Змея Давида

Порой Диану начинало удивлять, как об их романе со Снейпом еще никому не стало известно. Самой ей казалось, что счастье, переполнявшее ее, написано у нее на лбу, светится, словно огни Святого Эльма в ночи, и не надо быть легиллиментом, чтобы прочесть ее мысли, вертевшиеся главным образом вокруг любимого и того, в чьих покоях они с Северусом проведут сегодняшний вечер. Правда, на людях оба старались вести себя как ни в чем не бывало, ограничиваясь сухими приветствиями или вовсе кивками и избегая смотреть друг на друга, когда был риск, что кто-нибудь слишком наблюдательный может заметить это. Иногда он появлялся у нее, обычно после десяти вечера, или она сама, не дождавшись его прихода, проникала в его комнаты через камин, который Снейп настроил так, что беспрепятственно в его покои могла попасть только она, и наоборот. Она входила в его гостиную и, не застав его там, отправлялась в его личную лабораторию. Запираться там Снейп, всегда живший один, привычки не имел, и несколько раз при ее появлении вздрагивал и сердито рычал, что она едва не испортила ему всю работу. Но почему-то не прогонял, хотя и не звал в помощницы. Несколько минут она просто молча любовалась на то, как он колдует над котлами, а затем, тихонько притворив за собой дверь, возвращалась в жилую комнату и терпеливо дожидалась его там, не забыв позвать какого-нибудь школьного домовика с просьбой принести профессору ужин (Диана сильно подозревала, что увлёкшемуся работой Северусу ничего не стоило лечь спать голодным). Когда он, наконец, вылезал из лаборатории, то сначала падал в кресло, молча глотал обжигающе горячий чай, не притрагиваясь к ужину и не обращая на нее никакого внимания. Хотя Диана чувствовала, что ему приятно ее присутствие, о чем говорили расслабленное выражение лица и ставший почти родным за столь короткое время жест, когда он устало откидывал голову на спинку кресла и запускал пальцы в волосы, отбрасывая их с лица. Затем лениво поднимался и также молча отправлялся в ванную, чтобы смыть с себя запахи лаборатории. И только после этого делал вид, что только что заметил ее присутствие – сначала бросал какую-нибудь едкую фразу, а затем привлекал ее к себе, усаживая рядом с собой на диван, где они проводили остатки вечера, а иногда и всю ночь. Она не знала наверняка, насколько глубоко въелась в его память эта Лили Эванс, и есть ли у нее самой какие-либо шансы полностью вытеснить воспоминания о безвременно погибшей женщине. Первое время она боялась, что Снейп в забытьи назовет ее чужим именем, но этого не происходило. Он был очень нежен с ней и внимателен, и она, в силу неистребимой дурацкой привычки все анализировать, гадала, со всеми ли своими женщинами он был так нежен или его чувства к ней – все же особенные. Конечно, ждать от Северуса признаний в любви было бы наивностью, и она этого не ждала, пытаясь прочесть все по его глазам, когда он смотрел на нее, по его учащавшемуся дыханию, когда она, видя, что он пребывает в скверном настроении, осторожно целовала его, заставляя расслабиться, по тому, как он прижимал ее к себе после занятий любовью. В такие минуты она думала, нет, знала, что нужна ему по-настоящему, нужна именно она, а не просто абстрактная женщина, живое существо «под боком». Иногда он словно застывал внутренне, погружаясь в какие-то свои, явно невеселые мысли. В такие минуты лицо его будто каменело, а в глазах появлялось почти затравленное выражение. На ее попытки вывести его из этого состояния он не реагировал или реагировал странно – уходил сам или резко просил уйти ее, категорически не желая делиться своими переживаниями с ней (она, впрочем, и не настаивала). Лишь один раз Северус туманно бросил, что лучше бы она держалась от него подальше, чтобы не было хуже. На вопрос же, кому будет хуже, не ответил и ушел, хлопнув дверью. А ей оставалось только вздыхать и мучиться неизвестностью и невозможностью хоть как-то помочь ему. Вдобавок ко всему Диане не давал покоя вопрос местонахождения