Ненасытные

Она пробирается к нему тайком, на цыпочках, боясь, что кто-то может случайно увидеть или узнать их маленькую тайну, которую она бы сама лично закопала так глубоко в недрах земли, что невозможно было бы до нее дотянуться. Собственно, ему вообще было плевать, узнает кто-то или нет, чем в кабинете Зельеварения занимаются староста Слизерина и староста Гриффиндора. Но эта глупая девчонка боится всего, что невольно вызывает усмешку на его лице и желание подначивать ее за это. Ничего не менялось даже спустя столько времени: она - злилась, он - насмехался. Так было всегда, и будет. И с каждым днем его это радовало все больше, потому что задевать ее приносило ему наивысшее удовольствие. Сколько она еще выдержит - покажет время, но сейчас у них есть только настоящее. Гермиона забегает в кабинет, захлопывает замок и тихо прислоняется спиной к двери так, что сквозь ночное домашнее платье она чувствует холодную поверхность дерева, и это вызывает мороз по коже. Даже в этой кромешной тьме она видит очертания его фигуры, и слышит гулкие удары своего сердца. Он подходит к ней, и прежде, чем начинает что-то говорить, она жмурится и одаривает Драко поцелуем, потому что сейчас ей не нужны были его слова. Ей и так было панически страшно от того, что она делает уже который раз, поэтому то, что он мог сказать, могло пошатнуть ее незабвенную уверенность в том, что она поступает правильно, и эта показная уверенность испарится как туман в воздухе между их губами. Хотя в общем-то Малфою слова были не нужны в такие моменты. Прикосновения намного красноречивее пустых звуков, поэтому он принимал ее неуклюжие объятия и несмелые поцелуи, и отдавал ей то, зачем Гермиона приходила к нему. Однако, бывало часто, точно в стиле занудной Грейнджер, она спохватывается и осознает все неутешительную ситуацию, в которую они оба вляпались по самые уши, и из которой к сожалению или к счастью теперь было сложно выбраться; несколько дней она занимается самокопанием и самоедством за свою недозволенную бездумность и уж точно сумасшествие, затем собирает всю волю в кулак, запечатывает перепады настроения и желания, и исчезает из вида Драко, вообще не попадается ему на глаза и не смотрит в его сторону. Даже все попытки ее друзей заговорить о нем пресекались, и это их удивляло. Но не могла же Гермиона Грейнджер рассказать о своей порочной связи со слизеринцем? Именно поэтому в эти минуты она стремилась разорвать эту связь с ним окончательно и бесповоротно. И это доводило Малфоя до белого каления, заставляло сгорать от нетерпения, и когда это длилось слишком долго для него - он сам ее находил. По времени. Он внимательно изучал ее расписание незаметно от своих придурков-дружков, прикрываясь тем, что просто не хочет пересечься с Поттером и тем самым испоганить свой прекрасный день. Затем, подгадав, когда она точно будет одна, без своих идиотов, хватал ее за руку, когда она проходила мимо кабинета, затаскивал, захлопывал дверь и набрасывался на нее всем телом так, чтобы она не успела возмутиться. Его до невозможности бесит любой упрек и слова о правильности их поступков, он и сам осознавал, что это нехорошо, но избавиться от этой зависимости было вне его сил. Эта глупая девчонка стала для него его ядом, никотином, без которого жизнь становилась серой, хмурой. Другой. И он каждый раз, как зависимо-больной, шел за этой дозой наркотика, которого так не хватало в его крови, в нем целиком, потому что привык достигать того, что ему нужно любой ценой. Даже ценой собственного положения. Поэтому когда она приходит к нему, ничто им больше не нужно. Гермиона ощущает на своих плечах жесткие пальцы, когда отрывается от его губ. Она содрогается от этого внезапного прикосновения, но отступать она не собирается. Когда Драко прижимает ее к стене и крепко сжимает запястья, Гермиона не сопротивляется, хоть живот сводит от волнения, и