Luminosity - Сияние разума

Боль была нелепа. В тот момент, когда я пришла в сознание, мой мозг проверил ощущения и отверг их как очевидно абсурдные: такого просто не могло происходить. Не могло быть столько агонии одновременно. Мои нервы посылали очевидно неверные данные, которые можно было спокойно игнорировать. Но пламя было настойчивей этой мысли, и, уже через секунду после предыдущего осознания, игнорировать происходящее у меня не получалось. Пламя было повсюду — некуда было убежать, не было прохладного места, на котором я могла бы сконцентрироваться и спастись. Мои глаза варились в собственном соку, кровь кипела в венах, кожа поджаривалась, обугливалась и рассыпалась пеплом, кости растворялись в кислоте, легкие превращали каждый мой конвульсивный вдох в раскаленную плазму, органы скручивались и перемешивались в ванне из магмы. Я попыталась двинуться, чтобы убежать. Это было чисто рефлекторное действие — "бежать" было некуда — но я сейчас была не состоянии побороть этот импульс. Смутно я поняла, что не сдвинулась с места. Мышцы работали. Даже в этом кричащем и плавящемся, к моему страданию, состоянии они могли бы сокращаться и расслабляться по команде. Я могла двигать пальцами, но не броситься через комнату в бесплодной попытке убежать от огня. Эдвард. Он был со мной как и обещал — удерживая меня. Он находился словно по другую сторону — прохлада, которую я не могла достичь. Жар не ощущался слабее там, где его руки обхватывали меня. Но я знала, что он со мной. Боль совершенно не уменьшалась. Это бы заняло весь доступный мне интеллект — раньше. Но изменение уже началось, так что в моем сознании было уже больше места... Был небольшой свободный уголок на задворках моего разума, который я могла использовать для размышлений. — Время, — потребовала я, успев выплюнуть эти два слога до того, как мои челюсти снова сжались, и надеясь, что он поймет о чем я. — Ты проспала первые тридцать часов и пятнадцать минут, — тут же прошептал он мне на ухо. Я сконцентрировала все доступное мне внимание на его голосе. Я не была уверена, галлюцинирую или нет, когда ощутила, что могу слышать больше оттенков в нем — были ли мои уши уже улучшены? Они тоже были объяты пожарищем, как и все остальное. Печи в виде ушей по обе стороны головы все равно могли улавливать звуки — и его голос был напряженным, несчастным, но преданным. Ему был ненавистен факт, что мне больно. Вот что я поняла из сказанного. Но он оставался со мной. — Сейчас пятнадцать минут второго ночи. Четверг. Все должно закончится завтра в десять вечера — процесс пройдет быстрее с таким количеством яда в организме, — проговорил он сквозь сжатые зубы. Завтра. Почти послезавтра. Но не сейчас. Я пылала. * * * У меня ушел почти час после пробуждения, чтобы по-настоящему захотеть умереть. Это желание было почти таким же чуждым, какой ранее была боль. (Теперь боль была привычной — то есть я могла бояться каждого момента оставшейся мне пытки по отдельности.) Я никогда ранее не хотела смерти, несмотря на мои легкомысленные ремарки Эдварду о том, что он сделает, если я буду умолять о смерти. Но ничего не стоило этого. За целое тысячелетие я не смогла бы сделать ничего такого, что стоило бы еще одного часа этого мучения, даже если бы через этот час все закончилось, и за остаток вечности я бы не сделала ничего из того, что стоило бы того времени, что мне осталось вытерпеть на самом деле. В пять утра четверга я начала надеяться каждой частичкой своего изломанного и обугленного тела, что он лгал о том, что не убьет меня, даже если я буду умолять. Я умоляла. Выплевывая слова, ненавидя воздух, которым формировала мольбы, я просила убить меня. — Нет, — ответил Эдвард таким голосом, словно он испытывал ту же боль, что и я. Невозможно. — Белла, нет. Скоро все закончится. Завтра. Я зашипела. Прозвучало вполне по-вампирски, по крайней мере этот звук. — Пожалуйста! — закричала я. — Нет, — мне показалось, я слышала, как он двигается; возможно, он сжал меня крепче. Я не могла говорить. Все было огнем и агонией; ничто, столь тривиальное как объятия Эдварда, не стоило передачи информации через мои сгоревшие и разрушенные нервы. Я не хотела, чтобы он обнимал меня, если он делает это не для того, чтобы убить меня, закончить это, прекратить это... Я испустила бессвязный вопль. Шло время. Я периодически умоляла о смерти, но Эдвард всегда отказывался. Иногда его возражения были слабее прочих, менее категоричными, и тогда я принималась извиваться, рыдать и кричать сильнее. Возможно, если я раню его достаточно своей болью, чтобы он захотел остановиться, он даст мне единственное, что, как я помнила сейчас, я хотела. Но такой милости мне не дали. Он не оторвал мне голову, его руки не вырвали мое пылающее, все еще бьющееся сердце. Он не убил бы меня. После нескольких попыток убедить Эдварда избавить меня от боли, я начала звать остальных. Элис, Карлайла, Эсме, Джаспера, Эмметта, Розали. Я могла слышать шаги, когда они приходили. Я слышала, как каждый из них сказал "нет". Элис добавила еще, что видит меня в будущем сильным и здоровым вампиром. — Ты будешь прекрасна, — пообещала она перед уходом. Эдвард вздохнул с облегчением, когда она сказала это. Хорошее видение. Но недостаточно хорошее, чтобы стоить этих мучений. Но когда я умоляла Розали, она замешкалась после моей просьбы. Эдвард зарычал. Было ли это ужасней, чем когда он