Luminosity - Сияние разума

Спустя несколько часов Джанна громко, на весь дом, сообщила, что у нее кончились некоторые продукты и ей нужно либо разрешение взять одну из машин, либо помощь Эдварда, чтобы съездить в магазин. Она, похоже, не знала, что я уже дома. Эдвард вздохнул, привел себя в порядок и пошел выдавать ей ключи. Пока он рассказывал, где расположен магазин, и отсчитывал канадские доллары на покупки, я смотрела в потолок и размышляла. Если предположить, что я сумела бы избавиться от Вольтури, вакуум власти сразу бы заполнился — или могло стать еще хуже. Вампиры сами по себе были жестокими созданиями: единственными стоящими угрозами и реалистичными способами разрешения конфликтов были невыносимая боль или смерть, для чего нужно было превосходящее число вампиров (или, как я полагала, оборотней). У вампиров не было экономики, куда бы я могла вклиниться, чтобы исподволь воздействовать на участников рынка. Не было более-менее значительного вампирского сообщества, в котором важна репутация — единственные социальные связи, значимые для вампиров, были связями в паре, которые нельзя было использовать для регуляции преступлений и наказаний, к тому же далеко не все вампиры имели пару. Если бы под моим началом было полдюжины Алеков, можно было бы организовать нечто вроде тюрьмы без тех мер, что сами по себе вызывают отвращение. Но я не знала, где найти таких Алеков, не говоря уже о том, как заставить их работать тюремщиками за вегетарианскую диету. В любом случае, я не была уверена, что могу победить Вольтури в прямом противостоянии, даже если мой ковен, Денали, все друзья семьи и вся стая квилетов будут сражаться на моей стороне. У меня одной был иммунитет к Джейн и Алеку, оружию — ну ладно, технически, иллюзионистам — стражей Вольтури, и я не была сильна настолько, чтобы победить их в одиночку. Мне требовалось больше союзников, готовых прийти на помощь в нужный момент. И со стопроцентной вероятностью я не смогу приступить к активным действиям, пока Джанна не выносит моего ребенка и он не будет достаточно взрослым, чтобы безопасно пройти обращение. До тех пор ребенок будет моим ужасающе слабым местом при попытке поднять восстание. Так что у меня было некоторое время на то, чтобы обдумать, где взять шестерку близнецов с парализующим даром, а также другие детали моего планируемого управления. Мне было неуютно вот так бездельничать. Каждый день по всему миру люди умирали от клыков, с одной стороны, скрытных, а с другой — неподконтрольных вампиров. И в еще более ошеломляющих масштабах люди умирали от более обыденных причин. Люди вроде Иларио, только без его удобных связей и запаса удачи, становились жертвами болезней. Возраст, ранения и человеческая жестокость забирали еще больше жизней. Возможно, не все умирающие захотели бы стать вампирами, но по законам Вольтури у них не было и этого выбора. Я могла вырвать только отдельных людей из лап смерти, то тут, то там, пользуясь удобными случаями и поводами. Я вспомнила, что давно не проверяла почту, и пошла к компьютеру. Я просматривала входящие, когда Эдвард закончил учить Джанну фразам на французском, которые ей понадобятся в магазине, и вернулся на второй этаж. Он не стал маячить у меня за спиной, только вошел в комнату, глянул, что я делаю, и вышел куда-то. Спустя некоторое время я услышала восхитительные звуки рояля, на котором он играл, чтобы чем-то себя занять. У меня было несколько писем от обоих родителей, которые я пробежала взглядом первыми и ответила им общим письмом, вместо того, чтобы писать Рене дюжину односложных новостей или четыре гигантских разглагольствований и признаний в любви Чарли. Так что каждому из них достался средний по размеру ответ о том, что я могу мало сказать о месте моего пребывания, скучаю по ним, и пара вопросов, как у них дела. Поскольку у них не было причин ожидать, что у меня все будет очень уж интересно, вряд ли они решат, что мой ответ содержит слишком мало подробностей. В большинстве человеческих жизней событие "я начала учить норвежский" стало бы наиболее запоминающимся за целый месяц, не говоря уже о неделе (я не упомянула итальянский, французский, португальский, украинский и остальные в моем в списке — обычно люди не пытаются учить столько языков одновременно). Рейчел тоже прислала мне пару писем, которые я не сочла срочными (иначе бы она прислала смс), но все равно открыла с некоторым беспокойством. Одно было с новостями про Сью Клируотер. После долгих и громких дебатов со своей дочерью Сью, похоже, пришла к выводу, что если Гарри был мертв, значит, Ли убила его. Это был не самый хороший вывод из произошедшего. Сью не хотела жить в мире, где ее дочь убила ее мужа. Так что она решила, что Гарри все-таки жив — но пока, по словам Рейчел, привыкала к этому крайне медленно. Сью, видимо, сомневалась по поводу того, разрушит ли вампиризм человеческий брак, у нее не было ясного понимания, хочет ли она снова увидеть Гарри, но была твердо уверена, что Ли и Сью не должны пытаться его навестить (и хорошо — я пока не хотела, чтобы Денали узнали про оборотней), а в целом ее вся эта неразбериха совсем не радовала. Рейчел также добавила приписку, что Ли благодарна за спасение ее отца, и что Сет все еще считает меня "хорошим вампиром". В следующем