ID работы: 2834061

Все начинается просто

Слэш
PG-13
Завершён
25
автор
Dio Ignis бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
12 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
25 Нравится 18 Отзывы 6 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      Привычный полумрак окружает вокруг, воздух спертый, с привкусом кислоты. На заднем фоне как обычно играет музыка всех цветов и жанров вперемешку. Его никто не встречает, как обычно, а дверь как всегда не заперта. Он проходит вглубь комнаты, не разуваясь, только стягивает толстовку через голову, тут и так душно. Чонин располагается в маленькое кресло с торчащими пружинами, он всегда на нем сидит. Потому что уверен — это самое безопасное и чистое место. Кроме него никто не садится сюда.        По всей комнате разбросаны вещи: на столе грязная посуда, прикроватный столик усыпан крошками и кучей фантиков и оберток из-под еды, и вообще, Чонин старается не присматриваться к окружающему. Из закрытой двери слышатся шорохи и женский смех. Чонин закатывает глаза и натыкается на остатки женского белья, скомканные на краю дивана. Чонин всегда удивлялся, как Исин умудрялся приводить каждую ночь на эту свалку девушек. Но счастливое лицо друга с растрепанными волосами и в одних шортах, подтверждает, что легко и без всяких угрызений совести. Потому что он так живет, одним днем, и развлечения — его девиз. Для него неважно, какое сегодня число, месяц, день недели, время суток. Он всегда найдет, чем заняться и как повеселится. Девушки занимали важное место в его жизни, так же как и наркотики. Один из залогов хорошего развлечения.       Он тянет полуголую девушку из комнаты, приветствуя Чонина сияющей улыбкой, направляясь к двери. Незнакомка еле успевает подобрать вещи, как Исин, не останавливаясь, провожает к двери. Шлепает по ягодице и сладко запевает:       — Дверь можешь за собой не закрывать, — даже не дожидается, когда очередная пассия исчезнет, уже потирая руки, улыбаясь, направляется к Чонину.       — Давно пришел? — спрашивает Исин, перебирая вещи за низеньким столом, расчищая немного место с краю. Чонин невнятно что-то мычит, смаргивая худой силуэт незнакомки, исчезающей в дверном проеме, переключает внимание на друга, наблюдая за действиями. Откуда он достал черной пакетик, Чонин не увидел, но все остальные действия до дрожи знакомы. Тошнота наступает быстрее, чем мозг может переварить информацию. Чонин ненавидит привычки Исина, ненавидит эту беззаботную улыбку и сияющие глаза. Чонин не хочет быть свидетелем, но и боится пошевелиться, будто что-то сломается в нем или он снова начнет ненавидеть своего друга, а ноги сами унесут его отсюда. Поэтому он, сжав покрепче скулы, только наблюдает как Исин, рассыпает белый порошок там, где все еще хранятся крупицы такого же порошка, Чонин очень на это надеется. Каждое движение Исина четкое, размеренное и полное решимости. Он делит порошок на ровные части при помощи кухонного ножа, что завалялся среди грязной посуды. Чонин видит на лезвии ножа засохшие старые разводы и морщится, сжимая руки в кулаки. Ему очень хочется раздуть этот белый-кошмар-его-жизни и зажить спокойно, не переживая о том дышит ли его друг и увидит ли он завтра эту улыбку, но все что он может, просто наблюдать и помогать, когда тот совсем заиграется и его: «Все под контролем, KkamJong», трещит по швам с пеной у рта и закатанными глазами. Страх от произошедшего, еще долго летал по воздуху, но через несколько дней, снова это беспечная улыбка, с ямочкой на правой щеке, и стеклянный взгляд. Никого не волнует, как Чонин с этим справляется, всем без разницы, что он не может нормально спать после этого и, кажется, будто это он сворачивался от передоза, а не это улыбчивое чудо.       Чонина начинает сворачивать в узел и нехороший, липкий холод забирается под кожу, провоцируя еще больше, тело дергается в позывах.       — Чонин~а, подай мне трубку, — вдруг на распев, не своим голосом, пищит Исин, указывая Чонину куда-то за спину. Тот все еще боясь двигаться, неуверенными рывками оборачивается, ища глазами что-то похожее. Он словно еще сомневается, к нему ли обратился слишком спокойный Исин, и возвращает взгляд на друга, а тот лишь кивает и машет рукой, просит поискать чуть ниже. Чонин рассматривает тумбочку, на которой все еще стоит старый телевизор и так же много не нужных вещей, которые переполнены воспоминаниями, покрыты тонким слоем прошлого, пугая Чонина, как и вся квартира в целом. Глаза как-то слишком болезненно приковываются к грязной пустой трубочке, как и все в этом доме, только заглянув под нужную полку. Чонин старается не дышать, словно боится, что остатки частичек попадут и в его дыхательные пути, но размазанные следы крови с одного конца трубки, отнимает последние силы. Чонин боится, не сдержатся, когда Исин начнет делать, это в очередной раз. Он замирает с вытянутой рукой, но не достаточно, что бы Исин мог ее взять. Тот начинает уже отбивать только ему известный ритм, а глаза становятся болезненно влажными, ямочки больше нет на щеке, и Чонин снова понимает, что все слишком серьезно. Он мнется, не желая отдавать трубку и также, не уверен правильно ли опускать руку.       — Не много ли? Сколько уже прошло времени? — все-таки сдается Чонин, когда Исин не выдержав, подпрыгивает, желая заполучить свое спасение. Но глазки щелочками от раздражения и почти слышно шипения. Исин готов уже выкрикнуть что «НЕ твое дело». Но быстро затыкается, потому что на самом деле только Чонину и есть дело до него, только он сможет его спасти, только он остался рядом и перенес вместе с ним все агонии. Они прошли это вместе и в Исине просыпается совесть, только поэтому он прикусывает губу и, щуря нос, в мусоре возле своих ног ищет злосчастный пакетик. Быстро ножом соскребает одну дорожку и уже с чуть подрагивающими руками небрежно делит оставшуюся на две. Грустно отмечая, что этого совсем мало, можно сказать совсем бесполезно, это поможет только успокоить жжение в горле. А в клубе придется снова тратиться и задорого покупать у местного дилера. Он обозлено поднимает глаза и выкрикивает в лицо Чонину «доволен». Но это уже не Исин, а злосчастная наступающая ломка. Чонин сразу научился отделять настоящего Исина из детства и того в кого он превратился, даже придумал для последнего имя. Это один из сигналов для Исина, что все уже давно не под контролем и пора бы прекращать. Но Исин спокоен, ведь рядом с ним всегда находится внимательный Чонин, который не даст ему умереть.       Чонин растерянно смотрит, как кожа Исина в этой жаре становится гусиной, а пальцы на руках изредка подрагивают. Он беспомощно выпускает проклятую трубку, а Исин молниеносно хватает ее в воздухе, будто сидел и ждал этого момента. Чонин не хочет смотреть, как Исин вычеркивает несколько лет из своей жизни, поэтому тянется за своей гитарой, доставая из кейса за гриф. И устроив между ног, начинает медленно перебирать струны, пытаясь заглушить, самый ужасающий звук в жизни Чонина. Исин вдыхает через трубку жгучий порошок. Он игривым вихрем поднимается вдоль трубки вверх, уверено оседает на слизистую оболочку носа и носовых пазух. Исин торопится быстрее вдохнуть и через вторую ноздрю, потому что нос жутко щиплет и рефлексы очень сложно победить в таких ситуациях. А предательская первая капля уже стекает по внутренности трубки. Исин тихо сглатывает, знает, что Чонину это не понравится. Но спокойствие и звенящая ясность в голове воодушевляют. Исин облокачивается на диван и ненадолго опрокидывает голову, позволяя сладостной неге проникать все глубже и успокоить раздраженные нервы. Все начинает вертеться и играть разноцветными красками. Исин чувствует, как в нем оживает что-то прекрасное, вспоминает все свои обещания и понимает, что может свернуть горы, хоть сейчас. Чониновское дриньконье перерастает для Исина в целую балладу из эпохи королей и рыцарей. Он видит песню, которую играет Чонин, хоть тот и перепрыгивает с ноты на ноту, пропуская большие куски, но Исин видит всю песню целиком, видит все, что пропустил Чонин. Пальцы уже рисуют в воздухе ноты, а прекрасные девушки в пышных юбках и прозрачной кожей, медленно выплясывают в его голове, постоянно покачивая в такт песни бедрами. Золотистый свет разливается от Чонина, несмотря на то, что он грустит. Песня извивается, переплетается с золотыми нитями и Исин слышит смех придворных дам. Песня как-то не туда меняется и Исин понимает, что тут должна играть скрипка, подвывать и вытягивать мелодию на новое звучание, более чувственное, как его вены. И Исин вспоминает про кровь, которая уже засохла орионом вокруг носа. Он вытаскивает, что-то мягкое из-под поясницы и отковыривает тряпкой корочку, понимая, что это не впервой и в этом нет ничего хорошего.       — Давай запишем эту песню? — оживает Исин, пряча тряпку обратно за спину, слишком много на ней разводов и ему совсем не хочется об этом думать. Но Чонин лишь растеряно смотрит в глаза, совсем не понимая смысла. — Ну, ту, что ты наигрываешь. Очень красивая песня, я ее слышу, давай ее запишем. Она мне нравится, — снова воодушевляясь, щебечет Исин, размахивая руками. Но Чонин лишь смаргивает такой порыв и вновь грустно опускает глаза на струны.       — Нет, Джезефина не в настроение сегодня, — со вздохом выдыхает и поглаживает лакированную поверхность.       — Что произошло? — наиграно-взволновано вскрикивает Исин, подыгрывая другу. И ничего страшного, что это всего лишь гитара.       — Представляешь, я ее вчера чуть не потерял. Не заметил, как уснул и чуть не уронил ее. С ней могло произойти все что угодно, — добавляя к общему унынию, еще больше хмурится Чонин и нежнее обнимает гитару. Исин уже не удивляется, что из них двоих у Чонина гитара имеет имя, причем женское. Как-то он преисполнился желанием сделать ей гравировку с ее именем, а себе тату такую же. Но Исин тогда решил отвлечь его от плохих мыслей и ушел в запой, привязывая себя к Чонину еще крепче.       — Ты не потерял ее и с ней все в порядке. Так что давай это отпразднуем хорошей музыкой! — отметая весь идиотизм этой ситуаций, Исин просто жаждет воспроизвести все мелодии, что не дают покоя ему. Чонин просто вслушивается в быструю игру верхними нотами, наблюдая за блаженной улыбкой Исина. Чонину до сих пор жутко, от того что Исин на его глазах принимает наркотики, к этому сложно привыкнуть и совсем не хочется. Внутри все склеивается, будто прожигая ядом. Чонин до сих пор помнит все его передозы и самые страшные приступы ломки. Чонин не знает, что видит Исин за закрытыми веками, но все тело навечно запомнило всю эту боль и беспомощность.       — Тебе не надоело это? — резко обрывая мелодию, Чонин заставляет выйти друга из грез.       — В чем проблема Чонин? — так же непринужденно бренча на гитаре, недовольно спрашивает Исин, задирая нос к верху. За что получает подушкой по лицу.       — Прекрати все это! Во что ты превратил квартиру? В этих кучах уже явно образовалась своя экосистема. Я не намерен больше это терпеть, Исин, — слова вылетают быстрее, чем обычно и, высказав свое недовольство в слух, он и вправду понимает, что это сейчас важнее, чем прилипшие крупицы кокса на кухонном ноже и злосчастный черный пакетик в левом кармане шорт Исина. Чонин кивает сам себе утверждая, да именно из-за грязной посуды ему так гадко. — Ты сегодня никуда не пойдешь! Понял?! Я вернусь, завтра перед работой и чтобы все сияло. Как раз времени тебе хватит. И только попробуй не выполнить. Я выбью из тебя эту дурь, а потом засуну обратно в той организм, что бы ты не сдох, только засуну анально, может эффективнее будет! — резко подается в перед, для большего эффекта, а Исин заторможено пятится назад, прикрывая лицо гитарой. Чонин всматривается в расширенный зрачок и грустно отмечает, что для друга все его слова, как белый шум из радио. Он опускает взгляд и случайно натыкается на позабытую всеми пластмассовую трубку, которая приобрела еще пол тона красного.       — А знаешь, для большего эффекта, я заберу с собой это. Верну если ты все вычистишь здесь, — глаза Исина становятся более живыми, но неестественный зрачок все равно пугает. — А если ты и этого не можешь, то лучше сдохни. Я устал Исин! И все уже давно, как не в порядке. Понимаешь! — срываясь на крик, Чонин очень хочет достучаться до друга. Исин испугано смотрит на эти истерики, но до него еще не доходит всей сути. Почему-то в мозгу совсем нет места для слов только ноты, только музыка. Но сетчатка фиксирует быстрые движения Чонина, и как его трубка исчезает в кейсе Джезефины. Он начинает хватать ртом воздух от возмущения, не зная, что сказать первым. Но Чонин слишком быстрый сейчас. Исин не успевает заметить все его движения, только через одно. Не успевает запомнить, а вихрь из слов и жизни выскальзывает за пороги квартиры. В голову проникает звон ключей, что не подходит для новой мелодии и замок закрывается с той стороны. Это все должно было развеять дымку в голове Исина. Но там все еще гуляют дамы, в больших париках с выбеленным лицом и не капли реальности.

***

      Чонин зол. Чонин в гневе. Его уже в серьез достала эта ситуация с Исином. Его уже давно пора вытаскивать из этой зависимости, но лечение очень дорогое. Чонин как проклятый работает на трех работах, пытаясь прокормить их двоих. После же первого Исиненого передоза, Чонин обошел все клиники, разговоры всегда были короткими и по существу. Листочек с адресами клиник, походил на плохо нарисованную карту с черным жирном крестиком по середине, а Чонин понял, что это самое дорогое увлечение, что выбрал себе Исин. В такие моменты, как сегодня, Чонин думает, что лучше бы он пил каждый день, от алкоголизма и то легче избавится, Чонин узнавал.       Сейчас у Чонина была накоплена почти вся сумма для первого этапа лечение. И в одной из клиник нашелся понимающий врач. Врачей было сложно пробить на человеческие чувства, Чонин старался объяснить, а его страх пробивался сквозь поры на теле. Сухо, работал в клинике не так давно, он еще не перепачкался в этой грязи, в нем еще не умерли человеческие качества. Его номер стоит у Чонина в автодозвоне вместе с номером Исина. У Исина, кстати тоже, под именем «Спаситель», но Исин слишком беспечен. Чонин просто надеется на чудо, и без раздумий вбивает номер. Надеясь, что такое имя привлечет его внимание быстрее. Сухо не смог договорится о рассроченной оплате с директором, зато научил Чонина справляться с кризисными моментами. Чонин не знает еще, как будет расплачиваться за его доброту, но этот пункт стоит одним из первых в личном списке «Успеть до…» и в этих трех точках, каждый найдет свое объяснение.       Чонин не отчаивается. Чонин все равно улыбается Исину. Чонин надеется, что однажды Исину не понадобится все это, липкая желтизна сойдет с его лица и эта болезненная худоба перестанет пугать. Глаза станут чище, без примеси химии и улыбка на его лице будет живой, а не приклеенный стикер, выдавая его с потрохами, что тут не все чисто.       Чонин спешит на одну из любимых своих работ. В ночном баре стоит не большой гул, а импровизированная сцена уже подсвечивается пару софитами, не ярко, но достаточно, чтобы разглядеть, кто на ней выступает. Чонин приветствует у входа бармена и проскальзывает в служебное помещение. У Чонина свободный график, но так как деньги нужны срочно, он приходит сюда каждую ночь изредка берет себе выходные, чтобы поспать, и то лишь для того чтобы не валится с ног на двух других работах.       За различными стеллажами, Чонин находит тот ящик, в котором оставил свою рубашку для выступлений, она черная немного приталенная, неплохо сочетается с темными джинсами. Ворует из чужой открытой косметички черный карандаш, растушевывает на веках, придавая выразительности глазам, пачкает руки в геле для волос, что стоял рядом, создает легкую растрепанность и вперед на сцену. Раньше это была работа Исина, он просто был влюблен в музыку, готов был распевать песни сутками напролет. Его пальцы, не останавливаясь, бегали по струнам, играли мелодию одну за другой, не делая остановок между песнями, а Чонину оставалось только сидеть напротив и угадывать, что на этот раз выдает этот умник. О его потенциале говорили все, но после срыва о нем никто и не вспомнил.       