рычал на Джеймса? Возможно так показалось моим ушам, которые становились все чувствительней с каждой минутой пожарища, воспринимая новые оттенки звуков, которые я ранее упускала. И я знала, что это значит. Она подумала об этом. Она подумала о том, не убить ли меня. Сияющий ангел Эмметта, воистину, возможно она даст мне... — Роуз! — закричала я, охваченная надеждой, извиваясь в хватке Эдварда, — Роуз, Роуз, Роуз, Роуз, Роуз, Роуз, Роуз.... — НЕТ! — взревел Эдвард. — Розали, убирайся из комнаты! Я разорву тебя на кусочки, если услышу опять эту мысль, я сделаю это! Убирайся! — Ро-о-о-о-о-о-о-о-о-о-оуз! — застонала я. Но ее быстрые шаги удалились. Мне показалось, что я даже услышала, как она выпрыгнула из окна. — Белла, — сказал Эдвард. Он говорил очень быстро, но я уже могла следить за речью на такой скорости, хотя это отнимало все мои тщательно сберегаемые ментальные силы, — Белла, пожалуйста, не проси больше. Умоляю. Я не могу выдерживать это. Я сделаю что угодно, кроме того, чтобы убить тебя. Я не могу этого сделать. Все, что угодно другое. — Можешь, — я сражалась за то, чтобы выговорить сразу несколько слогов, потеряв шанс, который почти реализовала Розали, — можешь... сломать... мне... спину... — Что? — Она… вылечится. Но я… буду… немного… меньше… ощущать… до… того… момента, — выдохнула я и снова беспомощно закричала, — возможно, — снова выдохнула я. На четверть секунды повисло молчание. (Даже такая продолжительность времени была крайне значительна для меня, с агонизирующей четкостью.) Последовал небольшой резкий удар в основание моей шеи, и все, что было ниже моих плеч, провалилось в блаженное небытие. Я все еще дышала и могла слышать свое сердцебиение, но никакой сенсорной информации от тела ниже шеи не поступало. Медицинские познания Эдварда стали спасением — он знал, где нужно нанести удар. Моя шея и голова все еще горели по-прежнему, но потеря ощущений торса и конечностей была настолько драматичным облегчением, что я чувствовала себя опущенной в ванну с ледяной водой. — Ох, — выдохнула я. — Этого не хватит на весь остаток трансформации, — предупредил Эдвард, — и я не смогу сделать это еще раз. Как только спина вылечится, ее надо будет оставить в покое, или же обращение может пройти неправильно. — Сколько? — мягко спросила я. — Не знаю. Возможно несколько часов. Несколько часов. Несколько часов, в течение которых только мое горло, лицо, скальп и череп будут разрушены до основания. Ну хоть что-то. Хотела бы я суметь заснуть. Но я бы никогда не проснулась. Я почти успокоилась, когда моя спина исцелилась. Я сумела только открыть горящие глаза и посмотреть на лицо Эдварда, искаженное, измученное беспокойством за меня, но такое прекрасное. Я смогла выдавить несколько предложений, делая перерывы на трудные и не дающие облегчения вдохи. — Прости, — прошептала я, — за мольбы. Он нагнулся поцеловать меня в макушку. — Я прощаю тебя. Эдвард не стал повторять просьбу не делать это снова, когда ощущения от тела вернутся. Возможно, он знал, что я не смогу выполнить ее. — Я люблю тебя, — сказала я. — Я люблю тебя, — ответил он мне с ужасно печальным видом. Не "тоже". Он никогда не добавлял это слово. Однажды я спросила почему — попыталась воспроизвести в воображении ответ — это было слишком трудно. Воспоминания не были достаточно ясны, чтобы прорваться сквозь пелену боли. Сомневаюсь, что могла бы вспомнить имена родителей. Я же все записывала... Через два часа, тридцать четыре минуты и шестнадцать секунд после перелома, спина сама по себе встала на место и погрузила меня в невыносимую агонию всего тела. И я снова закричала. * * * Я могла ощущать, как мое сознание становится все шире. Это было похоже на фрактальный паттерн, медленно прорастающий новыми узлами. Я дошла до того, что даже ощущала небольшую благодарность каждому язычку пламени, хлеставшему мое тело, и каждому моменту опыта, что неизгладимо записывался в кристаллизованную совершенную отметку моей вампирской жизни. Ведь небольшое пространство на задворках моей головы, свободное от боли, тоже росло. Эдвард говорил со мной. Я цеплялась за его голос, как за спасательный круг. Я все еще едва ли могла ощутить его руки вокруг меня или периодические поцелуи, которыми он касался моей кожи, и я старалась держать глаза крепко закрытыми, но я могла слышать его, все лучше с каждым проходящим часом. Он давал мне советы, как контролировать жажду, когда она придет, рассказывал предсказания Элис о прогнозе погоды на следующий месяц, зачитывал книги. Он снова и снова обещал мне, что все будет в порядке, что мы будем любить друг друга, что Элис видела это, что ее видения крепки как скала, что все будет хорошо и что он любит меня, и что все скоро закончится. Я пыталась верить ему. Пыталась верить, что все не напрасно, что по ту сторону боли есть нечто, стоящее всего этого. Пыталась верить, что когда я выйду из этой печи, я буду так же сиять как они... В восемь вечера пятницы, я ощутила прохладу в кончиках пальцев. Пламя отступало лениво, со временем. Но по мере того, как оно уходило из моих конечностей, оно собиралось в сердце и шее. Центры моей боли сжимались, пока не стало хуже чем раньше, так что даже новоявленная прохлада конечностей не могла компенсировать это. Мое сердцебиение ускорилось. Горло обращалось в пепел. — Уже почти все, Белла, — прошептал Эдвард, — почти закончилось. Еще не закончив