письме Рейчел сочла нужным немного рассказать мне о переписке Гарри с детьми по электронной почте. Ему не слишком нравились Денали, у него были проблемы в общении со всеми, кроме Кармен и Элеазара (повезло, что он жил с ними). Это усугублялось тем, что сестры и Лоран интерпретировали каждое проявление сильной эмоции от новорожденного как причину для осторожности, зачастую — жестокости, пытаясь не дать ситуации выйти из-под контроля. А Гарри не страдал от отсутствия сильных эмоций — он скучал по детям. Также он был больше заинтересован в утешении Сью, чем я предполагала. Возможно, она все же была его парой. Я не знала, насколько такая связь может проявиться, если они еще ни разу не встречались с момента его обращения, но если так оно и есть, думаю, я об этом узнаю. Потом было письмо, что стая окончательно сформировалась как группа, успешно контролируется, и Рейчел постановила свернуть лагерь и возвращаться обратно в деревню. Похоже, что в курсе событий теперь было все племя, но старейшины и Вожак-Рейчел строго запретили рассказывать об этом посторонним. (Совет старейшин теперь включал и Сью Клируотер, которая замещала мужа, пока его нет, и скорее всего, она останется на этом месте, даже если он вернется — потому что он теперь вампир). У Рейчел пока оставались деньги, но ей предстояли еще расходы, и деньги были нужны. Я позвонила Джанне и попросила, пока она еще в городе, купить конвертов и марок, и подобрала французские слова, которые понадобятся ей, чтобы их приобрести. Я ответила на это письмо, что вышлю чек по почте. И наконец, после этого я прочитала ее последнее сообщение. Оно было о Сэме, женихе Ли — которым он больше не был. В племени была легенда, которой я раньше не слышала. Оборотни были предположительно склонны к "запечатлению", которое было чем-то вроде однонаправленной и психологически более уникальной версии вампирских пар. И Сэм пошел и запечатлелся на двоюродную сестру Ли, Эмили, приехавшую с неожиданным визитом из резервации Мака, где она жила. Она и раньше нередко приезжала — пока росли, Ли и Эмили были близки как сестры. Благодаря их общим мыслям все в стае точно знали, что случилось с Сэмом. Рейчел описала это как внезапное исчезновение Солнца: "Словно больше нет в мире ни света, ни тепла — все теперь исходит от нее, — написала она. — Находиться в голове Сэма сейчас действительно странно, потому что при этом все в стае словно бы наполовину влюблены в Эмили — только потому, что он так привязан к ней. Когда он встречался с Ли, такого не происходило, а у них были очень близкие отношения”. Тем не менее, уникальная способность членов стаи, включая Ли — сильно сопереживать переменам в его сердце — не смогла предотвратить нарастание драмы. Ли страдала из-за его предательства, отца не было с ней рядом из-за того, что она потеряла контроль, что делало все еще хуже, так что она старалась, насколько могла, избегать волчьей формы, чтобы не слышать мыслей Сэма. Эмили посвятили во все подробности: запечатление преодолевало даже приказ Рейчел как альфы о секретности, и Сэм рассказал той, на кого запечатлелся, все в тот же момент, когда положил на нее глаз. Это не произвело на нее большого впечатления. Для Эмили Ли была близким человеком, и она не выказала склонности тут же принять мистически приобретенную преданность Сэма. Она прибежала в дом Клируотеров, чтобы помочь успокоить свою кузину, так как большинство друзей Ли были в стае и в большей степени симпатизировали именно Сэму. Другие волки не были поражены этим открытием. Или, по крайней мере, большинство из них не было. Некоторые из них думали, что запечатление — это романтично или что-то вроде того, и с нетерпением его ожидали, хотя легенда гласила, что это было редкое явление даже среди волков. Но Бекки, например, была в ужасе, как и горстка других волков, у которых были значимые для них люди и без запечатления. Единственным способом предотвратить запечатление, в соответствии с известными историями, было не увидеть человека, на которого можно было запечатлеться. Поэтому некоторые члены стаи снова разбили лагерь в лесу — чтобы по возможности избежать визуального контакта с людьми. Рейчел в связи с произошедшим полагала, что я, скорее всего, захочу "держаться как можно дальше от Ли — она не то чтобы тебя ненавидит, к тому же она все еще благодарна тебе за спасение отца, но ты вроде как втянула ее во все те ужасные события, которые произошли в ее жизни за последнее время”. Поскольку я не собиралась в ближайшем будущем ехать в Ла Пуш, с этим можно было пока смириться. Я ответила Рейчел письмом, в котором попросила рассказать больше о том, как работает запечатление, после чего спустилась вниз, откуда слышалась музыка Эдварда. * * * В следующий понедельник видение Элис о том, что Иларио может справиться с человеческим запахом, стало устойчивым. Она привела домой человека для проверки и увела его обратно целым и невредимым, хотя Иларио больше дергался и тянулся к воде чаще, чем я при встрече с Нилсом. Он не хотел рисковать с Джанной, пока не будет больше уверен в себе, поэтому он начал выбираться на экскурсии с Элис и Джаспером в редко населенные области Норвегии. Никто не умер. В четверг Эдвард, Джанна и я полетели обратно в Европу. — Хочу извиниться перед тем, чья это