Варвика, Розье и Перкинса-старшего. И как бы ни опасалась она его реакции, все-таки ей пришлось начать этот разговор, со всей возможной осторожностью. - Северус, - окликнула она его, после того, как домовик унес остатки ужина и они расположились на диване в гостиной, том самом, на котором она лечила его после налета на Министерство этой осенью, - а кто такой Розье? - Ивен Розье? – он поднял бровь, явно удивляясь, почему она интересуется личностью давно убитого Упивающегося смертью. – Был один такой отморозок, один из сторонников Темного Лорда. Муди прикончил его еще в первую войну. А зачем он тебе? - Да так, - она неопределенно пожала плечами, торопливо выставляя в сознании незаметный, но прочный «щит». – Говорят, у него есть младший брат, мой ровесник. Тогда почему он не учился с нами? Он – сквиб? - Нет, насколько я знаю, Розье-младший учился в Дурмштранге, - Снейп уже пристально изучал ее лицо, хотя пока не пытался проникнуть в ее сознание. - А-а, - Диана все также старалась глядеть мимо него, изображая задумчивость. – А кто такой Варвик? Тоже Упиванец? - Один из них. - А где он живет? – вырвалось у нее, и она тут же прокляла себя за поспешность. Повисла довольно долгая и настораживающая пауза, после чего Снейп высвободил свое плечо из-под ее головы и развернул ее за локоть лицом к себе. Под его взглядом она невольно поежилась. - Зачем тебе Варвик? – резко спросил он, продолжая стискивать пальцами ее руку повыше локтя, и в этот момент Диана ощутила в области лба неприятное покалывание – Снейп явно почуял неладное и решился-таки применить к ней легиллименцию. - Да не нужен мне этот Варвик, - отмахнулась она, пытаясь высвободить руку из его железных пальцев. – Просто кое-что вспомнила, он у нас проходил по одному делу… Ложь получилась на редкость неубедительной, и Северус тут же дал ей это понять. - Вспомнила, говоришь? – прошипел он, приближая свое лицо к ней, отчего она почувствовала себя столь же неуютно, как в тот день, когда на занятиях окклюменцией попыталась проникнуть в его мысли. – Думаешь, я не понял, почему ты проявляешь интерес именно к этим двоим? - Тогда помоги мне, если и сам все понял! – Диана вырвалась и вскочила с дивана. - Помочь тебе самоубиться?! – Снейп тоже вскочил. – Нет уж! Хватит с меня одного! - Почему сразу самоубиться? - Ты хоть понимаешь, с кем связываешься? - Понимаю! С убийцами моей семьи, которые вместо поцелуя дементора заработали всего лишь пожизненное, да еще и сбежали из тюрьмы через пару месяцев! По-твоему, это справедливо? - А жизнь вообще несправедлива, если ты еще не в курсе! У тебя так мало проблем, чтобы повесить на себя еще и кровную месть? - А ты? – она внезапно понизила голос и подошла к нему ближе. – Разве тебе не хотелось размазать по стенке тех, кто лишил тебя самого дорогого? Разве ты не был готов на все, лишь бы добраться до них? Его лицо застыло и он уставился на нее таким взглядом, что ей стало не по себе. Боль, недоумение, разочарование – казалось невозможным, что все это когда-нибудь она сумеет прочесть в его обычно холодных и непроницаемых глазах. Но уже через пару мгновений он овладел собой, и взгляд его стал прежним. Снейп перевел дыхание и отступил на шаг от нее. - Варвик был убит во время налета на деревни в ноябре прошлого года, - произнес он странно спокойным тоном, - ты немного опоздала. Перкинс – тебе ведь нужен был еще и Перкинс-старший? Так вот, Перкинс заразился драконьей оспой и умер незадолго до Нового года. Остался Розье, но тебе до него не добраться – на их поместье слишком много защитных чар, чтобы проникнуть туда без приглашения. Ты довольна? - Не совсем, - ответила Диана, пребывая в некотором недоумении от этого перехода от раздражения к внезапному безразличию, - но все равно спасибо. Губы Снейпа скривились в хорошо знакомой с детства сардонической усмешке: - Рад был помочь. Извини, устраивать тебе встречу с Розье я не собираюсь. Однако, вижу, ты и вправду готова пойти на все. Значит, я – тоже часть твоего