыми руками. Но благодарности к мистеру Фабстеру Поттер так и не испытал. И тренером считал только того, самого первого — истинного джентльмена, британца и боксера. А в восточных единоборствах равнодушный тренер ставил удары рук и ног, хвалил за способность бездумно и сильно молотить подвешенный мешок с песком и показывал, как правильно отрешиться от мыслей и ощущений в подобии медитации. *** Гарри дождался очередной лестницы и шагнул на ступеньку. Со всеми этими ловушками, на лестничных пролетах не было места для воспоминаний.