была машина, — тихо заметила я в полете. Как ни странно, но Эдвард вообще не спрашивал, куда она делась. — Она была моей, — ответил он. — Все в порядке, она мне не слишком-то нравилась. При выборе я думал, что тебе нужно что-то, способное привлечь как можно меньше внимания. Я рассказала ему историю о том, как машина пришла в негодность, и он, не моргнув и глазом, ответил только одобрением моего тщательного уничтожения следов. — Я бы предложила заменить машину, но вряд ли те деньги, которыми я и так разбрасываюсь, можно назвать хоть в каком-то смысле моими, я же ничего из них не заработала, — смущенно сказала я, вспомнив, что выписала Рейчел чек на достаточно большую сумму — но на такую, которая не привлечет к себе внимания Элис при ее терроризировании биржевых рынков. — Это твое, — твердо ответил Эдвард, — ты же часть семьи. Ты моя жена. Элис работает с инвестициями, потому что это ее специализация, и ей это нравится. Карлайл держится на высокооплачиваемой должности, потому что он любит работать врачом, а в большинстве мест с преимущественно пасмурной погодой достаточно трудно работать бесплатно. Но деньги общие для всех нас, и ты не должна стесняться их тратить. — Ладно, мне известно твое мнение, что я могу ими пользоваться, но я правда не сделала никакого вклада, и я имею в виду не только деньги, я говорю про общую картину. — Белла, когда я тебя обратил, мы были готовы к варианту, что ты в ближайшие десять лет сможешь только рычать и охотиться, — парировал он. — Десять лет? Иногда это занимает столько времени? — спросила я. — Я думала, что речь идет о годе. — Обычно это так, но разное бывает, — сказал Эдвард. — Было бы необычно, если бы ты все еще вела себя как новорожденная в 2015 году, но не более необычно, чем твое нынешнее поведение. Я подумала о Дэвиде, как он, напуганный, мерил шагами комнату, и была встревожена такой возможностью, хоть сама я этого и избежала. — Ладно, даже если так, — продолжила я. — Я не собираюсь сильно волноваться о деньгах, если это не так важно, но все равно ощущаю себя не в своей тарелке, не зная, чем могу помочь остальным. Эдвард поцеловал меня в лоб и прошептал на ушко: — Белла, любовь моя, ты не знаешь, насколько семья рада, что ты у нас есть. Даже оставляя в стороне то, насколько повезло мне, ты — лучшая подруга Элис. Ты — надежда Розали, пример для подражания Джаспера, гордость и радость Эсме. Эмметту нравится твое чувство юмора, а Карлайл восхищается тобой. Ты не просто полезна — ты бесценна. Конечно Эдвард обязан был говорить мне, что я потрясающая, но ему также приходилось говорить мне правду. Я купалась в комплиментах и прижималась к нему в течение всего долгого перелета. * * * По приезде Иларио не сожрал Джанну, хотя ему было неуютно долго находится с ней в одной комнате. Он взял в привычку быстро перемещаться между комнатами, чтобы иметь возможность говорить с Джанной без необходимости вдыхать воздух с ее запахом. Она была так рада, что он здоров и получил желаемое, ее даже не особо беспокоило, что он не мог спокойно дышать рядом с ней — настолько сильно волновал его запах ее крови. К тому моменту, когда мы закончили вытаскивать багаж из машины, в которой нас привезла Эсме, Эмметт и Розали уже обсуждали, стоит ли добираться до ирландского ковена вплавь или нужно взять билеты на самолет (Эмметт считал, что вплавь веселее, а Розали возражала, что в таком случае трудно будет упаковать багаж). Я объявила, что тоже хочу познакомиться с ковеном, что стало сюрпризом для Эдварда, хотя возражать он не стал. На способ передвижения ему тоже было наплевать, поэтому разрешать спор Розали и Эмметта пришлось мне. Я с виноватым видом проголосовала за плавание — оно было интересней, мне не нужно было бы выбирать между молчанием и горящим горлом и откладывать путешествие, чтобы поохотиться. Розали закатила глаза и попросила подождать десять минут, пока она купит шапочку для плавания и защитит волосы от воздействия соленой воды. Я использовала это время, чтобы найти более подходящий для плавания наряд, который затерялся где-то в недрах моего гигантского гардероба. В конце концов я нашла купальник, но мне не очень-то хотелось разгуливать по Ирландии в одном купальнике, так что я оделась в обычную одежду из такой ткани, которая не будет выглядеть ужасно после нескольких дней в океане. Мы сложили всю электронику в водонепроницаемые пластиковые мешки, нырнули в ближайший фьорд и поплыли в Ирландию. Я легко могла обогнать остальных: в воде сила была существенным фактором для быстрого передвижения, вследствие чего мои сильные руки новорожденной отталкивались от воды более эффективно, даже эффективней, чем у Эдварда. Я уплыла вперед, наткнулась на неудачливую косатку и выпила ее; остальные к этому моменту как раз догнали меня, так что мы оставались наравне. Эдвард решил научить меня языку жестов, чтобы мы могли говорить, пока плывем под водой. Язык жестов был удобен тем, что мне не нужно было избавляться в нем от акцента, так что скорость обучения зависела только от вампирской памяти и скорости мышления (и это сильно помогало). Когда я освоила алфавит, он смог продолжать учить меня словам и грамматическим правилам без необходимости переходить обратно на английский. Одновременно с пополнением моего словаря