зубы почти стучат, - она знает, что сейчас Драко накопил столько энергии, что такие резкие порывы естественны для него. Драко подцепляет пальцем лямку ночнушки и стягивает ее вниз, сопровождая движение ткани губами. А у Гермионы дрожит сердце от такого резкого контраста силы и нежности. Она, несмело освободив руку из его хватких пальцев, обнимает его лицо руками и притягивает к себе, чтобы поцеловать. Но не успевает сделать этого, потому что Драко резко поворачивает голову и смотрит в ее глаза. И Гермиона замирает, боится пошевелиться. Сердце трепещется в груди, и она никак не может взять себя в руки, отчего дыхание волнительно сбивается. В кромешной темноте она практически не видит его глаз, но ощущает на коже его взгляд, и чувствует, как колеблется от неровного дыхания воздух между их лицами. А ему до дрожи в коленях хочется обладать Гермионой, растерзать, взять силой, даже если она совсем не сопротивляется. И эта страсть затуманивает мозг, поглощает все больше и больше так, что эта девчонка постепенно становилась единственным, чего он желал всеми порывами своей души, и в этом он боялся признаться. До боли боялся; в груди кололо, внизу живота собиралась упругая горячая волна желания, а в крови болезненная ломка по ней. Она сама виновата в этом приступе его пылкости. Драко знает, что скорее всего у нее останутся синяки, и он обхватывает ее руки, когда она направляет ладони к его лицу. Проводит пальцами по горячим запястьям, на которых позже появятся светло-синие пятна, закрывает глаза, запоминая каждый миллиметр нежной кожи, глубоко вдыхает воздух, потому что в груди скопился обжигающий сердце трепет, смешанный с чувством превосходства, потому что только ему позволялось всем этим обладать. Именно ему, и никому другому, и она сама хочет этого, по своей воле. Еще некоторое время Гермиона стоит, чуть дыша, боясь сделать резкое движение. Драко отпускает ее запястья, медленно проводя пальцами по коже вдоль руки, отчего она ощущает нахлынувшие мурашки, приподнимается и прикасается к его теплым губам. На мгновение слизеринец замирает, и они оба слышат удары собственных сердец. И лишь когда Гермиона несмело обводит кончиком языка контур его нижней губы, Драко резко подхватывает ее за мягкие упругие ягодицы, небрежно опрокидывает на стол, набрасывается всем телом, одновременно с этим прикусывая кожу на чуть выступающей ключице, отчего у Гермионы темнеет перед глазами, и мысли растворяются в сладостном тихом стоне. Он раздвигает ее ноги, и прижимается еще сильнее, чтобы быть как можно ближе, и яростно, почти со злостью отвечает на ее поцелуй, жадно врываясь языком в ее рот, прикусывая ее губу, заставляя застонать от неожиданности. И Гермиона не протестует, она зарывается пальцами в серебристые густые волосы, выгибаясь навстречу его резким непрерывным движениям. Драко пальцами хватает ткань ночнушки на ее бедре, и Гермиона чувствует как прижимается к ее плоти его возбужденный член, слышит его сдавленное дыхание прямо над ухом, отчего по позвоночнику пробегает спираль из густого желания, перемешанного с трепетом. Она хрипло стонет и содрогается, когда Драко неторопливо проводит рукой по внутренней части бедра, обжигая кожу жаркими ладонями, немного отодвигает ткань трусиков и оглаживает пальцем горячую влажную промежность. Он намеренно некоторое время медлит, потому что хочет насладиться своим превосходством над ней. Он желает, чтобы девчонка сама попросила его, потому что знал, что она хочет этого не меньше, чем он сам. - Малфой, - приглушенно лепечет Гермиона ему в ухо, и от ее голоса он ощущает, как где-то внутри все содрогнулось. - Что такое? Но Драко в ответ лишь ухмыляется, обдавая кожу ее уха теплым дыханием, продолжая ласкать влажную плоть, надавливая на особо чувствительный бугорок, отчего Гермиона давится собственным языком, и уже мало что соображая, торопливо ищет пальцами