Змея Давида

Диана Беркович проснулась от того, что кто-то тихонько поливал ее водичкой из маленькой лейки и приговаривал: - Вставай, балда, зелья проспишь! Она вскочила, словно ее подбросило взрывом, но глаза так и не смогла открыть. И неудивительно – до трех часов ночи она просидела в обнимку с книгой по усовершенствованным способам защиты от Темных искусств, стибренной вечером в библиотеке с помощью мантии-невидимки. Поэтому сейчас только по голосу она узнала свою соседку по спальне слизеринских девчонок – Хильду Мелвилл. Чертыхаясь, она наскоро плеснула холодной водой себе в лицо, сунула в рот щетку с порцией зубной пасты и, жуя ее словно жвачку, торопливо начала одеваться. Опоздать на зелья – то еще удовольствие, «Гроза и Ужас подземелий» будет до смерти рад опять оставить ее на отработку! Что и говорить, профессор зельеварения Северус Снейп оставлял Диану Беркович после уроков с регулярностью, которой могли посочувствовать даже ненавидимые им студенты Гриффиндора. Причем не за неуспехи в зельеварении, а за длинный язык, излишнюю самоуверенность и неистребимое желание постоянно с ним спорить и доказывать. А этого грозный декан их факультета не позволял даже своим. Идя по длинным готическим коридорам в кабинет зельеварения, Диана не могла избавиться от ощущения, что этот урок кончится так, как кончались, по меньшей мере, 50 процентов всех подобных уроков, а именно – отсидкой вечером в его кабинете и физической работой. Поэтому она, на всякий случай, желая поспорить с судьбой, выбрала стол подальше от профессорской кафедры и загородилась от него котлом, надеясь спокойно поработать. Но если уж ей с утра казалось, что день не обещает быть приятным, значит, так и будет. Не успела она собраться с мыслями, рядом с ней возникла массивная фигура Сидни Перкинса – громилы, дебила и садиста, от которого плакали все третьекурсники. Привычным движением ткнув ее в спину кулаком, он с глумливой ухмылкой спросил: - Ну что, грязнокровка, поработаем? Перкинса Диана ненавидела до дрожи в руках, до удушливого желания убить. Ей, конечно, и раньше тыкали в глаза ее полукровным происхождением, но Перкинс на мелочи не разменивался, безоговорочно переведя ее в категорию «недочеловеков», коими являлись в его понимании все маглорожденные. Перкинс был ее главной «головной болью» на всем факультете, на котором у нее и без того был минимум друзей – ее яркие способности и успехи в учебе вызывали порой открытую зависть чистокровных волшебников. Полукровки на Слизерине – явление достаточно редкое и они довольно часто становятся своего рода «отщепенцами» и предметом насмешек. Таким уж «отщепенцем» Диана не была, но все же сильно отличалась от основной массы слизеринцев, которые по обыкновению вели себя довольно нагло и, разгуливая по школе, только и искали способа злобно подшутить над студентами других факультетов. Диана никогда не принимала участие в их жестоких забавах, ее чаще можно было видеть или в библиотеке, обложенной увесистыми томами, или в компании ее близкой подруги Хильды. Поначалу, конечно, большинство слизеринцев из семей магов не в одном десятке поколений отнеслись к ней как ко всякой безродной полукровке, попадавших к ним на факультет. То есть начали «проверять на прочность» излюбленными способами – насмешками, становившимися все злее, подножками, «сюрпризами» в виде взрывачек, подсунутых в сумку или подложенных на стул, игнорированием и издевательством над ее «ученостью». Диана первое время терпела, надеясь, что постепенно к ней потеряют интерес и отстанут, но потом поняла, что смиренность жертвы только раззадоривает эту «золотую молодежь». И она приняла правила игры – отвечала оскорблениями на оскорбления, диверсиями на злобные розыгрыши, ударами заклятий в спину на такие же удары. Издевательства кончились в один прекрасный день, когда однажды в их общей гостиной к ней подошел староста факультета, под общие аплодисменты надел ей на голову серебристо-зеленый колпачок со змеиной мордой и объявил, что она прошла посвящение и теперь она – настоящая слизеринка. Большинство преподавателей относились к ней с симпатией, как к любой прилежной и