плана? - Какого плана? – не поняла Диана. - Ну как же – переспать со мной, чтобы вернее подобраться к этим троим! Чем не идеальный план? Диана почувствовала, как вся кровь приливает к голове, закипает в ней, пульсирует и шумит в висках. Казалось, способность говорить покинула ее и сейчас она стояла, тупо уставившись на него, широко раскрыв глаза и глотая ртом воздух. Неужели ей сейчас не послышалось? Он действительно это сказал? Он действительно думает, что она вообще способна на такое? Кровь отхлынула от головы, а в горле и глазах внезапно стало горячо и тесно. Плохо понимая что делает, она схватила со стола чашку с остатками остывшего чая и, размахнувшись, запустила ею со всей силы в Снейпа. Тот едва успел нагнуться, иначе чашка угодила бы прямиком ему в голову. С душераздирающим в наступившей тишине звоном чашка ударилась о стену и разлетелась в мелкие осколки. - Значит, я для тебя – всего лишь дешевка, готовая лечь под любого, кто может быть ей чем-то полезен? – звенящим от сдерживаемых слез и бешенства голосом спросила она. – Спасибо, буду знать! Повернувшись спиной к застывшему соляным столпом Снейпу, она бросилась в сторону камина, схватила горсть Дымолетного пороха, швырнула ее в потухшие угли и исчезла в зеленом пламени. *** Подавляя мучительную зевоту и желание найти где-нибудь укромный уголок, свернуться там калачиком и заснуть, Диана медленно продефилировала мимо дверей, ведущих в Большой зал. Студенты завтракали и выглядели столь же сонными и не выспавшимися, как и она сама. На дворе стоял апрель, все вокруг просыпалось, а на Диану, казалось, наваливалась запоздалая зимняя спячка. Спать хотелось постоянно в последние дни, хотя по ночам она теперь высыпалась. Прошла неделя после того, как они со Снейпом поссорились и так и не решили помириться. И в продолжение всей недели Диана, оставаясь у себя в комнате наедине, либо спала, как сурок, либо плакала. Спать и плакать – все, чего ей хотелось. Еще хотелось наплевать на гордость и отправиться в подземелья и заставить его выслушать себя. Неважно, что послужило причиной к тому, что он так о ней подумал – ее собственное поведение или его паранойя и неуверенность в себе. Важнее заставить его поверить в то, насколько он важен для нее, а в причинах можно покопаться после (для предотвращения рецидива, так сказать). И вот всю неделю она откладывала этот разговор, вначале чтобы дать ему время остыть, затем – потому что боялась, что он ей не поверит. Вчера вечером она, наконец, решилась и сказала себе, что после десяти часов непременно сама пойдет к нему, и они поговорят, и будь что будет. Непонятная усталость снова сморила ее, и она прилегла на кровать на часок. Когда она проснулась, было уже два часа ночи. С удивлением она заметила, что огонь в камине горит по-прежнему, хотя уже должен был погаснуть, а сама она лежит на не расстеленной кровати, все в той же позе эмбриона, но накрытая пледом. Она точно помнила, что не укрывалась, потому что в комнате было достаточно тепло. Внезапно ее осенило – это мог быть только Северус. Должно быть, он приходил вечером через камин, увидел, что она спит, укрыл ее пледом и зачаровал огонь в камине, чтобы тот горел всю ночь. Она невольно улыбнулась, чувствуя, как почти покинувшая ее надежда на примирение, возвращается, и зачем-то принялась оглядывать комнату в поисках записки. Но записки не было, и Диана расстелила постель, переоделась в пижаму и снова легла, проспав до самого утра. К сонливости прибавилась странная слабость, от которой еще сильнее захотелось прилечь и закрыть глаза. Такое впечатление, подумала она, что в Хогвартсе закончились запасы нормального сливочного масла, иначе какого черта школьные эльфы вздумали жарить яичницу с беконом на прогорклом масле. Запах, доносившийся из Большого зала, больше напоминал амбре из какой-нибудь третьесортной забегаловки для дальнобойщиков, но не обычную эльфийскую стряпню. Утром она с трудом проглотила чашку кофе без сахара, но теперь при мысли повторить