In the dying of our souls our bodies were the only answer Avalanches of the violent disharmony From the coma Iʼm woken and Iʼm walking In the cover-up of disgraceful abuses Avalanches of the violent disharmony IAMX — Avalanches
В тот вечер нас сильно потрепали. Роланд отыскал какую-то заброшенную базу, и мы решили отлежаться там, потому что бесконечные скачки через нью-ю нас порядком утомили. К тому же внутри нашёлся вполне работоспособный душ, а такую роскошь не стоило оставлять без внимания. Пока Роланд занимался обследованием верхних этажей и установкой турелей, мы отыскали широкую койку, застеленную грубым серым одеялом, и спальник, которым вполне можно было укрыться. Проснулся я, как от резкого толчка, будто нью-ю пересобрали меня прямо на постели или я вышел из комы, а не пробудился. Спокойное дыхание рядом… Я повернул голову, чтобы убедиться — ты спишь, и даже без своей извечной маски, теперь можно увидеть, как глубоки тени у тебя под глазами, заметить, как нелегко тебе дался наш последний бой. Я осторожно повернулся на бок, чтобы иметь возможность рассматривать тебя. Роланда не было в комнате, и я не особенно задумывался, где он может находиться. За него не приходилось волноваться. Я смотрел на изгиб твоих губ, на линию скул и чувствовал, что мне хочется не только смотреть, но и прикасаться. Это желание было почти нестерпимым, видимо, то, что я столь долгое время успешно скрывал, начало пробивать себе путь наружу. В какой-то миг я осознал, что твоё дыхание изменилось. Мы встретились взглядами. Мне показалось, что нам пришли одинаковые мысли. Живы ли мы сейчас, после стольких пересборок в нью-ю? Живы ли мы прямо сейчас? Я придвинулся к тебе, провёл кончиками пальцев по твоей скуле, удивляясь тому, что кожа вовсе не так груба, как могла бы после всех наших путешествий по Пандоре. Ты сощурился, но ничего не сказал, и я принял это за разрешение, а может, просто не смог больше сдержать то, что так и рвалось изнутри. Я поцеловал тебя, не мягко, да и умею ли я целоваться с нежностью? Наверное, нет. Потому наш первый поцелуй был глубоким и жадным. Swap spit*… Swap with me**. Сколько раз каждый из нас воспользовался подобным способом, чтобы самому себе доказать, что жив? Секс был тем самым аргументом, что неизменно говорил нам о жизни. За этим не пряталось никаких чувств. Но сейчас я захотел дать тебе понять совершенно другое. Я мечтал, что это и будет совершенно другим. Может, потому поначалу я так медлил, и мы долго смотрели друг на друга, хотя уже стало понятно — никто из нас не остановится сегодня. Я не заметил, когда мысли заменились движениями…***
Мысли исчезают, и остаются только движения, прикосновения, которые разум уже не контролирует. Скользнуть вниз, отбрасывая ненужный спальник в сторону, и пока ты пребываешь в растерянности, высвободить твой член, сразу захватывая его головку губами. Вобрать в себя, позволяя тебе непроизвольно толкнуться глубже. Никто из нас не допустит стон, ты в кровь искусаешь свои губы, но не дашь мне услышать, нравится ли тебе происходящее. Только по движениям твоих бёдер я могу понять, чего тебе хочется ещё. Я не хочу вспоминать о себе, пока ласкаю, пока касаюсь, пока чувствую, как твоё тело отвечает мне. И я не замечаю, в какой момент ты вдруг отталкиваешь меня, садясь на постели. Твоё дыхание сбилось, и я вижу, как на губах блестит капля крови. Сейчас никто из нас не может произнести ни слова, но наши движения и желания слаженны, и нет нужды что-то объяснять. Ты толкаешь меня в грудь, койка скрипит, когда я откидываюсь на спину. Я не знаю, что ты задумал, но уже готов принять любую идею. А ты только рывком освобождаешь меня от джинсов. Есть желания, о существовании которых мы не подозреваем в самих себе и в других… По твоему лицу ничего нельзя прочесть, ты остаёшься закрытым, как будто снова натянул маску. Но внутренним чутьём я понимаю, что тебе нужно и притягиваю к себе, слизывая кровь с твоих губ. Стальной привкус нашего следующего поцелуя — это снова доказательство жизни. Ты насаживаешься грубым