Все случилось одним морозным утром. Один простой телефонный звонок и минус две жизни. Все просто, две смерти ровняется одной загубленной душой. Простоя арифметика, а самое главное такая жизненная. У Исина, что-то переклинило, когда с его рук слетал невесомый прах родителей. Покрывая землю вокруг них тонким слоем, тогда их было трое. И это потеря была общая. Сейчас их двое, но Чонин продолжает надеяться, что эта проблема все еще общая. Чонин верит, что сможет исправить хоть что-то в своей жизни.       Чонин успел многому научиться у Исина, когда наблюдал из тени за его выступлениями, поэтому сейчас не страшно. Манера игры очень схожа, но не хватает Исиновского восприятия. Чонин хорошо умеет подражать, но этого не достаточно. Поэтому Чонин устраивает мини-кавер шоу и переигрывает самые популярные мелодии. Толпа приветственно вскрикивает, а у Чонина внутри чувство ближе схожее к счастью, хотя нет, все же показалось. Он широко улыбается, многие здесь присутствующие частые гости, и Чонин даже знает с чего лучше начать, чтобы порадовать этих пьянчуг. Когда ребята оценивающе улюлюкают, прося не останавливаться, а на особо удачных моментах еще невпопад подпевают, внутри Чонина расплывается гордость и восхищение. Сладостное чувство задерживается на кончике языка, он не представляет что испытывают люди выступая на большой сцене, но с каким уважением ему пожимают руки, очень греет и поддерживает. Чонин с теплотой относится к своим слушателям, даже если завтра он не придет, кто-нибудь обязательно спросит про него, Чонин просто надеется, что так и будет.       В горле пересохло, а пальцы, кажется, снова обретают чувствительность, сквозь толстый слой огрубевшей кожи. Настенные часы приближаются к 3 ночи, а в баре жизнь только ускоряется. Чонин блаженно улыбается, давая горлу отдохнуть, а мелодия продолжает течь, подхваченная зрителями. Понежиться в такой атмосфере не удается, так как в бар врываются два бугая в форме с натасканной собакой. Никому не нужно уточнять, что она собирается тут искать, но их появление никого не удивляет, потому что тут всегда спокойно и нет таинственных дилеров. На этой улице с неделю назад закрыли крупный притон, поэтому полиция устраивает ночные рейды на ближайшие заведения. В это не спокойное время, такая сцена стала обыденной, что Чонин бы даже бровью не повел, если бы собака не рванулась в служебное помещение. Сегодня явно не его день, как и прошедшие 1460 дней тому назад. Явно, где-то на небосводе произошел сбой. Чонин доигрывает последний припев, потом пару аккордов и можно взять перерыв. Скользкое неприятное чувство, когда нюх чертовой собаки не подвел и все-таки нашел, эти чертовы гранулы. Чонин прекращает свою игру, кланяется и быстро спускается с помоста, к перепуганному бармену, что как ребенок выпучил глаза на парней в форме. Собака противно лает, а менеджер уже тут как тут.       — Чьи это вещи? — один из офицеров протягивая кейс Чонина менеджеру прямо в нос. Чонин уверен, что этому парню не стать детективом, потому что единственный у кого есть гитара, это Чонин. На упорство, и игру на сообразительность, не хочется тратить время, поэтому Чонин отзывается быстрее, чем его заметили.       — Это мое. И кажется у Вас возникли вопросы, — понимая, что на сегодня рабочий день закончен, и полученной сумы едва хватит на оплату коммунальных услуг, Чонин поворачивается к менеджеру и чеканит. — Произошло недоразумения, деньги я завтра заберу.       Как и думалось, его быстро сворачивают, даже не позволяя засунуть гитару в кейс, приходится на ходу просить бармена по имени Тао забрать ее к себе, подталкиваемый со спины стражами правопорядка. Чонин начинает тихо молится, чтобы сегодня Лухан был на смене, иначе потратит еще остаток ночи, выпрашивая один несчастный звонок. Это не первый раз, когда его арестовывают из-за Исина, это вошло уже в новый вид проведения досуга. Конечно, сегодня будет сложнее доказать свою невиновность, и Лухан по головке явно не погладит, но беспокоиться нет смысла. Поэтому, откинув голову на сидение, Чонин пытается немного расслабиться, не спать тучу времени и шести часовое сидение на стуле, нисколько не улучшает состояние.       Просыпается он от того, что его за шкирку насильно тянут из машины. Видимо организм берет свое и Чонин заснул крепко, настолько, что не смог сразу понять, что происходят и куда его тащат. Конечно, прищуренный, озлобленный взгляд, окатывает ледяной водой и все встает на свои места. Короткие рыжие волосы торчат в разные стороны, а обычно большие глаза сейчас с презрением сверлят в самый висок. Глаза опухшие, красные, зато идеально выглаженная форма с отличительными знаками.       Лухан со школьной скамьи был приличным мальчиком, отличник, борец за права обделенных, защитник, и что он нашел в двух оболтусах, что болтались где-то на территории школы, вместо уроков. Наверное, тоже посчитал их обездоленными и обделенными. Лухан старше их всех, первый в учебе, первый в спорте, сильный, ловкий и при этом всем совершено с кукольным лицом и большими оленьими глазками. Исин ласково называл его «наш Бэмби», а Чонин с не доверием каждый раз отталкивал от себя. Лухан всегда был сообразительней их, поэтому быстрее всех понял, что они станут лучшими друзьями, до конца дней своих. Чонина это совсем не радовало, ему хватало одного китайского друга в лице Исина, и новая загадка в лице, не пойми то ли мальчик, то ли девочка с горой мускул и губками бантиком, заставляла напрячься. Чонин считал Лухана не правильным, нельзя сочетать столько не сочетаемых качеств в одном флаконе. Все это хорошо по отдельности, но не вместе. Из-за показной ненависти, Чонин не заметил, как влюбился в этого чудо мальчика. Хотя, наверное, каждый скажет, что не влюбиться в него просто нельзя было. Но для Чонина это была полная катастрофа. Он не побежал в этот же день признаваться, он замкнулся с неправильными чувствами внутри себя и посылал все позывы на реабилитацию в жопу. Спас положение тогда сам Лухан с фразой «Я перевожусь в полицейскую академию, но мы все равно останемся лучшими друзьями» и обещания на кончиках мизинцев. А Чонин, наверное, тогда и поверил ему, поверил, что сможет все, поверил, что они друзья навечно, не смотря ни на что.       — Здравствуй ЛуЛу, ты как всегда неотразима.Ребята, аккуратней, мы чуть даму не сбили, — растягивая губы в едкой усмешке, плюется словами рядом с Луханом, когда его все так же насильно тащат внутрь участка. — Давайте меня сразу по тестам прогоним, чтобы не терять наше общее время.       Для Чонина время — это деньги, и их критически нехватает, еще брошенный Исин, за которого пока рано беспокоится, но не стоит забывать. Офицеры грубо толкают в комнату для допросов, так как больше не куда, ну и в теории с ним должны поговорить для начала. Следом заходит Лухан, сам держит в руках баночку для анализов и сквозь зубы рычит.       — Какого черта, Ким Чонин? — процедура заученная и избитая, естественно тест оказался отрицательным, а им естественно этого мало. Что делать с трубкой они не знают. Из начальства в участке только Лухан, он кривит губы выбрасывает недовольное: «Я сам его допрошу», закрывает за собой дверь. Наконец, они остаются один на один. А у Чонина в ушах от его голоса звенят отголоски воспоминаний. От которых не легче, которые крепче титана, ничем не пробить. Чонин старался забыть, отпустить, но совсем не получается. Эти воспоминания словно криптонит для супермена, возвращают Чонина в самые нелегкие времена. Заставляют переживать заново эту боль и страх. Так всегда рядом с Луханом, потому что до сих пор больно. Потому что бросил.       После смерти родителей, Исин сломался, потерял свою детскую невинность и стал просто проваливаться вниз, в самый чертог мира. Чонин к тому времени смог перебороть свои чувства к Лухану, а может ему так только казалось. Потому что справиться с Исином семнадцатилетнему мальчику, было не по силам. Исин был старше, и даже повезло, что на тот момент уже достиг совершеннолетия.       Все начало рушиться, без разрешения, а вытаскивать Исина из второсортных казино, по совместительству бордели, стало совсем не смешно. Исин крошился у них на глазах и затягивая их вслед за собой. Чонин не мог уйти, а Лухан боялся, что младший в один момент треснет и тоже сломается. Исин прогуливал все деньги, оставшиеся от родителей, и приклеил на себя клеймо «Живу одним днем», так проще, никому не придется объяснять, а парням и не нужно было.       «Мне так страшно, хён. Ты мне нужен.», доверчиво скуля под боком у Лухана, косо поглядывал на обдолбаного Исина, после очередной спасательной мисии. А детство просто трещало по швам. На коже еще налип сладковатый запах марихуаны, а Чонина просто трясло от увиденного этой ночью.       Не смотря на всю грязь и боль, первый поцелуй Чонина был украден Луханом, совсем беспечно, летней ночью под треск цикад. Они спешили за Исином, что снова укрощал единорогов в клубе «Таинственный сад», который вниз по улице и налево, от парка.       Чонину взбрело в голову залезть на дерево, но, не успев ухватится, плашмя валится на траву, Лухан перепугавшись спешит на помощь, но трава оказывается влажной и его ноги скользят, поэтому он валится сверху на Чонина. Чонин хоть и больно упал на спину, но смеется до слез, от того как размахивал руками и ногами Лухан, летя к нему на помощь. Мокрая трава неприятно холодила кожу, а луна в этот вечер светила ярче. После произошедшего в их маленьком мирке не осталась ничего светлого и такой неожиданный порыв, напомнил, что совсем недавно все было по-другому, и что, зазывая о помощи, Чонин просил именно этого тепла. Смех затих сам собой, наверное, ощущения были общие, а сердце бешено билось о ребра, Лухан подался первым, а Чонину показалось, что это он случайно съел те розовые «витаминки» Исина. Чонин не знал, как назвать это чувство, когда уже убитые эмоции, заново воскрешаются, на этом же месте, увеличиваясь в размерах, и приковывают Чонина к месту. Оказалось, любить Лухана, не просто, но просто до безумия восхитительно. Чонин жалел, что раньше сам не сказал, о своих чувствах, но Лухан лишь прижимал ближе, с печалью в голосе: «- Я бы отказал. Не смог бы принять тебя. — А сейчас почему не отказал? — Потому что ты уже не ребенок и… я люблю тебя»       Исину не нужно было знать, Исин и не знал. Исин словно ищейка с натренированным носом на неприятности и приключения. Его милое личико и худое тело, было превосходным пропуском на все закрытые и самые отрывные тусовки, чем усложняло жизнь Чонина с Луханом. Не смотря на расширенные зрачки и потерю рассудка, любовь к музыке у Исина никто не отнимал. В пластике Исина, можно было позавидовать, даже если голова совершенно не соображала, ноги не позволяли упасть. Танцевал Исин отменно, что под наркотой, что и без них. Чем привлекал ненужное внимание, а волны страсти, что испытывал Исин по отношению к музыке, просто сшибали с ног, поэтому его хотелось тупо трахать. Трахать до потери пульса, до сломанных ребер и рваной кожи. Когда это произошло впервые, Чонин долго молчал, молча, отирал кожу и мазал больные места мазью. Первая его зарплата ушла на лекарства «хёну», а в глазах стояла боль, совсем не детская, как все привыкли думать. В больницу обращаться им нельзя было, потому что организм был набит наркотой. Тут-то и пришло время первым жестким ломкам, и ломало их всех, словно каждый успел надышаться за это время ядовитыми парами.       