изменяться, я уже чувствовала жажду. До этого я ощущала себя кипящей — а теперь была совершенно лишена жидкости. Мое пересохшее горло требовало облегчения. Я знала, что Эдвард имел в виду, когда он предположил, что какие-либо вампиры могли попробовать пить воду. Любой, кто проходил обращение в одиночку, вдали от вкуснопахнущих людей, счел бы вполне логичным это попробовать. Языки пламени продолжали медленно, миллиметр за миллиметром, уходить из моих конечностей вглубь тела. Моему горлу не становилось хуже или лучше после первого взрыва сухости, в отличие от сердца, по мере того, как агония вливалась в него. Каждое последующее биение было быстрее предыдущего. Оно уже трепетало как крылья колибри. Втягивание боли ускорялось вместе с моим пульсом. Словно бы обреченный орган пытался сбежать, вырваться из грудной клетки, пробурить дыру и укатиться от меня. Мои конечности уже были в порядке, но я едва ли могла уделить им внимание, поскольку весь жар собирался в моем бешено колотящемся сердце. Он собирался и сжимался, атакуя мой последний живой орган, бьющийся в панике. К этому моменту я уже дергалась в конвульсиях, неспособная избежать рефлекторных попыток избавиться от боли в груди. Я издавала пронзительные ужасные звуки. Эдвард держал меня крепко, так что вырваться было невозможно. А потом мое сердце пропустило удар, спазматически дернулось еще раз и затихло навечно. Боль ушла. И мой последний бессмысленный рывок в случайном направлении вырвал меня из хватки Эдварда. Мои конечности автоматически пришли в движение, когда импульс швырнул меня в сторону. Я присела на пол, коснувшись кончиками пальцев деревянного покрытия. Мой баланс был абсолютным и уверенным. Мышцы не протестовали: они могли бы держать меня в этой позе столетиями, если было нужно. Я заметила, что не дышу, и сделала глубокий вдох. Больше всего в воздухе ощущался запах Эдварда, запах, который я сразу узнала, хотя тут же отбросила все свои ранние аналогии с цветами — я не знала цветов, что могли бы пахнуть так для моего нового, более чуткого носа. Дыхание больше не восполняло нехватку кислорода, поскольку он мне не требовался, но давало информацию, и мои легкие задвигались в привычном ритме, рассказывая мне, что находится в воздухе вокруг. — Белла? — прошептал Эдвард осторожно, но и с благоговением в голосе. Я открыла глаза. * * * Передо мной была стена. Но осознание того, что это, заняло у меня только мгновение, после чего я была захвачена красотой вида. Мои глаза впитывали каждую деталь расположения волокон древесины с потрясающей четкостью. Я могла видеть каждую щепку, отметить любое мельчайшее изменение цвета дерева, распознать пылинки и частицы одежды, неровность краски. Это было чрезвычайно красиво, и я любовалась этим. — Белла? — снова позвал Эдвард. Едва я решила встать и обернуться, как уже была на ногах и смотрела на него. Мое тело отвечало на команды с потрясающим послушанием. Оно быстро переходило в то положение, в какое я желала, само по себе. Оно не двигало меня в неправильном направлении, не делало никаких лишних движений, не цеплялось за невидимые препятствия и не протестовало против любых движений. Я заметила, что даже поворот с большой скоростью не заставил предметы расплыться перед глазами: доски стены мелькнули перед глазами не потеряв четкости, даже несмотря на то, что я смотрела на них периферийным зрением. Я изменила позу так быстро, что у меня была только ничтожная доля секунды на то, чтобы заметить данное преимущество, но все равно успела обработать эту мысль. Эдвард был потрясающ. Я смотрела на стену, думая, что она красива; я провела месяцы человеком, глядя на Эдварда и находя его привлекательным. Безумие. Я видела только его тень. С моими нынешними глазами он выглядел как некое божество, сияющее и словно высеченное в мраморе. Никогда ничего подобного не видела ранее. Я наслаждалась скептицизмом момента, что даже Розали, увиденная в этом новом и потрясающем виде, будет эстетически лишь равна тому видению, которым был Эдвард. Я сделала еще один вдох, пробуя воздух. Все еще по большей части превалировал Эдвард. И был еще неудовлетворительно сырой, но притягательный едва уловимый запах, который заставлял мое горло зудеть и гореть — запах меня как человека, который все еще был в воздухе? Я пыталась игнорировать его, и мне удалось упихать жажду и отвлекающий аромат в малоиспользуемый уголок на задворках расширившегося сознания. Я ощутила, как несколько новых запахов появились со стороны двери, услышала еще дыхания помимо моего. Я повернула голову на двадцать градусов, чтобы остальные появились в поле моего зрения, но при этом продолжать видеть Эдварда. Все Каллены были здесь, вместе, глядя на меня ожидающе. Ладно, Розали все еще была самой прекрасной в мире, проворчала я про себя — а потом заметила свет, отражающийся от зубов Элис, которая стояла с самодовольной ухмылкой. Свет разделялся в моем глазу на спектр из восьми цветов, последний из которых был ослепительно новым. — Никто не говорил мне, — произнесла я голосом, похожим на звон колокольчиков, — что мы можем видеть в ультрафиолете. * * * Когда я заговорила, остальные погрузились в шумиху из обсуждений и возбуждения. Однако я могла легко отслеживать нити их разговора: Карлайл хотел услышать мой рассказ обо всем, что я помнила с обращения, насколько помогла кома и сломанная спина. Элис хотела одеть