он рассказывал мне о ковене, который мы хотели посетить. Лидером у них была Шивон, которая, насколько ей было известно, была старейшим вампиром Ирландии. Ей было около восьми с половиной сотен лет. Лиам был моложе, он прошел обращение в 1800 году. Обратила его не Шивон — он был создан шотландским ковеном, который путешествовал по Ирландии и был в их составе, пока случайно не повстречал свою половинку. Она утащила его из ковена, явно обозначив, что не хочет им ни с кем делиться, убив (с помощью Лиама) одного из шотландских вампиров и прогнав остальных. Мэгги было чуть более ста пятидесяти лет, и после ее эмиграции для спасения от Великого голода ее обратил один английский вампир. У ее создателя, который до этого был одиночкой, было подозрение, что у нее есть нераскрытый дар, и он оказался прав. Мэгги могла определить, когда люди лгали. Тоска по родине в конце концов привела к тому, что Мэгги мирно разошлась со своим товарищем по ковену и вернулась в Ирландию в 1982 году. Каким-то образом почти десять лет она даже не подозревала о существовании Шивон и Лиама. Они встретились, когда одновременно попытались воспользоваться для еды прикрытием, которое давали им атаки IRA. Все чуть было не кончилось битвой: Лиам хотел, чтобы они с Шивон были единственными вампирами Ирландии. Скорее всего, Мэгги пришлось бы бежать в Англию за помощью к своему бывшему товарищу по ковену и сражаться за свою территорию, но Шивон захотела, чтобы она присоединилась к ним. Моей первой мыслью было, что, разумеется, Лиам послушался Шивон, раз она этого сильно захотела, однако Эдвард сказал, что Шивон тоже одаренная. По его словам, она может делать так, чтобы ее планы воплощались в жизнь. Сама Шивон считала, что это не дар, а всего лишь хорошее стратегическое планирование, и я подумала, что пример с появлением в ковене Мэгги довольно слабый — Шивон тут не требовалось ничего больше, чем убедить свою половинку, что она могла бы проделать, просто заплакав. Больше готовых примеров у Эдварда не было. Во время предыдущих встреч с Шивон она не хотела обсуждать или думать про ситуации, которые могли бы продемонстрировать наличие подобного дара, поэтому он поверил на слово Карлайлу; Карлайл же считал случай с Мэгги знаковым и не думал про остальные, когда был в радиусе телепатии Эдварда. Мне хотелось попозже расспросить Карлайла об этом, но в данный момент я была настроена весьма скептически. Хотя наш маршрут был длиной всего чуть больше тысячи километров (плюс требуемые вертикальные или боковые коррекции курса во избежание столкновения с лодками), плыть было медленнее, чем бежать, и мы почти полдня провели в воде. Розали хотела остановиться недалеко от Эдинбурга и пересечь пешком большую часть острова, потом переплыть Ирландское море, чтобы добраться до нашего пункта назначения. Но Эдвард решил, что будет очень сложно остаться незамеченными из-за лодок и случайных свидетелей в Эдинбурге, учитывая время суток — хотя ночью мы вполне могли бы так сделать. Вместо этого мы вылезли из воды возле Бэлликасл, а затем осторожно, избегая людей, последовали за Эмметтом, который получил инструкции, как найти ковен. Им приходилось постоянно переезжать, потому что вампиры-невегетарианцы в конце концов привлекали внимание, если оставались на одном месте долгое время. Как бы хорошо ни прятали тела, пропавших людей замечали; но если пропадали двое в огромном Белфасте, перед этим трое около Корка и один в Лимерике, плюс двое в Гэллуэе, а потом несколько туристов в Дублине, то эти события при расследовании казались никак друг с другом не связанными — для тех, кто не имел дело с вампирами. Я задумалась, сколько пропавших людей в мире действительно просто пропали, а сколько из них стали пищей для вампиров. Ирландский ковен нашелся возле города под названием Магера в Северной Ирландии. Я предположила, что эта часть острова больше подходит для охоты, поскольку жертвы можно было списывать на отдельные случаи религиозной жестокости, но не стала высказывать это вслух. Когда мы приблизились к месту назначения, Эмметт немного порыскал по округе, прежде чем нашел их и объяснил, что нас четверо, а не двое, честно предупредив, что несмотря на мои красные глаза, я не слишком похожа на обычных новорожденных. Вернувшись к нам, он дал добро и провел в лесистую местность, где нас ждали три вампира. * * * Шивон была брюнеткой с короткой ухоженной стрижкой. Она была очень высокой и широкой в кости, и когда она двинулась нам навстречу для приветствия, то я поразилась ее волнообразной плавности движений, на мгновение задумавшись, чтобы попробовать перенять эту манеру движения, пока не решила, что это производит такое впечатление из-за ее размеров. Я задумалась, победила бы она Эмметта в схватке, но не сумела прийти к однозначному заключению. Как и остальные члены ее ковена, она была босиком и в простой верхней одежде. Ее пара, Лиам, стоял сразу за ней с мрачным невозмутимым лицом. Он не производил никаких враждебных действий, однако я все равно ожидала их — создавалось такое впечатление, что он не рад нашему приходу. Он был чуть ниже Шивон, примерно одного роста с Эмметтом. В отличие от большинства вампиров он не был особенно привлекателен; он больше походил на Гарри и Дэвида, которые были обращены