Клятва

Пепел потерянных лет липнет на губы. Сколько уже ушло в никуда, а сколько еще уйдет? Не знает никто, даже сама вечность. Кошмары привычны, жизнь не мила, а ночь стала синонимом свободы. Вампир. Мерзкое отродье Властелинов, темный провозвестник, гадкий подлец, пишущий когтями по бархату плоти. Проиграть врагу — умереть, но он до сих пор жив. И это болью течет по мёртвому холодному телу, алыми звездами стоит перед глазами, насмешливо покачиваясь, и разводами шрамов остается на серой коже. Тихий стрекот цикад, привкус горечи под языком, дым с едва остывшего пепелища — все мешается, соединяется и вновь разлетается осколками, принимает зыбкую форму и тут же теряет её, развеиваясь противной липкой хмарью. Веки горят, жжение не исчезает, если закрыть глаза. Сама кожа плавится, немертвые не любят огня. — Тебе совсем плохо, нечисть. Как гром среди ясного неба. Поймавший и заперший в клетку. Враг. Некромант, подлый колдун, подчинивший волю хитрым заклятьем. Подходит и садится рядом, не страшась острых клыков и крепких когтей. Тянется ко лбу холодными длинными пальцами. Ужасно тонкими, кажется, почти бесплотными. Вампир перехватывает узкую ладонь и сжимает её, стискивает до боли. — У тебя пальцы, как у моей матери... Пересохшими тонкими губами шепчет, бледное лицо искривляется в болезненной ухмылке, тянется кожа на резных выступающих скулах. Лежит ослабевший и тихий, дергается иногда в резкой судороге от боли, проходящей по спине огненной плетью. Постанывает и скулит сквозь зубы, щеря клыки и проходясь по губам острым кончиком языка. Глаза прикрыты, ресницы дрожат крыльями мотылька, а руки стискивают ладонь до дрожи. — Я исцелю тебя. Ты согласен служить мне? Дергается нервно и смотрит с недоверием, недоумением в слишком светлых глазах. Приподнимается слегка на локте, принюхивается и скалится невесело. Шипит от нового приступа муки, клянет «проклятых ящериц» и несмело, до смешного робко касается губами чужого тонкого запястья: — В жизни и смерти, до тех пор, пока не искуплю долг свой. Жмурится, краснеет и дрожит от бессильной злости на себя. Продался какому-то некроманту, смертному. Без бессмертной крови в таких трепетно пульсирующих жилах. На висках выступает холодный пот. По спине противной вязкой волной прокатывается отвращение. Сам продал остатки бессмертной души за жизнь никчемного тела. — Не злись на себя, нежить. Не бойся, мне не нужно многого — только твоё чутьё и поддержка. Я не могу требовать того, что желаю истинно, — последнюю фразу не говорит, думает, но среди немертвых много телепатов. — И чего вы истинно желаете, господин? — покорная постыдная учтивость, несмотря на так и прошивающую тело боль. Молча касается лба. Магия мягкая, тихая, слишком аккуратная — чистая импровизация. Раскаленные тиски распадаются, боль уходит, но вампир чует, как его сущность начинает разлетаться дробными осколками мутных стекляшек. Это по-своему больно и горько, но это также и прекрасно, это очищение, это нечто, стремящееся к смерти и бесконечному покою. Это живая сущность, приходящая на место давно умершей и растерзанной душе. — Хватит... Не надо... Я не хочу... Отдергивает руку, хмурится и разминает запястье. Меж пальцев трещат молнии, слабенько, но эффектно. Отблески скользят по выпирающим скулам, играют тенями на впалых щеках. Некромант откидывает капюшон, растрепанные волосы в беспорядке рассыпаются по плечам. — Чего не хочешь? Я что-то сделал не так? — Вновь быть живым... Вы чуть не вылечили мой вампиризм... Это было прекрасно, но тяжело для понимания. Замолкают оба. Вампир привстает на локтях, втягивает носом воздух. Глубоко дышит, утирает со лба пот. Кусает губу до крови и встает. Морщится, бледнеет еще сильнее, становясь почти синеватым, а потом порывисто опускается на колени. Гладкая голая спина ловит лучи лунного света, мягко переливаясь серебром и, кажется, хрустальной пылью. — Спасибо, господин. Некромант смущается, бледная кожа чуть розовеет. Уголки губ едва приподнимаются. Так, что почти не видно. Трясет головой, откидывая волосы за спину. Хмурится на секунду, а потом резко встает. — Идем. Я отдам тебе твою мантию. Разворачивается, шурша полами робы, и выходит из клетки. Вампир так и не встает с колен, опирается руками о землю и трясет головой. Бледные запястья объяты алым маревом. По спине стекает пот, оставляя влажные чуть липкие дорожки. Из горла рвется рык, сменяющийся мольбой. «Нечестивая Королева, Владыка Праха, помоги, пожалуйста. Властелины бед, мора и тлена, не оставьте молящего, помогите могильному червю, недостойному жизни». Торопливый шепот липнет на губы слоями, забивает горло и рот, дерет легкие судорожным кашлем. Жар не спадает, тело дрожит в лихорадке, клокотание и бульканье вырывается из впалой тонкой груди. — Что такое? Голод? — Я почти дикий... Не пробовал крови, но не приучен в полной мере контролировать силу... Идите, пожалуйста. Со мной... кха... все нормально будет, — кашляет, сплевывает кровь. — Тебе же уже столько лет. Ты до сих пор дикий? Как ты живешь? — Мольбами. Я не усвоил урок смиренного проигрыша, — дышит прерывисто и сипло. — Что нужно сделать, чтобы помочь? — Возьмите меня. Смирение перед сильным — действительно сильным! — является последним уроком Нечестивой Королевы. Вы сильны, я подчиняюсь вам и молю о помощи. Его выгибает какой-то совершенно восхитительной дугой. Лицо почти разрезано на части резкими тенями. Хрипы едва прорываются сквозь сомкнутые губы. Воздух вокруг него будто застывает, становится совсем густым, когда некромант подходит ближе, чтоб протянуть руку, решившись. Сжимает неуверенно протянутые пальцы, рывком поднимает и тянет на себя. — Идем. Лестница вниз, босиком по сырым ступеням. Прощаясь почему-то с жизнью. Стылый воздух обжег горло, прокатился по спине дрожью мурашек. Горячая ладонь, легшая следом на спину, заставила вампира крупно вздрогнуть и выдохнуть. Лихорадка унялась ненадолго, но скоро она вернется, если не... О том, что будет дальше, вампиру думать не хотелось. Было пугающе сладко понимать, что хоть раз им не пренебрегут и не кинут в грязь. — Тише. Шепот около уха отзывается тонким выдохом, разрезающим сонный воздух. Жилище. Тепло. Мягкое и приятное, неродное, чуждое, но оттого не менее восхитительное. И это все вот так правильно и верно, как только один раз, сейчас и ни мгновением позже — и тянущиеся мышцы, и горячее сбившееся, кажется, навсегда, дыхание, и горячая кожа под пальцами, и дрожащая тонкая венка под клыками. Полно и до конца, а что дальше — то в бездну. Пот стекает по спине, оставляя влажно блестящие дорожки. Некромант отстраненно думает, что — да, забери его Серая Тень, да! — это очень красиво и трогательно. Торчащие позвонки и решетка торчащих ребер. Где-то сотней трупов раньше и моложе на тысячу лживых признаний некромант не мог и мечтать о том, чтобы пригреть вампира. Когда-то, но не сейчас.