рывком, не прерывая поцелуя, не даёшь себе времени привыкнуть, двигаешься, не позволяя мне выбрать темп. И я обнимаю крепче, давая тебе свободу, только снова и снова захватываю твои губы, целуя, а может, терзая их. В какой-то миг, когда ты ощутимо впиваешься ногтями в мои плечи, а твоё тело дрожит от напряжения, я валю тебя на постель, продолжая вбиваться в том же темпе, который тебе нравился. Ты выгибаешься навстречу, чуть улыбаясь, но отворачиваешься, не позволяя заглянуть в глаза. Впрочем, опалённый ощущениями, я не смогу прочесть в них мыслей. Только ощущения, только желания… Мы сплетаемся, я двигаюсь всё хаотичнее, не в силах выдержать темп. Захватив твой член пальцами, я ласкаю его, забывая, в такт или нет. Ничто невозможно отследить, мы просто выплёскиваем напряжение. Становимся ли едиными? Я не знаю, кто из нас кончает первым, но чувствую тепло твоего семени на животе. Мне неудержимо хочется снова поцеловать тебя, но я отстраняюсь, сумев сдержать это желание. А ты вдруг притягиваешь меня к себе и целуешь сам, слишком резко, слишком хищно, прикусывая мне губу, вталкивая язык в рот. — В душ? — ты поднимаешься с постели, не потрудившись одеться. Я киваю. Пока в этом предложении нет ничего странного, ведь всё ещё длится тот миг, когда рамки нашего мира сдвинулись, чтобы дать нам возможность доказать самим себе — мы не мертвы. …Вода слишком холодная, но зато она настоящая. «Гиперион» заботится о нашей гигиене, но чувствовать, что по коже бегут струйки воды, почти такое же наслаждение, как вспоминать прикосновения твоих ладоней. Душевая кабина достаточно большая, чтобы вместить нас обоих. Ты стоишь, запрокинув голову, капли стекают по твоему лицу. Любой вопрос, любое неосторожное действие разрушит то, что сейчас есть между нами. Я слишком поздно понимаю, что не сумел сказать ничего, что хотел. Всё осталось внутри меня. И это понимание причиняет боль, как будто я слышу нарастающий дисгармоничный звук, и он вот-вот вырвется из моей собственной груди. И тут ты смотришь на меня. — Брик. Между нами только один шаг. Нас уже не отделяет и шага. Ты разворачиваешь меня к стене, и я покоряюсь, опираясь на сбитый и треснувший местами кафель, опуская голову. Вода бежит по спине, обрисовывая мышцы, я чувствую себя укрытым влажной тканью, ощущаю твои ладони на бёдрах и сам подаюсь вперёд. В тот же миг ты резко вторгаешься, до предела, до влажного шлепка наших тел. И каждое твоё движение — это волна, прошивающая по позвоночнику, то самое ощущение, которого я не ждал, но желал. Мне остаётся только поддаться, открыться, соединиться с тобой. Я чувствую твоё дыхание, твои ладони и пальцы, и подстраиваюсь к ритму, который тебе нравится. Твоя кожа горячая, а вода всё так же прохладна, и от этого сочетания можно совсем сойти с ума, если, конечно, по умолчанию считать нас всех здравомыслящими. Я чувствую, как ты сдерживаешься, пытаясь не торопиться, но в итоге не выдерживаешь, срываешься, и новый ритм быстрее, жарче. Приходится кусать губы до крови, чтобы не стонать. …Когда ты кончаешь, то утыкаешься лбом мне в спину, удерживая за бёдра и не позволяя разорвать наше соитие. Я несколькими движениями довожу себя до оргазма, а потом твоя ладонь накрывает мою, размазывая сперму по головке. — Мордекай? — мой вопрос ничего не значит, я даже не знаю, слышишь ли ты его за шумом воды. — М, — я скорее чувствую, как ты откликаешься. Минутой позже ты всё-таки выпускаешь меня, даёшь развернуться. Можно оставить всё, как есть, ничего не сказать, смыть с кожи твои прикосновения. Оставить всё произошедшее только как доказательство, которое позволит нам и дальше путешествовать по Пандоре. Но я не могу так больше, знаешь… Слова не складываются, но мне кажется, ты поймёшь и без них, почувствуешь только по тому, как я притягиваю тебя к себе, как целую, пытаясь хотя бы на этот раз быть нежным. Когда мгновением позже я слышу смех, то внутренне замираю, хотя и не отпускаю тебя. — Хм… И что тут у нас? — ты спрашиваешь, улыбаясь, и мне становится кристально ясно, что ты и без слов меня понял.