по причинам, не относящимся ко внешнему виду. Или, как я предположила, на Джеймса, который не особо выделялся бы даже в толпе людей (по крайней мере, согласно моим записям; возможно, на взгляд вампира это было не так). Его волосы были светлее оттенком, чем у Шивон, и примерно такой же длины. За этой парой следовала самый новый член ковена, Мэгги, которая была моего роста, на лице, обрамленном рыжими кудрями, сияла улыбка. Если не считать глаза явно винного цвета, она казалась весьма симпатичной. Она также была первой, кто заговорил с нами с задорным ирландским акцентом. — Привет! Я рада наконец-то познакомиться с вами! — она адресовала это всем, кроме Эмметта, которого уже встречала ранее, но по большей части, казалось, интересовалась мной — возможно, из-за всех этих разговоров про Супер-Новорожденную. Когда мои глаза, наконец, станут золотыми, я, скорее всего, перестану привлекать столько внимания среди вампиров (хоть и ненамного). — Да, прошло какое-то время, — признала Шивон, соглашаясь. На секунду я задумалась, стали бы вампиры говорить на любом языке с акцентом и мысленно пнула себя за предположение, что звучать как американец означает отсутствие акцента... — Обычно мы в Европе не так надолго, чтобы наносить визиты, — извинилась Розали. — Но разве вы все не живете сейчас в Норвегии? — спросила Мэгги. — Почему вас только четверо? — В доме есть ещё один новообращенный, — пояснил Эдвард. — Он себя контролирует почти так же, как Белла, но не совсем. Лучше за ним присматривать, — он опустил упоминание о Джанне — без нее Иларио не нуждался бы в таком количестве нянек, чтобы успокоить его опасения, что он может сорваться и сожрать её. Я предполагала, что нашим хозяевам, как и большинству других вампиров, покажется странным то, что мы держим рядом с собой человека, и не была готова рассказать им о том, почему она все ещё человек. — Это объясняет поведение Джаспера и, с натяжкой, Элис, — сказала Шивон, — но что насчёт Карлайла и Эсме? Единственная причина, по которой я вижусь с вами — это Карлайл. — Карлайл только начал работать в Норвегии, и он предпочитает не уходить в отпуск так рано, — сказал Эдвард. Это правда — я предположила, что это должно было быть правдой, потому что тут была Мэгги, — но, конечно же, это не вся правда. — Что ж, может быть, они тоже нас как-нибудь навестят, — ответила Шивон. Розали кивнула, и далее тема разговора ненадолго сместилась на новости: обсуждались последние изменения в нашем и их ковенах. Розали и Эмметт правильно поняли намек Эдварда и ни словом не обмолвились о Джанне, а о том, что во время нашего путешествия я покидала Квебек, они вообще не знали. Эдвард успешно сохранил это в тайне. Я болтала с остальными, перебирая в памяти темы, которые не стоит поднимать. Было намного легче вести светские разговоры, когда рядом была вся семья — ну или хотя бы только Эдвард. Было интересно, как мы стояли. Как и всегда, не было причин сидеть — и не было стульев, которыми нужно было бы пренебречь в этом случае, поскольку мы были посреди леса. Так что мы все были на ногах. Ирландские вампиры формировали неплотную букву V с Шивон в центре, которая стояла ближе всего к нам. Мы выстроились в линию, отчетливо поделенную пополам; Эмметт одной рукой обнимал Розали, а мы с Эдвардом держались за руки, при этом между мной и Розали было около двух футов. Я раздумывала, почему Шивон и Лиам не касаются друг друга. Они были парой дольше, чем мы, что могло бы все объяснить. Интересно, как бы мы разместились, если бы присутствовала вся семья. Обсуждение разделилось на множество параллельных потоков, за каждым утверждением следовал более чем один возможный ответ. Мы все могли слышать друг друга, легко фильтруя каждый голос и отслеживая, кто на кого смотрит, пользуясь четким периферическим зрением, что было бы куда труднее, будь мы людьми. Мэгги слегка интересовалась нашим вегетарианством и хотела узнать, пробовали ли мы когда-либо человеческую кровь. Казалось, что она одинаково очарована Розали и мной, которые не пробовали кровь, и нашими мужьями, которые пробовали, и перемежая недоверчивые вопросы и комментарии самой себе, что "это действительно так, ну ничего себе!" Между тем Розали сумела разговорить Лиама, заведя разговор о машинах, которые ему нравились, пока Эмметт пытался убедить Шивон, что они должны попробовать сойтись в поединке (видимо, Эдвард и Элис "жульничали" в битве, драться с Джаспером ему уже надоело, а остальные обычно были не в настроении). Я была очень заинтересована в том, чтобы хотя бы немного научиться драться, но я в любой момент могла попросить Эмметта (или Эдварда с Джаспером); а возможность сойтись с Шивон вряд ли часто ему выпадала. В конце концов она сдалась, останавливая протест Лиама взглядом. Эмметт и Шивон немного разошлись, затем бросились друг на друга. Я наблюдала за ними краем глаза, успевая отвечать на вопросы Мэгги о том, не было ли мне хоть немножко любопытно узнать, каковы люди на вкус, и прочее в том же духе. — Разве тебе не любопытно, какие на вкус животные? — наконец спросила я, когда Шивон сбила Эмметта с ног, а он вскочил, чтобы атаковать снова. — Не особо, — ответила Мэгги, наморщив нос. — Они ужасно пахнут. — Я бы не сказала, что мне понравилась бы перспектива питаться