меня получше и утащить к зеркалу. Эдвард считал, что я должна немедленно отправиться на охоту, чтобы утолить жажду (хотела бы я, чтобы он не упоминал об этом; подавленный дискомфорт снова появился на переднем плане моего сознания, превратившись в поглощающую все мысли потребность, и я потратила немало усилий, сражаясь за то, чтобы снова поместить его обратно). Джаспер (я успела поразиться его шрамам — теперь отчетливо видимым! Они были незаметны ранее, всего лишь слабо видимые полумесяцы — а теперь они выступали, став его самой очевидной чертой и говоря некому новому инстинкту внутри меня, что это опасный парень, выживший во многих битвах и убивший каждого напавшего вампира, который кусал его) нервно бросал на меня взгляды. Возможно, он думал о том, придется ли ему меня успокаивать. Эмметт хохотал, и это звучало так, словно он по-братски горд за меня. У Розали на лице было извиняющееся выражение — возможно она корила себя за то, что допустила мысль о моем убийстве. Мне нужно было убедиться, что она знает — я ничего не имею против нее. Я буквально умоляла об этом — и обычно бы предпочла, чтобы люди действовали так, как я прошу, так что если ее расположение ко мне было столь велико, что она бы сделала это, это не было бы худшим из пороков. Эсме просто смотрела на меня по-матерински. Теперь я — часть ее семьи, навсегда — мне нравилась идея, что она возьмет на себя эту роль, пока Рене будет на необходимом расстоянии. Пока я не испытывала никаких проблем, обрабатывая всю эту информацию по мере того, как получала ее, но она заполняла больше моего сознания, чем хотелось бы. Я желала взглянуть на прекрасный мир, почувствовать изысканные запахи, потанцевать с моим новым послушным телом, прочитать все записи у себя на компьютере, насладиться тем, как теперь звучит музыка для моих вампирских ушей, выучить норвежский и воспользоваться преимуществом состояния, когда Эдвард может касаться меня без неусыпной нежности. — Простите, — сказала я, снова улыбнувшись себе при звуках нового голоса. Он был музыкальным. Возможно, теперь я могла петь, а ведь раньше в этом плане я была безнадежна. Семь пар глаз обратились в моем направлении. — Что такое, Белла? — внимательно спросил Эдвард. — Я не испытывала непереносимой жажды, пока ты не упомянул об этом, — сказала я. Раздражение по этому поводу вспыхнуло с новой силой, Джаспер тут же подался вперед, но я взглядом остановила его и — уверена, что сама — подавила эту злость. Моя жажда, очевидно, не вела себя как обычно, так что Эдвард не мог знать, что я могу отключить ее. Жажда отступала, пусть и медленно. Больше пространства в моей голове означало больше пространства для эмоций, для появления и проявления, как казалось. Как только Джаспер отступил, я посмотрела в направлении Эдварда снова, улыбаясь, поскольку не желала видеть его безупречное лицо огорченным. — Если ты думаешь, что поохотиться как можно быстрее — это хорошая идея, я все равно это сделаю, но думаю, что сначала можно дать Элис то, что ей хочется, — я продолжила. — Предполагаю, что наряд для меня уже готов? — спросила я, поворачиваясь к самой маленькой из вампиров. Элис быстро кивнула, все еще с широкой взволнованной улыбкой. — Пошли, — скомандовала она и провела мимо всех остальных к выходу из комнаты и дальше по ступенькам. Эсме пока еще не принималась за эту часть дома — или, возможно, ждала, пока привезут материалы. Мы добрались до комнаты, которую, судя по декору, Элис выбрала себе. (Как и в Форксе, Джаспер, видимо, жил с ней, но его личность не так прослеживалась в обстановке.) Элис тут же вручила мне голубое шелковое платье; когда она расправила его, я учуяла запах ткани и услышала уникальный звук ее шелеста. — Элис, это не похоже на то, что я бы выбрала себе, — отметила я. — Ну пожалуйста, хотя бы в этот раз? — умоляюще сказала Элис. — Ты же увидишь себя впервые, это уникальный случай. Нужно нечто симпатичное. И это точно твой размер, больше никому не подойдет. Слишком короткое для Розали, слишком длинное для меня и слишком маленькое для Эсме. Оно только твое. Пожалуйста? Я вздохнула и потянулась за платьем, когда услышала как кто-то поднимается по ступенькам. Я повернула голову так, чтобы посмотреть периферийным зрением: Джаспер. Он выглядел нервным, словно ожидал, что что-то случится. — Я всего лишь собираюсь переодеться, Джаспер, — сказала я ему, немного раздраженная — я подавила эту эмоцию, как только заметила ее, чтобы предотвратить ее расширение и захват моего нового и улучшенного мозга, — я бы предпочла, чтобы тебя не было здесь, если можно. Последние слова прозвучали саркастично. Я правда не хотела, чтобы он шел за мной. Я ощутила, как рычание зарождается у меня в горле, но при помощи инстинкта, которого шрамы Джаспера заставляли кричать "опасность!", сдержала его. Это бы только оправдало его опасения. Он тихо скрежетнул зубами. — Я бы чувствовал себя лучше, если бы ты поохотилась, — прошептал он. — А я бы чувствовала себя лучше, если бы окружающие прекратили поднимать эту тему, — огрызнулась я, касаясь горла рукой. Моя кожа, предположительно, была такой же холодной, как и у любого вампира, но сама я этого не ощущала. Хотя это касалось только температуры: кожа была невероятно гладкой и несмотря на то, что я легко могла сжать пальцами свое горло, любому невампиру моя кожа показалась бы твердой как скала. — Это неприятно. Все в