It's hard to say goodbye.

Поплотнее сдвинув шторы, Ева убедилась в том, что ни единый лучик света не проникнет в ее обитель. Для нее и свет, и тьма, и взгляды случайных прохожих уже заранее были предателями. Особенно в такие моменты. Не включая свет, Ева осторожно, на цыпочках, стараясь не споткнуться о многочисленные предметы, хаотично разбросанные по полу, и не издать ни звука, подошла к дальнему углу комнаты. Коснувшись плотной ткани, которой она скрывала свое сокровище от посторонних глаз, она улыбнулась. Это была самая страшная ее тайна, и самая сокровенная. Ей стоило лишь сомкнуть глаза, чтобы вспомнить, почему она оказалась напротив странной картины. Поначалу она, с головой укутавшись в одеяло, боялась даже высунуться, ожидая появления безголового манекена или Леди в Красном. Ева боялась даже лишний раз вздохнуть, что уж говорить о том, что та ночь была самой долгой и бессонной в ее жизни. Ближе к утру страх перед возвращением того кошмара отступил, оставив место удушающей апатии и тоске. Наконец-то она поняла, что было не так в ее ночных страхах. Бояться пройденного кошмара глупо… А забывать об ушедших, но все еще дорогих – просто немыслимо. Хотя, похоже, ушедшей была она, а он… Он был оставшимся. Но от этого было не менее горько. Мама не могла понять, отчего ее девятилетняя дочь так полюбила ходить в галерею. Казалось бы, девочки в ее годы должны были увлекаться куклами и историями про принцесс, а не выставками художников-абстракционистов. Ева же видела только одну картину. Потому что на ней был единственный, кого она хотела видеть. Иногда ей даже казалось, что светловолосый юноша, окруженный голубыми розами, слегка улыбался ей сквозь дымку своего сна. Иногда она проводила глупые, детские ритуалы, чтобы разбудить его. А после, когда глаза Гэрри откроются, она протянет ему руку и поможет выбраться. Как бы он сделал тогда, не усни он в том гротескном, холодном коридоре. Все эти сочиненные ей же самой стишки, бумажки с рисунками, лимонные конфетки и печенье, которыми она хотела помочь Гэрри проснуться, сейчас казались Еве омерзительно-глупыми. Смешно, просто смешно, даже ребенку, верить в то, что какие-то бумажки и сладости заставят картину с мертвым открыть глаза и вернуться. Да, Ева, признай. Он мертвый. Мертвый. Гэрри мертвый. Гэрри. Мертвый. «Мертвый, мертвый…» - стеклянным взглядом уставившись в стену, Ева обнимала картину и как завороженная повторяла эти слова. Когда-то давно, когда ей впервые в голову пришла мысль о том, что Гэрри не спит, а мертв, они резали ее разум, жгли лицо горькими слезам, и заставляли руки дрожать, будто бы током. Но теперь Ева большая девочка. Теперь Ева знает, что людям свойственно умирать. То, что «Забытый Портрет» оказался в ее руках, пожалуй, можно было считать вторым по значимости везением в ее жизни. После, конечно, того, как она выбралась из той, другой галереи. Ей довелось проходить мимо выставочного зала, когда тот оказался разрушен. Взрыв газа, как говорили в новостях. Но Ева знала, что это судьба решила быть к ней благосклонна. Гэрри, бледный и безмолвный, лежал прямо у ее ног. Ева тогда расплакалась, вспомнив об их первой встрече. Впрочем, это не помешало ей подобрать картину и, спрятав ее в школьном рюкзаке, бежать домой. И что странно, «Забытый Портрет» не был озвучен в списке пропавших или уничтоженных картин. Не оказалась замеченной и плачущая девочка, со всех ног бегущая домой. С тех пор прошло уже несколько лет. Про картину так и не вспомнили, и она продолжала все так же храниться дома у Евы. Завешенная плотной тканью, дабы никто и никогда не увидел его бледный лик. Никто и никогда. Наверное, пятнадцатилетней девочке было бы правильнее интересоваться живыми парнями. Наверное, пятнадцатилетней девочке было бы лучше научиться жить настоящим, оставив прошлое, каким бы оно ни было, позади. Стремиться вперед, украдкой бросая взгляд на бледное, спокойное лицо и улыбаясь тому, что у них с ним одна тайна на двоих. Но Ева, еще крепче прижимая картину к себе, с какой-то печальной обреченностью думала, что впредь никогда не оставит его в одиночестве, среди развалин кошмарного былого и синих роз. «Спокойных снов, Гэрри…»