Замкнутое пространство и немощность Исина, коротит Чонина. Он с полными слез глазами, срывается на Исина, за все то время что молчал, кричит не помня себя. Выговаривал о самом больно: о том как устал, о том что ненавидит Исина, о том что Исин давно умер и вместо него совсем другой человек. Чонин рычал совсем как дикий звереныш, но все равно продолжал ухаживать за Исином.        Исин всегда внимательно слушал, тогда еще его голова была чиста, но из-за понижении дозы все воспринималось слишком чувствительно. Когда в голове звенит от прозрачности сознания, не так сложно догадаться, что его друзья уже совсем и «не дружат». А тихие стоны за стенкой давили на расшатанные нервы амфетамином. Исину просто становилось обидно, он считал что его забыли, что его бросили, он с ненавистью шипел на них, плевался ядом. Он бы ушел от них, да сломанные ребра и зудящие чувства не предавали сил. Ломка усиливалась с каждым днем, обстановка накалялось, а парни молча терпели. Чонин прозвал Исина, «Лэем», ставя клеймо на этом состоянии будто в подтверждение к своим словам. Страшно становилось с каждым днем. Чонину только стукнуло восемнадцать, а смысл жизни уже как-то блек рядом с Лэем. А Лухан успел окончить академию и его официально приняли в местный участок оперативным сотрудником. Чонин по такому случаю устроил вечеринку, на отобранные деньги Исина накупил праздничную еду. С самого утра натянул на лицо улыбку, от которой Исина просто тошнило. И уже вечером при обнимая за талию Лухана, он как-то робко, что не было свойственно ему совсем, сказал:       — Давайте выпьем, за нашу семью. Кажется, сейчас, наша жизнь начинает налаживаться. Я люблю вас ребята, — промелькнувшее смущение еле заметным румянцем. Исина лишь позабавила, фыркая заливая презрении алкоголем, он обещал сегодня молчать, но кажется, программа заражена каким-то вирусом, а на языке уже крутятся несколько ругательств. <i>      — Боже мой, ты что-то внутри него порвал, почему наш грозный KkamJong, так мило розовеет. Я же говорил, до добра это не доведет. Ты сломал нашего мальчика.- не удерживая язык за зубами язвит Исин.       — Заткнись Лэй, — повышая голос, рычит Лухан, — а то яйца оторву.       Это был один из последних вечеров, где они еще были семьей. Правда по просьбе Чонина, эти слова частенько всплывали в их разговоре.       Лухан всегда делает все на отлично, и на работе трудится за десятерых, на работе это воспринимают за должное, хотя остальные сотрудники шевелятся словно черепахи, чем страшно бесят Лухана. График ненормированный, не удается даже элементарно помыться. Их отправляют на самые грязные дела, но благодаря Исину, его больше не пугают эти убогие притоны, а наркоманы, кажутся, знакомыми их пустой взгляд и потерянный вид вызывают сострадание. После масштабного и первого ареста наркобарона и разгон центрального притона района, Лухан получает выходной и премию. Осталась только оформить и зафиксировать всех побитых жизнью людей, к которым у Лухана небольшая симпатия. Просто дома, в его семье мучается такой же поломанный жизнью. И Лухан их понимает, совсем немного, но понимает. Телефонный звонок, словно вспышка на солнце, страшным знаменем повисает над ними. «Лухан я не знаю, что мне делать. Его весь день трясет, он весь холодный, а за последнюю неделю он не съел ничего кроме плошки риса. Со мной не разговаривает и дышит слишком рвано… я боюсь Лухан» «… мне кажется, он не доживет до утра…» Приговором. В самое сердце.       Чонин умоляет принести с работы немного наркотиков, чтобы ему стало легче. А это против правил, так не поступают лучшие сотрудники, на которого тянет Лухан. А еще два часа работы и экстренный выезд. Снова наркоман, так некстати.       Это первый труп, что он видит, весь в блевотине, из носа кровь, синюшные губы и пена, а у Лухана перед глазами труп Исина и слезы стеной. Все оформляли без него, потому что в голове «он не доживет до утра». Проблевавшись за углом, Лухана успокаивающе хлопают по плечу и отправляют домой. По дороге он решает все-таки заехать в офис и прихватить для Исина заветный порошочек, амфетомины явно уже не помогут. Потому что в голове до сих пор «он не доживет до утра».       До этого Лухан даже не мог подумать, что с ними может произойти что-то серьезное. По дороге до офиса он перебрал в уме сотни картинок, представляя, как однажды может вот так приехать на труп Исина, его Исина или и во все ему попадется что-то пострашнее. Лухан раньше и не задумывался, что с этими двумя парнями может произойти что-то серьезное. Что у Чонина может быть что-то пострашнее, чем ангина. Лухан бы точно не смог этого пережить.       