порядке, когда я думаю о чем-то другом. Он нахмурился, продолжая следить за мной. Я закатила глаза, со скоростью молнии досчитала про себя до десяти и закрыла перед ним дверь. Элис хихикнула. — Все в порядке, Джас, — крикнула она через дверь, — с Беллой все отлично, честное слово. Я переоделась. Платье было достаточно облегающим, хотя застежка была довольно длинной, чтобы я могла застегнуть ее, не порвав ничего. Я обнаружила, что достаточно чувствительна, чтобы отслеживать натяжение ткани: я всегда могла остановить движение до повреждения ткани, хотя с моей силой ничего не стоило порвать платье в клочья. Или дом. Или весь фьорд. Что интересно, твердость моей кожи никак не влияла на тактильную чувствительность. Она улучшилась как и остальные чувства. Я могла чувствовать каждую нитку ткани отдельно, когда снимала юбку и ощущала как она падает на пол. — Ощущения такие захватывающие, — выдохнула я в сторону Элис. Потом я посмотрела на лампочку в комнате, восторгаясь цветом. Сложила юбку и разгладила ее снова пальцами. — Шелк замечателен. Ультрафиолет прекрасен... — Ты прекрасна! — прорвало Элис. — Давай, давай, Эсме принесла тебе зеркало, оно в комнате, где ты проходила обращение. Спускайся и взгляни! Я открыла дверь и, бросив взгляд на Джаспера, скользнула вниз по ступенькам. Я с нетерпением ждала, когда смогу сделать что-либо реально классное с моей грацией, скоростью и силой, но они были так новы для меня, что даже спуск на первый этаж был интересным. Я ступала легко. Вампиром я была лишь чуть тяжелее, чем человеком, но могла куда лучше распределять вес для каждого шага. Мои уши и обнаженные стопы давали мне достаточно информации, чтобы узнать куда лучше поставить ногу. Дом сильно пах каким-то деревом, но я еще не умела различать породы. Скорее всего тут было несколько, решила я спустя пару вдохов. Я добралась до конца лестницы, не торопясь; большие шаги или внезапные движения могли нанести вред платью. Я повторно вошла в комнату, где провела последние три дня, замечая изменения в воздухе разных комнат — циркуляция была разной, запахи комбинировались по-разному, звуки дома и дыхание вампиров слышались по-разному. — Белла, — подтолкнула меня Элис, отвлекая от наслаждения острым восприятием окружающего. — Ладно, уже иду, — сказала я, нашла глазами зеркало и встала перед ним. * * * Ого. Я и правда была прекрасна. Так же прекрасна как Эсме, как Элис, хотя я сомневалась, что кто-либо перепутал бы меня с ними. На деле, сложно было описать, как я изменилась. Мои волосы были такими же: каштановые, стекающие по плечам и весьма запутанные, из-за всех моих метаний. Я немного расчесала их пальцами, в то же время продолжая рассматривать себя, наслаждаясь мягким ощущением прядей и своей ловкостью, при помощи которой я могла бы справиться с медведем. Мои глаза были ярко-алыми. Цвет не был сам по себе неприятен, но он все равно не ощущался хорошим цветом для глаз — это означало, что во мне полно человеческой крови, пусть даже моей собственной. — Как долго цвет глаз останется таким? — мягко спросила я в пространство, пока занималась своими волосами. Элис, словно танцуя, поднялась по лестнице и вернулась с расческой, которую вложила мне в руку; я переключилась безо всякой паузы. — Несколько месяцев, — утешил меня Эдвард, — кровь животных изменит цвет твоих глаз быстрее, чем человеческая. Они станут янтарными, а потом золотыми, как у нас. Слово "кровь" заставило мое горло снова запылать, и я немного нахмурилась, продолжая изучать свое отражение. Предполагаю, что я все еще была немного похожей на саму себя — хотя воспоминания о моем человеческом виде было трудно извлечь, даже несмотря на то, что вампирских воспоминаний, которые бы затмевали человеческие, у меня было всего на несколько минут. Но я подумала, что верхняя губа все еще больше нижней, как и раньше. Уже что-то. Я наклонила голову, повернувшись в профиль. Элис засмеялась. Я услышала вздох Эдварда и тут же обернулась к нему, как только отметила звук, остановив руку с расческой около затылка. — Что? — спросила я. — Я немного надеялся, что после того как твое сознание станет больше похоже на мое, я смогу читать его, — признался он, — и вот я здесь, как всегда озадаченный. Я засмеялась. — Не думаю, что это так работает. Предполагается, что моя способность усилится, а не ослабеет, — я задумчиво поджала губу, — интересно, что я могу теперь делать. Столько хочу попробовать. Так много. — Например? — продолжил мысль Эдвард, я знала, на что он надеялся. Он хотел, чтобы я насытилась. Он воображал, что я каждое мгновение словно глотаю раскаленную кочергу. Я снова засмеялась, и смех мой был для меня словно музыка, и дала ему тот ответ, который он хотел. — Я хочу выйти наружу, — сказала я, — есть поблизости люди, к которым я случайно могу подобраться? Эдвард прислушался на мгновение — я бы никогда не заметила этой паузы, если бы не думала так быстро, как сейчас — а потом покачал головой. — В радиусе моей слышимости никого. Но все же, тебе лучше держаться поближе к дому. — Я хочу кое-что попробовать, — сказала я, взлетела по ступенькам, вернула расческу Элис, собрала сброшенную мной одежду, прижала свою юбку к лицу и глубоко вздохнула. Давнишний запах человека, который больше не человек, возможно самый безопасный из возможных тестов по воздействию. Думать осознанно об аромате воздуха, вдыхая его напрямую, было