людьми, — парировала я. — Но вкус у них изумительный! — восторженно сказала Мэгги. — Мне об этом говорили, — ответила я. — Но ты не можешь все время без перерыва пить их кровь. Есть и другие занятия. Тебе неизбежно придется проводить больше времени вне процесса еды, чем в самом процессе, даже если жертвы будут маршировать за тобой удобной очередью, и их не надо будет искать, а потом заметать следы. Согласно экспертам, — я кивнула в сторону Эдварда, — когда пьешь человеческую кровь, все труднее становится не пить ее в промежутках между приемами пищи. Так что я просто делаю комфортнее те моменты своей жизни, которые не заняты едой, путем отказа от дополнительных вкусовых ощущений при еде. Мэгги удивленно моргнула, а Лиам издал одиночный смешок — "ха", произнесенное низким голосом. — Это уже кое-что, — заметил он. — Карлайл обычно разглагольствует о сострадании и уважении к человеческой жизни, а у тебя есть реальная причина. — Я тоже большой фанат сострадания и уважения к человеческой жизни, — сказала я, — но если бы они были важны для вас, вы бы уже были вегетарианцами. Ведь вы не только сейчас узнали о том, что можно питаться животными, и ждали лишь эту информацию, чтобы переключиться с человеческой диеты; вы некоторое время уже знакомы с Карлайлом. — Но как же ты сопротивляешься? — воскликнула Мэгги. — Возможно, у тебя есть причина, но как? — Разве вы никогда не бывали в таких местах, где нельзя прямо сейчас сожрать ближайшего к вам человека? Зайдите в любой город, в то место, где одновременно находится пятьдесят человек, и вам придётся или убить их всех, что было бы заметно, или убить только некоторых, что тоже заметят? — Конечно же, они заходили в города; Мэгги кивнула. — Так что вы точно можете воздерживаться от поедания людей, — заключила я. — Вам не нужно, чтобы я вам рассказывала, как это делается. Мэгги выглядела озадаченной, но потом спросила, каковы животные на вкус, что выглядело многообещающим; Эмметт при этом сшиб дерево и оторвал ногу Шивон, но в промежутке выкрикнул реплику о превосходном вкусе медведей. Лиам на это лишь сильнее сжал зубы, но Шивон (очевидно, испытывая дискомфорт) без всяких криков просто подняла ступню и снова прикрепила к своей лодыжке. Спустя секунду, в течение которой Эмметт великодушно не нападал, травма срослась, и Шивон снова была в движении. — Мне больше всего нравятся косатки, — вставила я, когда Лиам немного расслабился. — Охотиться в воде весело: косатки отлично приспособлены к океану, и когда я охочусь на них, мне не так уж легко. Так что в охоте остается спортивный интерес, который трудно испытать, преследуя сухопутных животных. Из них мне понравился только кабан, хотя я ела его всего один раз. — Койоты, — добавила Розали, усмехнувшись. — Мне многие нравятся, — сказал Эдвард сухо. — Горные львы, например. — А я с нетерпением жду возможности появиться на людях без контактных линз, — сказала я. — Я просто всем говорю, что у меня слабые сосуды на глазах и они постоянно лопаются, — сказала Мэгги. — Или что они красные из-за контактных линз. Или я что-нибудь придумываю на фальшивой латыни, например, “iris crimsonus”, а если кто-то начинает расспрашивать, веду себя так, словно это меня задевает. Я спрашиваю их, знают ли они, что это значит, и если они знают, что это не настоящая латынь, я их убиваю, — она пожала плечами. — Солнечные очки, — коротко ответил Лиам. — У меня были солнечные очки, — заметила я. — Полезная вещь, но если каждый раз появляться в людных местах только в них, это выглядит немного странно. — Больше фальшивой латыни, — посоветовала Мэгги. — У тебя заболевание, из-за которого глаза более чувствительны к свету. Мне кажется, это весьма похоже на правду. Она мне вроде как нравилась, если не считать того, что она убивала людей. Я начинала понимать, как у моей семьи могли появиться друзья с алыми глазами. Убивать людей для вампира означало совсем не то же самое, что для человека. Для людей убийство было противно культуре и инстинкту, как ни посмотри, всегда был риск общественного осуждения и наказания. Обычный человек должен был оказаться в нестандартных условиях, таких как война, или испытать нешуточный стресс, прежде чем захотеть кого-то убить. У нормального же вампира был другой набор естественных импульсов. Вампиры, как правило, были полностью вырваны из своего человеческого окружения и не могли безопасно поддерживать связи с людьми (при этом, скорее всего, новые связи формировались с вампирами, которые охотились на людей). У них не возникало значительных угроз в процессе охоты на людей, пока они были достаточно осторожны. Они попадали в такие условия, которые могли сделать обычного человека опасным, с навыками, которым обычно присваивается ярлык “убийца”, и способностью безнаказанно жить такой жизнью. Я была самым удачливым вампиром в мире. Я была обращена, заранее зная, что происходит, позаботилась о сохранении своих старых связей и попала в семью, которая не питается людьми. Карлайл впечатлял тем, что справился сам, впервые, безо всякой помощи и поддержки, без возможности написать домой своим человеческим родственникам. Но в любом случае личности вампиров-убийц отличались от убийц-людей. Мэгги была очень приятной личностью. И когда кто-то разоблачал ее фальшивую