Исину и вправду стало лучше, доза не большая, но какая-то целебная, Чонин опухший с зареванными глазами его все еще знобит вместе с Исином на пару. Чонин еще не понял, что кошмар окончен, или это Лухан все еще не поймет, что это не сон, а долбанная жизнь. Лухана охватывает ступор, он чуть отходит к стене и замирает, наблюдая со стороны. Повсюду валяются мокрые тряпки, бинты, грязные ватки, на столике раскрытые шприцы и миски с водой. Смутно напоминает больницу, но Лухан уже видел что-то подобное на работе, это место уже прогнило и, то, как ведет себя Чонин, Лухану подсказывает, что он следующий. Яд по всюду, передается по воздуху, а Чонина пора спасать, уводить отсюда. Чонин бережно ухаживает за Исином, не произнося не слова, а губы синеватые и потрескавшиеся, наверное, все уже было сказано до этого, Чонин не умеет долго терпеть. Болезненная усталость на лицах обоих, и Лухану становится страшно, они сейчас слишком похожи. Внутри все скачет и переворачивается. У Лухана нет ничего дороже, чем они. Он их любит до хруста костей. И это ощущение тянет его камнем ко дну.       Лухан всегда был лучшим во всех соревнованиях, во всех номинациях и категориях, где бы ни участвовал. Некий уникум. Чудо ребенок. Конечно, у всего есть недостаток. У Лухана тоже был один. При всех талантах и возможностей он был конченым эгоистом. Его волновала только своя выгода, только о своей заднице и жизни он мог качественно позаботится. А отношения с этими людьми ставили все под откос. Когда пронюхают, что он спит с парнем, который младше его, будет буря, а когда дело дойдет до лучшего друга наркомана, можно прощаться с работой. И Лухан не сможет помочь себе, когда однажды не успеет спасти кого-то из них. Их благополучие важнее, чем свое счастье и Лухан просто сдается. Все просто, страх сильное чувство. Природное инстинктивное, с инстинктами лучше не спорить. Вот и Лухан не спорит, когда Исин снова может двигаться и Чонин устраивается на еще одну работу, сокращая свое свободное время в двое, Лухан собирает вещи и исчезает. Лухан струсил. Он встречает Чонина в том же парке, только на улице уже не лето и они больше не дети.       «– Чонин я так больше не могу. Давай уедем вдвоем. Мы больше не сможем помочь Исину, он только загубит нас, — Чонин чувствовал, что-то не ладное, но о таком и не мог предположить. Его снова трясет, а ноги делают шаг назад, готовые сбежать, от этих слов, что ранят в самое сердце.       — А Исин? Он же умрет один. Он не виноват, что так получилось, — потерять последнюю опору страшно, и Чонин понимает Исина еще больше, потому что на его глазах рушится, что-то постоянное и не оспоримое. Чонин никогда не представлял жизни без Лухана. А Лухан всегда был умнее их всех.       — Мы не можем бросить его. Как ты можешь так говорить? — в глазах слезы, у обоих и это крах. Их мир рушится, посыпая пылью на лакированные ботинки.       Пальцы еще чувствуют, чужое тепло, но это иллюзия. Чонина накрывает гребнем волны, и он понимает, что крутится у Лухана на языке.       — Тогда я ухожу один, — и это ровняется еще одной смерти. Простоя арифметика, жизненная, черт подери. Лухан сдался.       — Я не смогу вам помочь, если меня уволят. Я не смогу вас защитить, — пустые слова, никому не нужные оправдание. — Исин стабилизировался, а ты достоин большего, чем такой эгоист как я. И если меня повысят, то они доберутся до тебя и нам кранты. Они не дадут тебе покоя и мне тоже. Это не простой шаг, но так будет лучше для всех, — и лучше никому не будет, Чонин знает наверняка. А как этот чертов умник, еще до этого не додумался, Чонин не понимает.»       Любить Лухана непросто, а отпустить Лухана в два раза хуже. Чонин тихо умирал, пока Исин был в отключке, скрывать от всех свою боль старая привычка. Замкнуться внутри себя, отличный план на остаток жизни. Чонин не может позаботиться об Исине поэтому впервые каждый предоставлен сам себе. Болит внутри все, но этого явно не достаточно для полного комплекта он берет на работе выходной. Решение глупое, детское, клише любовных драм, но Чонину все равно. Чонин подавлен. Держать нож в руке не страшно, он бы даже сказал что привычно. А вот смотреть, как кожа рассекается на два разных берега, уже жутко. Адреналин стучит в голове, вместе с сотнями сигналов, призывов, остановить все это. Это не правильно, так нельзя. Да, внутри все болит, но жить-то можно, можно ведь постараться. Но Чонин не слышит ничего, Чонин просто боится, а посторонний шум за дверью, выводят из оцепенения. Чонин боится резких звуков, поэтому дергается, рассекая рану еще шире. Вроде этого и хотелось, но от страха слезы текут сильнее, он рыдает в голос, потому что ребенок, глупый, не умелый, который даже дверь забыл закрыть. Брошенный ребенок.       У Исина нюх на приключения, поэтому, наверное, так бежал домой, дверь как всегда открыта, и свет только включен в холодной ванной. А там он. В крови и слезах, рыдает, а Исин вспоминает, что как бы хён. И что как бы пора с этим завязывать, потому что родной для него человек, растекается сейчас бордовой лужицей. Первая помощь оказана, рана зашита, правдоподобное объяснение придумано, жизненный урок выучен, но что–то в этом все равно не так. А Исин замечает, что вещей в квартире в двое меньше и кружки на кухне всего две. Что Чонин больше не улыбается и болезненно жмется сбоку, не от пораненной руки. Исину не нужны объяснение, просто чистый разум, хоть иногда.       — Мы со всем справимся малыш, - прижимая ближе и обещания что завяжет, ведь Чонин младше и ему нужна защита. Обещание провалено, а болезнь проникла намного глубже, чем хотелось. Первый передоз и все встало на свои места.