наименее приятной вещью, с которой я столкнулась с тех пор, как остановилось мое сердце. Горло объяли языки пламени; жидкость, которая совсем не ощущалась мокрой (яд, предположила я) покрыла мой язык, но никак не уменьшила жажду. Запах словно бы говорил, что вкус будет восхитителен. Попыталась представить, как же я тогда должна была пахнуть для Эдварда и не смогла. Я испытала искушение прыгнуть прямо через лестничную площадку и добраться до ванной, но не была уверена, что дом выдержит; поэтому просто сбежала по ступенькам настолько быстро, насколько я осмелилась. Руководствуясь смутными человеческими воспоминаниями о планировке дома и моим сверхострым обонянием, я нашла ванную — по слабому намеку на запах фруктов и химикалий, что превалировали в аромате шампуня и мыла. Я набрала воды в руки и выпила ее. Она не была абсолютно безвкусной, как сказал Эдвард, впервые выпив ее. В ней можно было почувствавать различные минералы. Но ощущения походили на описание Эдварда: на вкус это была вода, но она абсолютно не утоляла жажду, как это было в мою бытность человеком. Она не остужала жар в моем горле. Хотя, что мне понравилось, вода смыла яд с языка: жажду было легче контролировать, когда мой рот не был полон яда. Один глоток воды убрал излишек яда, вызванный запахом моей юбки. Эдвард пришел за мной, когда я, уткнувшись носом в свой рукав, делала глоток воды. — Что ты пытаешь сделать? — спросил он, когда я сделала второй глоток и закрыла кран. — Учусь контролировать себя, — объяснила я, — лучше делать это сейчас, пока тут нет никого съедобного, верно? Вода интересна, — сказала я, поворачивая кран, — все интересно. Я улыбнулась ему, а потом бросилась к нему и обняла. Он чудесно пах. И ощущался больше не холодным, а той же температуры, что и я. — Эээ, — сказал он, — Белла, ой. Я тут же смутилась и спрятала руки за спиной. — Прости, не знаю своей собственной силы, — засмеялась я. Потом покрутилась на месте, мое платье мягко шелестело при этом, — О, мне все нравится, все удивительно. Я люблю тебя, — добавила я и обняла его снова, более нежно. Теперь моя очередь быть осторожной. — Я люблю тебя, — прошептал он весело. — Извини, что я была такой очевидно жалкой во время обращения, — серьезно сказала я, кладя голову ему на плечо, — я бы сказала, что не хотела ранить тебя на самом деле, но в один момент я и правда провоцировала тебя на мое убийство. Я сожалею об этом. Теперь я чувствую себя великолепно, — заверила я. Мне не нужно было давать отдых голове — моя шея никогда бы не устала держать мою голову и плюс еще пару камней в придачу — просто было хорошо быть ближе к нему. Теплому (теплому!!!), надежному и удобному. Он провел рукой по моим волосам, потом прикоснулся к лицу и поцеловал. Больше не нужно было осторожничать. Я могла открыть рот, он мог прижать меня так крепко, как хотел, без того чтобы повредить мне... И мы все еще стояли посреди прихожей. Эмметт захохотал со ступенек. — Шли бы в комнату! — крикнул он. Я позволила воздуху раздраженно вырваться сквозь зубы. — У нас, — спросила я Эдварда многозначительно, — есть комната? Эдвард выглядел смущенным. Возможно он хотел, чтобы я сначала сходила на охоту. — Эсме перестроила флигель в коттедж для нас, — медленно сказал он, — думаю, тебе понравится. Это будет лучше в плане приватности, чем комната здесь. — Великолепно! Пошли посмотрим. Я все еще хочу выйти наружу. Возможно, съесть лося, — добавила я, чтобы успокоить Эдварда. * * * Эдвард за руку вывел меня наружу. Я ахнула от открывшегося мне вида. Я могла видеть каждый листок — прожилки на каждом листке — каждого дерева в поле зрения, которое было достаточно большим. Цвета были такими яркими, такими насыщенными. Ветер доносил до меня запахи — растения, почва, оттенок океана. Я не могла найти запахов, звуков или визуальных признаков, которые могла бы опознать как исходящие от животного. Я смутно вспомнила собаку, которая ненавидела Джеймса — а вампиры жили в этом доме уже три дня. Все живое, вероятно, разбежалось от столь опасного соседства. А вот растения убежать не могли. Я подлетела к ближайшему дереву и погладила кору, засмеявшись, когда ее неровности пощекотали меня. Это не представляло никакой угрозы для моей кожи. Ощущалось это так, будто я чешу зудящее место, если бы у меня могло что-либо чесаться. Я с раздражением осмотрела свою одежду — она явно не была предназначена для того, чтобы лазать по деревьям. Но можно было поскакать по всем трем измерениям местности позже. Я огляделась вокруг, чтобы снова взглянуть на Эдварда, широко улыбающегося. — Ладно, куда нам? — нетерпеливо спросила я. Он указал направление, все еще с небольшим замешательством, а потом на его лице внезапно расцвела игривая улыбка. — Догони, если сможешь, — сказал он и рванул с места. Даже с моими заново откалиброванными оценками, он был быстр. Но я была новорожденной, и моя сила работала на меня. Даже отталкиваясь со всей силы от земли, я констатировала тот факт, что, возможно, все равно не буду такой быстрой как Эдвард. Я уперлась левой ногой в землю и бросила себя в воздух. Мое платье разошлось на бедрах: слишком узкое, чтобы в нем бегать. — Ой, — сказала я, приземлившись через тридцать футов и останавливаясь, вместо того, чтобы преследовать его. Эдвард не успел отдалиться достаточно далеко, чтобы не услышать звук рвущегося платья или моего восклицания, так что уже