способной ученице. Большинство, но не ее собственный декан. Диана для Снейпа была самой раздражающей из всех слизеринских учеников, раздражающей тем, что, во-первых, никогда не могла удержаться от того, чтобы не «сверкнуть интеллектом», когда ее мнения никто не спрашивал, во-вторых, в ответ на язвительные замечания не молчала, а сразу начинала спорить. Диана давала себе слово держать язык за зубами, что бы там ни сморозил Снейп в ее адрес, не перебивать его во время объяснения материала вопросами, которые казались ей важными и не задирать руку с видом человека, знающего все на свете и даже больше. Когда ей это удавалось, поток язвительных замечаний в ее адрес от профессора обычно иссякал, но ее терпения хватало буквально на пару уроков. Потом она снова лезла на рожон со своим «авторитетным мнением» и послушно отсиживала вечера в компании молчаливого зельевара, отдраивая котлы без помощи магии. В конце концов, эти отсидки стали таким обычным делом, что Диана даже перестала воспринимать их как наказание. Правда, на снятие баллов за ее выпендрёж Снейп тоже не скупился, что было редкостью, обычно такой чести удостаивались студенты Гриффиндора, но не Слизерина. Вот и сегодня Диана приготовилась к тому, что ее опять оставят после уроков, но причиной на этот раз будет не сам Снейп, а этот придурок Перкинс. Дав себе слово не поддаваться искушению надеть ему котел на голову, Диана со всем возможным усердием приступила к созданию Раздувающего зелья. Ее старания возымели весьма внушительные результаты – всего за половину отведенного времени ей удалось сварить его настолько прилично, что даже Снейп не нашел к чему придраться. Но зато он нашел, чем занять ее на оставшиеся пол-урока. - Беркович, помогите Перкинсу доварить зелье. Боюсь, что самостоятельно он провозится до Второго пришествия. Вам все равно нечем заняться. «Не было печали…» Диана сквозь зубы и с раздражением принялась подсказывать Перкинсу, что надо добавлять и в каком порядке. Но этот упырь вместо благодарности только скалился и пихал ее в бок кулаком размером с грейпфрут. И Диана разозлилась. Ей стало все равно, пусть Снейп оставляет ее сегодня, напугал, тоже мне! И, воспользовавшись моментом, когда Перкинс отвернулся, она сунула руку в карман, вынула оттуда горсть молотого «чили» и сыпанула в котел Перкинса. Эффект превзошел все ее ожидания! Мощная струя цвета желчи взвилась под самый потолок, обляпала его и разлетелась ароматными брызгами по классу, осев живописными пятнами на мантиях студентов и их лицах. К счастью, зелью так и не суждено было стать Раздувающим, поэтому дело ограничилось только ожогами. Несколько капель долетели и до Снейпа и украсили его черную мантию. Перкинсу же досталось больше всех – ему обварило руки и уделало всю мантию с головы до ног. Начавшийся было в классе «детский визг на лужайке» моментально стих, как только Снейп с белым от ярости лицом повернулся к ученикам. Диана постаралась изобразить глубочайшее изумление, честно глядя в мрачные черные глаза «любимого» преподавателя. Но, как всегда, обмануть Снейпа ей не удалось, она лишь в очередной раз убедилась, что «Гроза и Ужас подземелий» умеет читать чужие мысли. Подойдя к ней, Снейп уставился на нее в упор и тихо, почти ласково, спросил: - Ну? Диана только неопределенно пожала плечами: - Сэр, я не знаю, что Перкинс туда бросил, я только подсказывала ему… - Это она всё!- завопил ошпаренный Перкинс. - Марш в Больничное крыло! – рявкнул на пострадавшего Снейп, затем больно схватил Диану за руку повыше локтя, тряхнул ее и процедил: - Это ваша работа, мисс. У этого олуха ума бы не хватило устроить такой фейерверк. Так что вы бросили в его котел? - Ничего, сэр, - Диана была готова упираться до последнего. Бесполезно. Снейп отпустил ее левую руку, взял правую и начал пристально изучать ее ладонь. Поднеся к носу, принюхался и спросил: - Чили? – после чего, посверлив ее взглядом, вынес вердикт: - Сегодня в шесть вечера, здесь. На четвертом курсе Диана научилась воспринимать неприязнь к ней Снейпа как должное, а тот, кажется, смирился с тем, что ее легче не замечать, чем пытаться перевоспитывать. Теперь если