латынь, она его убивала, вот и все. Мне очень хотелось, чтобы весь разговор направился на изменение Мэгги, я хотела окольным путем перевести его обратно на рассуждения на тему реальной латыни, названия на которой стал охотно придумывать Эдвард, пользуясь своим медицинским образованием. Тогда, возможно, следующий человек, повстречавший Мэгги, не умрет от излишней образованности. Но я решила этого не делать. Ситуация могла ухудшиться, а ведь ей уже стало любопытно, и это было уже кое-что. * * * Наконец Эмметт, не особо настаивая, пригласил меня присоединиться к драке, и я согласилась. Он сбил меня с ног, но мягче, чем Шивон. Я пыталась не слишком полагаться на свою чрезмерную силу, которая скоро исчезнет. Вместо этого я научилась тому, какие инстинкты полезны, а какие надо подавлять, нескольким хитростям — как отличить обманную атаку от настоящей, как уклоняться, — и выучила несколько потрясающих трюков, с помощью которых можно получить преимущество. После этого я спарринговалась с Шивон, и ее стиль заметно отличался от Эмметта — он просто играл, а она занималась чем-то вроде паркура. Это было весело, и хотя периодически очень больно, но у меня было ощущение, что я обучаюсь крайне эффективно. Процесс обучения путем поединков шел нелинейно, словно читаешь книгу и (очень быстро) поглощаешь каждое слово в предложении. Быстрое погружение в бой занимало почти все мое сознание одной задачей. Каждое чувство рассказывало мне что-то о противнике и окружающей обстановке; все мускулы занимались полезным делом; мне нужно было моделировать стратегию противника и думать о том, чего он или она не будут ожидать от меня, часто нагромождая на свои намерения целые слои очевидных действий, и при этом все еще нередко оказываясь предсказуемой. Это было потрясающе интересно. Все это безмерно беспокоило Эдварда, и после того, как Шивон заехала мне по уху с достаточной силой, чтобы я перестала слышать на несколько секунд, он тихо попросил меня прекратить. Я вернулась к тому месту, где мы стояли, и он меня обнял. Розали фыркнула. — Ой, но ведь у нее хорошо получается, — запротестовал Эмметт. — Позже, — скупо ответил Эдвард. — Не здесь. — У Шивон другой стиль... — начала я. Он стиснул зубы. — Я знаю, — сказал он. — Как и у Джаспера. Ты можешь практиковаться дома, если хочешь, — я задумалась, подумала ли о чем-то тревожном Шивон, или он просто не доверял ей. Хотя на лице Лиама было написано облегчение от того, что она уже закончила с боями. Она вернулась и встала рядом с ковеном, пожав при этом плечами. Мэгги выглядела немного задумчивой. Я склонила к ней голову, приглашая ее объясниться. — Ох, — сказала она. — Я просто хотела бы, чтобы и моя пара поскорее меня нашла. — Если ты никогда не покинешь Ирландию, думаешь, у тебя велика вероятность встретиться с ним? — спросила я. Мэгги обдумала вопрос: — С ней, — поправила она рассеяно. Никто, даже мой муж тысяча девятьсот первого года рождения со своими традиционными ценностями на это не среагировал. Я решила спросить его об этом позже. — Я много путешествовала до того, как присоединилась к ковену, — наконец сказала она. — И даже тогда я не находила её. Я не смогла удержаться. — Возможно, ты её съела. Шивон закатила глаза, но Мэгги по-настоящему испугалась. — Что? Не может такого быть. — Конечно, может, — ответила я. — Я была человеком, когда встретила Эдварда. Но не только это, — добавила я с удовольствием. — Я была его "певцом". Мне очень повезло, что он так привык не есть людей. Иначе я стала бы закуской. Вкусной, мертвой закуской. Мэгги выглядела очень напуганной. Я не была уверена, хорошо это или плохо, так что я немного смягчилась. — Но ты, вероятнее всего, просто ещё её не встретила. Я задумалась на мгновение, позволив рыжей вампирше успокоиться, и добавила: — Но все же это не значит, что она вампир. — Нгх, — проскулила Мэгги. Розали мрачно усмехнулась и подпустила шпильку: — Эмметт тоже был человеком, когда я нашла его, — она сделала паузу, — и был полностью покрыт свежей кровью. — Эсме была человеком, когда Карлайл её встретил, — добавил Эдвард; я не смотрела на него, я изучала лицо Мэгги, но я слышала улыбку в его голосе. В итоге Мэгги объявила: — Возможно, тогда я просто буду питаться мужчинами, — это было не то решение, которое я бы хотела услышать, но по крайней мере, она согласилась с реальностью такой возможности. Шивон вздохнула, но у нее не было интереса убеждать Мэгги питаться всеми подряд в равной степени, и Лиам тоже снова затих. Беседа ушла совсем в другом направлении, и через два дня мы закончили свой визит. Шивон великодушно разрешила нам поездить по Ирландии перед тем, как мы вернёмся домой. Так что мы на острове перебирались с места на место, осматривая главные достопримечательности. — Об этом я даже могу рассказать родителям, — заметила я. — Ирландия — абсолютно нормальная часть тура по Европе. — Если хочешь, мы можем осмотреть большую часть Европы перед тем, как отправимся в Южную Америку, — предложил Эдвард. — Давай по пути домой заедем в Уэльс, в Англию и Шотландию, — решила я, — потом я хочу побыть дома, около недели, ведь мы провели так мало времени с нашей семьей. А потом в Южную Америку. Конечно, он не возражал, и когда Эмметт и Розали после пресыщения Ирландией напрямую поплыли