Моя амортенция

Я не понимал как до такого дошло? Почему это произошло именно со мной? Жизнь интересная штука. Никогда ни к кому я не чувствовал таких чувств, как к этой г…гр…Грейнджер. Да я вообще ни к кому ничего никогда не чувствовал, даже толику того, что чувствую к ней. Это раздражало меня. Хотелось разорвать себя на кусочки. Очиститься. От нее. От ее запаха. От ее взгляда. Вывернуться на изнанку. Пробить башку об стену. Чтобы вытекла оставшаяся серая жидкость. Чтобы забыть, то как она морщит нос, когда злится. Как улыбается искренней улыбкой своим дружкам. Как поправляет пряди, выбившиеся из пучка волос, когда читает очередную книгу в библиотеке. Грязнокровка. Это слово я не произносил очень давно. Даже в своих мыслях. Она давно перестала ею быть. Да и кому я вру, она никогда не была ею. Ведь грязным был я. Всегда. И пытаюсь до сих пор очиститься от этого дерьма. Почему именно Грейнджер? Почему не другая девушка? Наверное потому что всегда была именно она. Для меня было очень трудно признать, что я влюбился. И не просто в кого-то, а в Грейнджер…в Гермиону. Она в моей голове, в моем сердце, в моей крови. Она как наркотик для меня. Я не могу без нее и дня. И то чувство, что она не любит меня, а скорее всего ненавидит, убивало. Конечно, я заслуживал это. Но я не мог без нее. Не хотел. До сих пор не хочу. Я, конечно, очень обрадовался, когда узнал, что она рассталась с Крысли после войны. И больше ни с кем не встречалась. Все свое время просиживала в библиотеке, или решала какие-то школьные проблемы. Ведь она староста школы. И по случаю, вторым старостой оказался я, Драко Малфой. Хотя не все были этому рады. Вообще, я сам удивился решению директора Макгонагалл. У меня сразу встал вопрос, который я сразу же озвучил: « — Почему я? Вы же знаете кто я, точнее, кем был. — Все очень просто, мистер Малфой. Приведите сюда ученика с вашего курса, который хоть на толику умнее Вас и я сразу же поменяю своё решение. Даже мисс Грейнджер не возражает.» Вопросов больше не было. Никаких. Хотя я уверен, что Грейнджер остерегалась меня, но поспорить с моим умом и моими знаниями не могла. Вот и так началась наша…работа, что ли. То, что мы жили с ней в одном корпусе сводило меня с ума. Нас разделяла одна стена. Одна гребанная стена. И наша жизнь проходила здесь отнюдь спокойно. Сначала она смотрела на меня настороженно, но со временем успокоилась. Я видел, что для неё странно было слышать от меня официальное обращение «мисс Грейнджер», а иногда даже простое «Гермиона». Но к хорошему быстро привыкаешь. Каждое утро мы здоровались и каждый вечер желали друг другу спокойной ночи. Но как бы я хотел, чтобы наши ночи были не спокойными. Меня колотило от одной мысли, что она спит за стенкой. За долбанной стенкой. И часто мои ночи заканчивались чертовой бессонницей. Сначала я думал, что может это просто желание. Желание затащить ее в постель или в какой-нибудь кабинет и просто выебать. Но нет. Эти чувства явно не из-за похоти. И выебать. Это не то слово, которое я хочу произносить на равне с ее именем. Заняться сексом…любовью. Вот оно. Катастрофа, не правда ли? Я люблю ее. Люблю Гермиону Грейнджер. Каждый раз на совместных парах я пялился на нее. Все замечали это. И даже она. Но мне было все равно, что скажут другие. Забини уже давно все понял. И не осуждал меня. А вот она каждый раз оборачивалась на меня с удивленным взглядом и с немым вопросом «Что-то не так?». На что я отвечал простым кивком. Но она не отворачивалась. Только после того, как учитель сделает замечание. Я не понимал, что творится у нее в голове. Что она чувствует. Но ненависти я уже не видел. Как-то раз, за завтраком, когда я отвернулся от Грифиндорского стола и пытался хоть раз нормально поесть, Забини сказал: -Знаешь, что самое интересное? — Я просто посмотрел на него. — То что она тоже смотрит на тебя. Постоянно. Как только ты отвернешься. Вот как сейчас. — Перестав дышать, я резко поднял взгляд и встретился с удивленными темно-карими глазами. И тогда мне показалось, что там было еще что-то, кроме удивления. Я считал, что «Мы» — это «Невозможность». И что это мое наказание за предательство, за кровопролитие, за трусость. За метку. Но один день все решил иначе. Зельеварение. Совместная пара у Профессора Слизнорта. На паре он сварил всем нам уже известную амортенцию. Каждый из нас, как пару лет назад, подходил и узнавал, чем же пахнет его амортенция. Изменилась ли она с тех пор. Подошли все, кроме Грейнджер. А я пошел самый последний. Хотя мне не за чем было идти. Я знаю чем пахнет моя амортенция. Она пахнет шоколадом и немного корицей. Единственное изменение было в том, что запах был не детский, а взрослый. Женственный такой. Но пахла она все равно ею. В этот же вечер я сидел в гостиной и переваривал ещё один прожитый день. Но меня из воспоминаний выдернул скрип входной двери в гостинную. И зашла никто иная как сама Грейнджер. Она направилась к себе в комнату, не поднимая на меня взгляд. Ага. Щас. -Грейнджер. — Она обернулась и посмотрела на меня. -Да, Малфой. — Было кое-что, что я хотел спросить у нее. Кое-что, что терзало мою голову. -Грейнджер, почему ты единственная сегодня не подошла узнать чем пахнет твоя амортенция? — Я подошел к ней чуть ли не впритык. От этой близости голова кружилась. — Тебе не обязательно знать. — Она попыталась уйти, но я с силой схватил ее за запястье. — Просто ответь Грейнджер. — Она посмотрела на меня с неким раздражением, хотя я заметил небольшой страх в ее глазах. — Я знаю чем пахнет моя амортенция. — Она дрожала. Неужели боится меня? — Я тоже знаю и что? Это не ответ. — Она наконец-таки подняла свой взгляд на меня. Блять. Она плакала. Я отпустил ее запястье. — Грейнджер не плачь. Я не хотел тебя пугать или сделать больно. Если не хочешь, то не говори. — Она быстро вытерла свои слезы. — Малфой, а чем пахнет твоя амортенция? Ты так вдыхал запах…так страстно. И с таким обреченным выражением лица. — Ну что же. Была не была. — Запах тёплый. Очень. Напоминает домашний уют в зимний вечер в Малфой-меноре. В нем есть шоколад, такой вкусный. — Я видел как меняется ее взгляд. — И толика корицы, которая завершает сие амбре. Запах никогда не менялся. Преследует меня до сих пор. Напоминает мне, что я безоружен перед сердцем. Как бы не хотел. — И все. В эту секунду она все поняла. Я видел это. — От нее веет холодом. Приятным. — Я с непониманием взглянул на неё. — Моя амортенция. — Уточнила она. — Я чувствую запах кофе и дорогой мужской туалетной воды. Эту туалетную воду я не спутаю ни с чьей. Она преследует меня с 1 курса. Лишь некоторые ее нотки меняются. Запах ее становится мужественнее, взрослее. — Она взяла мое лицо в свои ладони и сказала: — Моя амортенция это ты, Драко. — Я. Всегда был я, и только. «Моя амортенция это ты, Драко.» «Драко» С того момента «Мы» — это «Навсегда». Мы — это навечно. Я и Грейнджер. Драко и Гермиона.