это, чтобы избавиться от проклятой сонливости, ее охватило отвращение. Непонятно почему, но ей становилось все хуже. Ощущение в желудке было такое, будто вчера она переела несвежих «биг-маков». Буркнув напарнику «Я сейчас», она направилась в сторону ближайшего туалета, на ходу зажимая рот ладонью. Едва она захлопнула за собой дверь и успела нагнуться над раковиной, ее вырвало остатками утреннего кофе. Силясь не упасть на дрожащих от слабости ногах, одной рукой она вцепилась в бортик раковины, а другой принялась плескать себе в лицо ледяной водой. Новый спазм скрутил уже опустевший желудок, и ее снова вывернуло, теперь уже просто слизью. Дверь туалета распахнулась и на пороге возникла Тонкс с палочкой наперевес. Секунду она стояла молча, оглядывая туалет, затем облегченно выдохнула, прикрыла за собой дверь и заперла ее «коллопортусом». - Что, плохо? – участливо спросила она. Диана молча кивнула головой и принялась горстями глотать холодную воду. Головокружение и тошнота отпускали, однако слабость и дрожь во всем теле никуда не делись. Дора продолжала: - Сходи к Помфри, что ли. Вдруг это какая-то инфекция или отравление. Что ты вчера ела? Диана старательно стала припоминать, что из съеденного ею вчера могло вызвать пищевое отравление, но ничего в голову не пришло. Еда была вполне приличной – эльфы не имеют привычки готовить плохо или небрежно, правда, непонятно почему сегодня весь Хогвартс будто насквозь провонял прогорклым салом. Если только кто-то пытался ее отравить… Внезапная догадка заставила ее поднять голову от раковины и взглянуть на свое отражение в зеркале, продемонстрировавшее ей осунувшееся лицо с потухшими глазами и взъерошенными волосами. - Какое сегодня число? – хрипло спросила она. - Десятое апреля, - ответила Тонкс. - Как десятое?! - Вот так. Ты что, совсем за календарем не следишь? У Дианы вырвалось непечатное ругательство. Тонкс неслышно отперла дверь, затем рывком распахнула и выглянула в коридор. Убедившись, что под дверью снаружи никого нет, она снова заперла туалет и подошла к Диане. - Сколько? – спросила она с азартным блеском в глазах. - Что «сколько»? – не поняла Диана. - Сколько недель? Ну, или месяцев, откуда я знаю… Поймав ее отчаянный и испуганный взгляд, Дора утешающе хмыкнула: - Да ладно, я что – вчера родилась? Ты последние дни ходишь вялая, как осенняя муха и отекшая какая-то, а теперь еще и с унитазами обнимаешься. - С раковинами… - Непринципиально. - Я не знаю… В смысле, не знаю сколько там... Около месяца, может быть меньше. - Здорово! – начала, было, восхищаться Тонкс, но заметив выражение лица Дианы, умолкла, поняв, что все вовсе не так здорово, как должно бы быть. Повисло молчание. Диана все также стояла, обессиленно склонившись над раковиной и упираясь в ее края руками, а Тонкс постукивала кончиком палочки по ладони. - Тебе все-таки нужно к Помфри, – сказала она наконец. Диана отрицательно замотала головой: - Сама разберусь. Никому не говори о том, что видела. - Да я – могила… В каком смысле, сама разберешься? Беркович, ты спятила? Не вздумай, даже думать не смей! - Да успокойся ты, - поморщилась Диана. – Не собираюсь я… Черт, как же так?! Что же теперь будет? Что я ему скажу? - Кому «ему»? – глаза Доры тут же загорелись нездоровым любопытством. - Лорду-протектору, - огрызнулась Диана, которой почему-то остро захотелось запустить в Тонкс чем-нибудь тяжелым. - Ладно, можешь не говорить, - примирительно сказала Дора и, подойдя к ней поближе, опустила руку ей на плечо. – Я надеюсь, он человек-то хороший? Диана взглянула на нее. Раздражение на любопытную коллегу сменилось желанием зареветь как девчонка и выплеснуть на нее весь накопившиеся эмоции и переживания последних месяцев – свою любовь, свою неуверенность в себе, отчаяние, безумную радость оттого, что они, наконец, сблизились, горечь от дурацкой ссоры и страх потерять его окончательно. Но вместо этого она лишь усилием воли загнала обратно готовые вырваться наружу слезы и произнесла только: - Хороший.