в Норвегию, Эдвард и я уплыли на восток, и он провел пять дней, показывая мне окрестности. Он бывал здесь раньше, но все его знания пришли от Карлайла, который родился в Лондоне. Ни одно из мест, которые были важными для Карлайла в его человеческой жизни, не осталось прежним, но с его сведениями было интересно бродить по городу. Мне было интересно, если бы мы посетили Чикаго, город, где родился Эдвард, были бы там такие же ощущения? * * * Мы прогуливались по улицам Глазго (я — в контактных линзах), когда я решила спросить Эдварда, почему поправка Мэгги насчет “неё” не вызвала никакой реакции. — Если взять в расчёт то, что ты из тысяча девятьсот первого года, и раньше использовал это как оправдание своим устаревшим ценностям, — добавила я. Я говорила очень быстро, высоким голосом, чтобы люди, проходящие мимо, не замечали ничего, кроме идущей рядом с ними пары людей, смотрящих друг другу в глаза. — Ну во-первых, — рассмеялся Эдвард, — мои устаревшие ценности, как ты их называешь, я применяю только к себе. Это не мое дело — следует им кто-то ещё или нет. Ты ведь не слышала, чтобы я осуждал поведение суккубов, правда? — полагаю, он имел в виду Таню и Кейт. — Правда, — отметила я. — А во-вторых? — Во-вторых, у вампиров изначально нет большого выбора, кроме как не особо волноваться по этому поводу, — сказал он. — Здесь просто не о чем спорить. Как и с обеденными привычками Лорана, есть либо согласие, либо насилие. Не существует легальных оснований для возмущения. Нет никакого социального давления или этической аргументации, что могла бы противостоять связям, образующимся в паре. Ты могла заметить, что вампиры не придерживаются одной религии, да и детей у них нет, даже в разнополых парах, так что традиционные аргументы не имеют значения. Нет причин удерживать вампиршу вдали от её партнера, даже если её партнёр тоже женщина. Это было бы очень проблематично и не имело бы смысла. — Хорошо, — сказала я. — Но кроме того, что ты не будешь биться с Мэгги насмерть за свои убеждения, в целом на подобные отношения они у тебя всё такие же, тысяча девятьсот первого года? Эдвард пожал плечами. — Не совсем. Когда я был человеком, я на такие темы не задумывался. Едва ли в те годы это было самой обсуждаемой проблемой. Когда меня обратили, все думали о Великой войне — Первой Мировой войне, — и пандемии гриппа. Так что в мир вампиров я вступил без ярого предубеждения. Подобные отношения не для меня, но кроме тебя, в этом мире вообще все отношения не для меня, — он приподнял меня за талию и закружил, а затем отпустил, поставив обратно на тротуар; некоторые из окружавших нас людей издали умиленные возгласы, наблюдая за таким проявлением чувств. Я посчитала такой ответ достаточным. И вдруг ко мне в голову пришел совершенно несвязанный вопрос: — А у меня есть иммунитет к способностям Мэгги? Эдвард остановился. — Я не знаю. Насколько я понял, ты ей не лгала... — Нет, — подтвердила я. — Ну если только сарказм, спекуляции и ошибочные доводы... Насколько она вообще чувствительна? — Не очень, — ответил он. — Возможно, человек, который будет мне лгать, будет хорошо контролировать свои эмоции, или крепко сросся со своей двуличностью, а она сможет распознать ложь такого рода. Но в целом я более эффективен, чем она. Она может совсем ничего не распознать, пока кто-то намеренно не захочет заставить её поверить в убеждение, которое он сам считает ложным. Если эти люди не знают о том, что она их слышит, или они уверены, что правы, или думают, что она заметит их неуверенность, или шутят вместо того, чтобы поделиться точной информацией, то ничего не случится. — То есть если я невосприимчива к её способностям, она даже не заметит, — сказала я, кивнув самой себе. — Хотела бы я раньше до этого додуматься и провести там эксперимент. — Ты думаешь, тебе придётся лгать Мэгги? — спросил Эдвард, а потом покачал головой. — Можешь не отвечать на этот вопрос. — Всё в порядке, — ответила я. — Я не рассчитываю, что придётся ей лгать, но было бы любопытно, если бы я обнаружила, могу я это сделать или нет. Я хочу больше знать о том, как работают мои способности, чтобы я могла их усовершенствовать. Думаю, я начну с сопротивления Джасперу. Не потому что думаю, что это потребуется, а потому что хочу знать, как их лучше использовать, — я с любопытством наклонила голову. — Твои навыки чтения мыслей улучшились с момента обращения? — Не так, как ты, вероятно, думаешь, — ответил он. — Так как я могу слышать знакомые мне голоса на более дальних расстояниях, мои навыки улучшились в том смысле, что для начала я мог слышать Карлайла на расстоянии мили, потом двух миль, а сейчас — пяти, но я ненамного лучше слышу людей, которых встретил недавно. И это только поверхностные мысли, как и всегда. — Ты пытался над этим работать? — Не особо. Меня мучают приступы совести, когда я вторгаюсь в личное пространство, — ответил он, слабо улыбнувшись. — В тех случаях, когда необходимость преодолевала предрассудки, уровень моего умения распознавать мысли, с которым я был в самом начале, оказывался достаточным. Я попытался услышать что-нибудь от тебя, но потерпел полное поражение, а ты ясно дала мне понять, что не хочешь, чтобы я преуспел, так что я перестал работать над этим. — Честный ответ, — сказала я.