секунду спустя появился около меня. — Мне нужно переодеться, если я собираюсь сделать что-либо интересное, — прошептала я, — но вся моя одежда пропитана моим старым запахом, а мне не хочется отвлекаться, пока все вокруг в новинку для меня. Как думаешь, могу я взять что-то у Эсме? — ее одежда будет слегка великовата на меня, как раз для активных передвижений. — Уверен, что она не будет против, — ответил Эдвард. — Я подожду. Я вернулась в дом, нашла Эсме по ее походке на верхнем этаже, взбежала по лестнице так, чтобы не дорвать платье, попросила у нее джинсы и футболку, после чего нырнула в ванную, чтобы переодеться. В новой студии Эсме, где я ее и нашла, было большое открывающееся окно. На мгновение я задержала на нем заинтересованный взгляд, после чего открыла и выпрыгнула наружу. Без каких-либо сложностей я сгруппировалась в воздухе, приземлилась на ноги, выпрямилась и захохотала. Я ощущала себя всемогущей. Избавившись от недавних ограничений, я взметнулась на дерево. С этой выгодной позиции я увидела Эдварда с другой стороны дома. Он смотрел на меня с одним из тех смешанных выражений на лице. Я спрыгнула с верхушки дерева, сделала тройное сальто в воздухе и приземлилась на одну руку. Картинка оставалась четкой, не размывшись ни на мгновение, пока я летела. Я наконец поняла, почему вампиры никогда не врезаются в деревья или ветки, когда бегают сквозь даже густые заросли. Оттолкнувшись рукой, я снова вскочила на ноги. Глядеть на ландшафт, когда я могла сделать все, что захочу, было совсем не так, как совершать обычный визуальный осмотр. Если мне нравился вид чего-либо, я могла переместиться туда — и не имело значения, что встанет на моем пути. Если бы я хотела проделать тоннель сквозь почву к ее глубинным слоям, я могла сделать это. Если бы я хотела прыгнуть в море и переплыть Атлантический океан, я могла сделать это. Если бы я хотела путешествовать, прыгая по деревьям и никогда не опускаясь на землю, я могла сделать это. Я снова возбужденно засмеялась. Внезапно полоска света упала на мою руку и я зачарованно загляделась на перламутровую игру цвета на ней. Ультрафиолет мелькал среди прочих оттенков, и я решила, что это мой новый любимый цвет. Местность вокруг дома была неровной, с множеством камней, сучьев и зарослей сорняков. Они были незаметны для меня, пока я не решила подумать о них. Они не могли поранить мне ноги. Я обежала дом, чтобы встретиться с Эдвардом, и, желая разделить с ним свой полный восторг, снова обняла его. — Сюда, верно? — спросила я, решив, что пары минут объятий хватит, и указав в том же направлении, что и он раньше. После этого я бросилась к деревьям. Эдвард был куда быстрее меня. Я могла покрывать такое же расстояние за один шаг, как и он, пока перемещалась горизонтально и не тратила момент на перемещение по воздуху, но его ноги двигались неуловимо быстро и делали три шага, пока я делала один. Он догнал меня, вырвался вперед, словно бы доказывая, что он быстрее, после чего позволил догнать себя, чтобы мы могли бежать вместе. Я снова засмеялась, не в силах справиться с этим. Я бежала быстрей, чем когда-либо перемещалась при помощи автомобиля или самолета: Эдвард никогда не мог развивать полную скорость, когда нес меня, пока я была человеком. Пейзаж был полон красок, чудесно пах, и я могла видеть все с потрясающей четкостью, даже пока бежала так быстро. Ветер трепал мои волосы и свистел в ушах. Едва ли не мгновенно мы добрались до небольшого деревянного коттеджа среди деревьев, выглядевшего так, словно он был прямиком из иллюстрированной сказки. Я ахнула, всплеснув руками от восхищения. Это было самое очаровательное здание из всех мной виденных. Эсме явно сумела понять мой вкус. — Тебе нравится, — довольно заметил Эдвард. — Я его обожаю, — воскликнула я, бросаясь вперед, чтобы войти внутрь. — Белла, — позвал Эдвард. Я остановилась недалеко от двери. — Что? Я хочу посмотреть наш дом! — почти провизжала я. — Уверена, что это все, чего ты хочешь? — терпеливо спросил он, и мое горло снова обожгло жаждой. Я стиснула зубы. — Оно не ощущается так сильно, пока я не думаю об этом, — грустно сказала я, — Я была так захвачена домиком, а теперь меня снова мучает жажда, — я положила руки в карманы и мысленно пнула ощущение жажды, пытаясь снова загнать его на периферию сознания. — Прости, — с раскаянием сказал он, — но я правда считаю, что ты должна что-то съесть как можно быстрее. Я чую волка, — заманчиво соблазнял он, — хищники на вкус лучше травоядных. Я закрыла глаза и глубоко вдохнула, стараясь найти упомянутый им запах. Их были тысячи вокруг, но в конце концов я уловила нечто с севера, что могло быть волком. Запах был мокрым и словно бы неприятно живым. Он не ощущался как аромат моей старой одежды. Даже и близко не было похоже. Если люди пахли как сочные вкусные фрукты, то волк ощущался как неприготовленный и неприправленный ячмень, который уже начал портиться — но все еще годился в пищу. Как же тогда пахли травоядные, чтобы быть еще хуже? Как нечто заплесневевшее? Я глубоко вдохнула, напрягая слух, чтобы отследить расположение зверя, и бросилась в том направлении. * * * Охота на волка вышла... неопрятной. Я преследовала его несколько миль, двигаясь медленнее, чем должна была, слишком нервничая, чтобы прыгать. Наконец я атаковала и тут же пожалела о том, что позаимствовала одежду: вряд ли ее теперь можно было носить. Хотя