пуговицы его рубашки и с дрожью расстегивает их, пытаясь от них избавиться. Драко некоторое время наблюдает за ее действиями, потом не выдерживает и дергает за подол, отчего пуговицы с гулким шумом падают на пол, но он совершенно не заботится о сохранности своей одежды. И Гермиона касается кончиками пальцев до его груди так нежно, целует так неистово, что он еле сдерживает себя от порыва истерзать ее прямо сейчас. Он тянет ткань ее платья на себя, отчего оно с глухим треском рвется по швам, обнажая небольшую упругую грудь. Драко задерживает дыхание на мгновение, облизывает пересохшие губы, и затем одной ладонью сжимает одну грудь, лаская затвердевший сосок между пальцами, и губами поднимается выше, к ее лицу, очерчивает поцелуем ее скулу, затем губы, ощущая, как сбивается ритм ее дыхания, и как она трепещет в его руках. Он выводит нежные влажные следы языком на ее шее, отчего Гермиона судорожно выгибается ему навстречу и запрокидывает голову. Она против воли сильней сжимает его бедра, пытаясь сдержать неистовое возбуждение между ног, и Драко чувствует это. Второй ладонью он неторопливо проводит по коже ее плоского живота, поддевает пальцами резинку кружевных трусиков и нежно касается лобка. - Малфой, - снова стонет она. - Что? - ухмыляется он, и добравшись до влажной плоти, погружает туда сначала один палец, затем второй, заставляя ее судорожно содрогаться под собой, впиваться в плечи ногтями, и почти умолять о том, чтобы он не останавливался. - Я хочу, - говорит Гермиона, когда он накручивает на свою ладонь ее волосы и нежно целует кожу шеи, заставляя гриффиндорку раствориться в его объятиях, как это было всегда до этого. - Пожалуйста... Грейнджер прижимает его к себе, направляет. Ее рука неловко тянется вниз, и она осторожно кончиками пальцев притрагивается к возбужденному члену, отчего Драко ощутил с двойной силой нахлынувшее напряжение. - Повтори, - говорит он с придыханием ей в губы, снова разводя пальцами влажные складки, чтобы ей было так хорошо, насколько он сам этого хотел, - Я не расслышал. - Я хочу тебя, - стонет она. Он успевает словить ее слова губами, нежно прикусывая разгоряченную кожу, - Очень. - Ты же любишь другого, - говорит он и сам слышит дикую ревность в своем голосе. Такую сильную, которая заставляет его впиться ее шею и оставить красный след от укуса. Гермиона сильней прижимает его плечи к себе, ласково проводит рукой по волосам и целует в губы; сердце останавливается. Затем она отрывается, поворачивает его голову на себя, заглядывает в самую глубину его глаз и отрицательно мотает головой. Где-то в животе порхнула одинокая бабочка. Он энергично сдергивает с нее промокшие насквозь трусики, снимает с себя брюки и белье, резко раздвигает еще сильней ее ноги, а затем, лихорадочно поскуливая, врывается с рыком во все еще горячую и возбужденную плоть, практически вдавливая хрупкое тело девушки в стол. Гермиона цепляется пальцами о края столешницы, чтобы не упасть от того темпа толчков, который задал Драко. И их больше ничего не волнует, они двигаются в едином ритме и стонут от удовольствия, наплевав на то, что могут быть кем-то услышаны и застуканы, потому что наслаждение разгорается с новой силой. И с новыми эмоциями. Они приходят в себя только к рассвету, когда в кабинет проскакивают лучи солнца и освещают горячий воздух. Измотанные и уставшие, что нет сил даже на то, чтобы одеться. Приятная дрожь в коленях не дает встать. Они сидят обнаженные на столешнице и наслаждаются объятиями, пусть они и длятся до утра. Через несколько минут они снова расстанутся и будут делать вид, что забыли, что происходит между ними в этом кабинете. Он снова будет ее задевать, а она не станет смотреть в его сторону, игнорируя его существование. И снова все по кругу. Но все это не важно, потому что до утра у них есть сейчас, в котором он может просто быть с ней. И он счастлив. А вы?