***

      Вот он Чонин, уставший, измотанный и вот Лухан, не менее замученный, но совершенно другой. Чонину нравится на него смотреть, кожа светлая, наверное, все такая же мягкая. Глаза перестали источать злобу, и сейчас в них приятно смотреть. Круглые ореховые с россыпью золота обрамленные пушистыми ресницами, Чонин обожал эти глаза больше всего. Внутри все трепещет, словно это не его ломало и сворачивало от этого человека. Тупые рефлексы, запах вокруг них густеет и это плохо отражается на них обоих.       — Ты ведь понимаешь, что это не мое, — начинает первым Чонин. Он улыбается поломано, но именно так научила его матушка судьба. Лухан щурится, от этой улыбки, но не отводит глаз.       — Это уже пятый раз за месяц, Чонин. Ты что специально это делаешь? — оставаясь спокойным, спрашивает Лухан.       — С какой целью мне это делать? Думаешь мне заняться нечем? Время для меня деньги, и сейчас их категорически не хватает. Из-за некоторых мне приходится работать в два раза больше, — Чонину нравится упрекать Лухана при любом удобном случаи. Чонин всегда быстро шел на провокации Лухана. Слишком остро на него реагировал, еще со школьной скамьи. Может просто это природная такая совместимость. — Постой ты хочешь сказать, что я попялиться на тебя прихожу? — угадав мысли, Чонин откидывается на стул и в ошеломление расширяет глаза. От возмущение заходится воплями, а в глазах ненависть. Хочется верить, что Лухану все еще не безразлична их жизнь, и он не забыл про отстающих по всем параметром друзей. Чонин не спорит, что Лухан страшно сексуален в идеально сидящей форме, и внешне он только возмужал и, наконец, перестал выглядеть на десятилетнюю девочку. И от того как реагирует тело на Лухана, хочется скулить совсем по-собачьи, потому что это кажется не выносимо. Но Чонин легко списывает все ощущения на долгое отсутствие личной жизни и банальный недотрах.       — Давай вытаскивай меня от сюда, и обещаю, еще долго не буду появляться на глаза, — Чонин нервно поглядывает на часы, потому что ускорятся уже пара, что бы все успеть. От Лухана не скрывается беспокойство, на то он и лучший следователь.       — Что, спешишь куда-то? — с ревностью выдает Лухан, позволяя себе чуть больше эмоций, чем хотел, на самом деле. А Чонин в очередной раз заходится смехом, рваным как и их души, совсем не по-доброму. Чонин уверен, что Лухан ему должен, и долг растет с каждым днем все больше и больше, поэтому плевать он хотел на проблемы Лухана с его гормональными сбоями.       — Прекрати разыгрывать комедии. Посмеялись, хватит. Я занятой человек у меня все расписано по часам. Ты ведь понимаешь, что на трубочке ДНК Исина, и будет херово, если он попадет в базу данных. Ко мне претензий нет, поэтому я свободен, не так ли? — Чонин сыт по горло уже его запахом. Он храбрится нарочно, показывая выученное позерство и ненависть. За актерское мастерство полагается высший бал, а вот за духовное состояние неуд. Чонин каменная стена, пока его не хватают за руку. Руки теплые, а внутри все подскакивает, и он рассыпается сотней лепестков. Хочется защитных объятий, как и раньше, потому что он все еще такой же мальчик, ранимый и чувствительный. Лухан останавливает его уже на улице, в четырех ярдах от участка. Тут темно и, кажется, все те же цикады снова распевают свои песни. Чонина трясет, потому что это противозаконно, вот так смотреть в самую душу. А любить Лухана еще хуже.       — Эй, у вас все в порядке дома? — Чонину кажется, что он видит беспокойство и начинает таить, теряя остатки самообладания. — Вам нужны деньги? — но нет, Чонину показалось, обычный расчет и чувство вины, не больше. Лухан не может ничего предложить кроме денег. А Чонину нужна любовь.       — Научись ценить что-то помимо денег, тогда и поговорим. А как у нас дела, это не твое дело, — бросает Чонин, жалея, что встретил сегодня Лухана. Кто теперь поможет ему? Кто залатает его раны?       Любовь к Лухану напоминает американские горки, то подъем до самых небес, и веришь всем сердцем, что никогда не разлюбишь, то резкое падение с ненавистью, а еще петли обиды и предательства. А Чонин видимо очень любит адреналин в крови, и перепады настроения. Может он тоже наркоман, раз постоянно садится в один и тот же вагончик и вперед по кругу. Все просто, от инстинктов далеко не уйти.       Чонину холодно, потому что уже рассвет, а его теплая красная толстовка забыта в баре. Он шаркает пятками, поднимая пыль. Приятное одиночество, оно не решит всех проблем Чонина, но поможет успокоить встрепенувшиеся чувства. Так всегда при Лухане, тело само отзывается на каждый его вздох. Лухан для Чонина, что-то пострашнее, чем крептонит для супергероя. Чонин наверное никогда не разучится любить Лухана. Но Чонин верит, что справиться со всеми трудностями. Вылечит Исина, приведет его голову в порядок, а потом займется головой Лухана. Чонин не перестанет верить в любовь, но ему срочно пора взрослеть.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.