клыки и когти зверя ничего не могли сделать с моей мраморной кожей, кроме как проскрежетать по ней, они оказались способны легко справиться с обычными джинсой и хлопком. Мой наряд был опасно близок к неприличному, когда я выпила достаточно крови из волка — причем только часть попала мне в горло, часть же осталась на наряде Эсме — чтобы он перестал бороться. Волчья кровь была неаппетитной. Я мысленно вернулась к плитке шоколада, которую съела перед обращением: я знала, что мне нравился шоколад, но даже память о нем больше не привлекала. Даже резкая, неприятно мускусная кровь волка была сейчас лучше всего того, что люди привыкли есть. И это действительно притушило жажду, даже когда я напрямую подумала о ней. Она не ушла полностью — и никогда не уйдет — но сейчас загнать ее в скромный угол моего сознания было легче и сейчас она сама была менее грубой и настойчивой, чем когда вылезала оттуда и беспокоила меня. — Доволен? — спросила я Эдварда, подняв одну бровь и повернувшись к моему наблюдающему бойфренду. — Вкусный волк, ням-ням, а теперь я могу пойти посмотреть наш дом? Глаза Эдварда немного задержались на обрывках одежды. Я усмехнулась и сменила позу; он быстро моргнул и посмотрел мне в глаза. Немного разочаровывающе. Я теперь была крепкой и неразрушимой; не было каких-либо причин, почему он должен был бороться с искушением, идущим от моего новоприобретенного великолепия. — Уверена, что не хочешь еще? Лось? Они есть неподалеку, — предложил он. — Почему ты хочешь, чтобы я выпила так много и так быстро? — спросила я, — Да, я ощущаю жажду, но так будет вечно, так что мне наоборот лучше привыкать к ней, верно? Превращение уже не отменить. Вторым и десертом я могу насладиться завтра. Кстати, — добавила я многозначительно, — у нас есть комната, в которой, я уверена, мы найдем, чем заняться. Эдвард сжал губы. Повисла тишина; я ждала его ответ. — Ты действуешь не как новорожденная, — прошептал он. — Мы знаем, что я особенная, — указала я, — Элис уже заметила это. Я бы стремилась насытиться куда сильнее, если бы рядом были люди, но ты сказал, что их нет. То есть я имею в виду, если бы кто-то блуждал рядом. Но пока все еще первый час моего существования как вампира! Столько нужно сделать! — я провела рукой, показывая на окружающий нас лес. — Все прекрасно! Я могу делать все что захочу и даже не падать ежеминутно! Я слышу на мили вокруг! — Дело не в том, что ты не так голодна, как должна быть, или что не хочешь выпить столько, сколько должна, — сказал Эдвард, осторожно подбирая слова. Как часто он так аккуратно использовал слова, а я даже не замечала этого, будучи не в состоянии отследить паузы перед его словами при помощи человеческих ушей? — Просто ты слишком… рациональна. Есть и другие вещи, помимо жажды, которые обычно ошеломляют новорожденных. Смены настроения почти универсальны. — О, но ведь так и есть, — сказала я. Он скептически посмотрел на меня. — На самом деле нет. Тебе стоило бы услышать мысли Джаспера. У него больше опыта по работе с новорожденными, чем у любого из нас, он знает, как ты должна вести себя. Но ты сдерживаешь порывы случайных эмоций с самообладанием вампира, которому десятки лет, а не минут. — Я имела в виду по сравнению с тем, когда я была человеком, — уточнила я. — У меня нет под рукой других новорожденных, чтобы сравнить себя с ними. Похоже, что для эмоций теперь словно бы больше места, и если бы я дала им волю, то было бы трудно снова взять над ними контроль — по большей части я справилась с этим, потому что совсем не хотела, чтобы Джаспер воздействовал на меня. Но если я не даю им распространяться больше, чем они делали это, когда я была человеком, то с ними намного легче справляться, поскольку у меня больше ресурсов для их обработки. К тому же, столько всего меня отвлекает, — ликовала я, делая еще один экспрессивный жест. — Если я заполню пространство в моей голове счастьем и красотой, то это едва ли будет опасно, не так ли? Эдвард слушал эту речь с некоторой долей изумления. — Я могу читать мысли, и даже так у меня ушли годы, чтобы хоть немного понять механизм работы вампирской психики, — прошептал он. — Я могу читать свои мысли, даже если этого не можешь ты, — самодовольно сказала я. — И я знаю, чего хочу. Прямо сейчас, лось не на вершине списка. Я обещаю, что ты будешь вторым, кто узнает об этом, если он туда переместится. — А что на вершине твоего списка? — спросил он, сложив руки в своего рода защитном жесте. — Ты, — пропела я, и вспышка беспокойства озарила его лицо снова. Я была в замешательстве. Я же только что выпила волка. Очевидно, моя ранняя догадка была неправильной или неполной. — Что не так? — спросила я. — Я изменилась и стала крепче, чтобы мы могли быть вместе. Я люблю тебя. Ты любишь меня. У нас есть, — добавила я, — дом. И я видела твой взгляд, — я обвела рукой лохмотья, оставшиеся от одежды Эсме. Я явно не могла бы появиться на публике, без того, чтобы меня не арестовали, независимо от наличия солнца. Эдвард что-то пробубнил. Я действительно не смогла разобрать слов — похоже, что вампиры могли исказить язык так, что даже другие вампиры не могли его понять. Я оказалась около него одним летящим прыжком и обвила руками его шею, тесно прижавшись. — Я не разобрала, — промурлыкала я, обнаружив, что действительно теперь могу мурлыкать. — Мы не женаты, — пробормотал он, едва различимо для меня.