он и устраивал ей отработки, то как-то по инерции. Как-то гостя дома на Рождество, Диана разжилась у приятелей пачкой «Лаки страйка», которую привезла в Хогвартс с намерением тихонько скурить ее в перерывах между занятиями и тренировками по квиддичу (она играла охотником в команде Слизерина). Несколько дней ей удавалось весьма успешно уединяться в коридоре третьего этажа, куда доступ был запрещён категорически всем учащимся, но ее игры во «взрослую жизнь» закончились по обыкновению неожиданно и бесславно. Едва она, облокотившись на запыленную статую горгульи, успела с наслаждением затянуться и пустить пару неплохих колечек из дыма, как услышала шорох мантии за спиной. Странно, но она даже не задалась вопросом, кто же это может быть, в полной уверенности, что попалась по полной программе. Поэтому нисколько не удивилась, увидев Северуса Снейпа собственной персоной. Под его взглядом она бросила сигарету на пол и затушила ее ботинком. Снейп продолжал стоять, с прежним непроницаемым лицом глядя на нее в упор. Затем он протянул в ее сторону руку ладонью вверх. Все поняв, Диана обреченно вложила ему в руку всю пачку. Поглядев на название, Снейп хмыкнул: - Не слишком ли крепкие, Беркович? И зажигалку тоже. Диана опустила голову. Первый раз в жизни она стеснялась посмотреть ему в глаза, не говоря уж о том, чтобы начать по привычке спорить. Насладившись ее смущением, Снейп изрек: - Сегодня в восемь в моем кабинете. Гарантирую, скучно вам не будет. Отработка выглядела как две больших коробки, наполненные какими-то ветхими бумажками. Все их следовало перебрать в алфавитном и хронологическом порядке, а совсем истершиеся переписать заново и заменить. Это были личные дела учившихся здесь ранее студентов, дисциплинарные карточки, а также выписки из дипломов. Поставив обе коробки на стол перед Дианой, Снейп объяснил ей ее работу и добавил: - Пойдете к себе, когда закончите всё. «Чудный вечер в компании со старыми пыльными бумажками… Ладно, не бурчи. Все лучше, чем драить котлы или перебирать флоббер-червей без перчаток». Диана погрузилась в работу. Ничего не отвлекало ее в этом мрачном тихом подземелье, которое она так ненавидела раньше и которое почему-то перестало вызывать в ней отрицательные эмоции. Снейп сидел за своим столом, перебирая пергаменты и время от времени что-то в них писал. «Давно надо было начать курить, чтобы он назначал мне такие отработки», - хихикнула мысленно. Так прошло часа три. Диане хотелось есть и спать, но из гордости она не допустила и мысли, чтобы пожаловаться на это профессору. Вместо этого она подняла голову и начала его разглядывать. Странно, но прежнего раздражения по отношению к нему она не испытывала. И еще – почему-то ей стало его жалко. Явно же у человека нет других дел и радостей, как доводить до нервной икоты и ступора студентов своими язвительными комментариями и придирками, а потом оставлять их после занятий и снимать с них баллы. Разве это жизнь? Снейп, привлеченный внезапной тишиной за ее столом, поднял голову. Их взгляды встретились. Несколько секунд они глядели друг другу в глаза, затем профессор спросил: - Что-то не так, мисс Беркович? Диана отрицательно покачала головой и снова уткнулась в пыльные, пропахшие мышами бумажки. Когда она, наконец, закончила, на часах было уже около часа ночи. Все тело ныло, особенно шея, в носу чесалось от бумажной пыли, а в глаза словно насыпали песка. Еще раз оглядев результаты своего труда, Диана вежливо кашлянула и сказала: - Сэр, я закончила. Она ожидала, что Снейп захочет проверить ее работу, но тот только кивнул и ответил: - Спасибо, можете идти к себе, - и добавил: - Вы отлично поработали. Это было настолько неожиданно, что он не прибавил столь обычную для себя колкость, что Диана уставилась на него, ожидая продолжения или же приглашения продолжить завтра ковыряться в старых архивах. Но Снейп молча уткнулся в свои пергаменты. - Что-то еще, Беркович?- он заметил, что она по-прежнему стоит возле стола и не уходит. Диана отрицательно покачала головой. - Если вы рассчитывали, что я верну вам ваши сигареты, то напрасно, - Снейп криво усмехнулся. – Спокойной ночи.