В последний раз

      – Станцуете со мной? – неожиданно для самого себя произносит Фрэнк, продолжая взглядом просверливать потолок больничной палаты.       – Вам нельзя вставать. Простите, сэр, – медсестра будто и не удивляется, не изменяется в тоне, продолжая заниматься своими делами на другом конце чертовой комнаты. Наверное, она слышит предложения еще более странные от людей, находящихся в десяти шагах от смерти. Или, быть может, он – Фрэнк – кажется ей недостаточно симпатичным для того, чтобы согласиться? Ну, или ему действительно нельзя вставать. Последнее брать во внимание Фрэнк совсем не желал. Куда интереснее придумывать собственные причины ее отказа. Возможно, у нее есть молодой человек? Или куда ему, старому дурню, до нее?       – Мисс, – Фрэнк рассчитывает хотя бы на жалость. Медсестра отрывается от своего дела и быстрыми шагами достигает кровати.       – Вам плохо? – этот вопрос уже давно начал казаться мужчине до жути стандартным, таким «правильным» и заученным, будто медсестры кроме этого вопроса и еще нескольких похожих не знают ничего.       – Я прошу вас. Станцуйте со мной.       – Меня обвинят в некомпетентности. Я не могу, прошу, поймите. Я бы хотела помочь всем, чем только могу, – взгляд медсестры казался Фрэнку таким мягким и теплым, будто она уже несколько раз согласилась, но действительно не может выполнить просьбу. Он знал, что она смотрит так на каждого. Он знал, что не является ни первым и ни последним, на кого она смотрит так, стараясь как можно мягче отказать в помощи, которая действительно может повлиять на ее дальнейший заработок. Возможно, все, что ей можно, это взбивать подушки, менять капельницы и заниматься еще целой кучей обычно непонятных пациентам дел. В более личных просьбах она помочь правда не в состоянии. Правда.       Простите, сэр, я не могу.       Простите, это может грозить мне увольнением.       Извините, мне правда очень жаль, что я не могу помочь.       – Мы никому не скажем. Я прошу. И он не слышит отказа. Жалость – чувство, так сильно свойственное людям ее профессии. И она соглашается, потому что понимает, что человек в том положении, в котором сейчас находится Фрэнк, не стал бы просить просто так. Фрэнк закидывает руку на плечо медсестры, позволяя той помочь себе подняться.       – Вы умеете петь? – он будто чувствует повисший в воздухе вопрос, – Для танца нужна музыка. Девушка поет совсем тихо, проникновенно и чтобы не услышал никто, кроме них двоих, и Фрэнк закрывает глаза, позволяя себе поддаться, стараясь забыться хотя бы на время. Воображение рисует картины. Фрэнк видит вокруг себя людей в масках. Он видит барышень в ярких вечерних платьях и мужчин в смокингах. И напротив него совсем не медсестра в белом халате. Он бы даже не смог сказать с точностью, кто это, потому что лицо скрыто под маской. А ее платье такое яркое! Настойчивая мелодия забирается в его голову, и Фрэнк погружается в нее настолько глубоко, насколько вообще можно. И в его голове музыка и смех. Он слышит кучу разных слов, в которых не может разобраться. И не остается ничего, кроме как потонуть в обилии всех звуков в его больной голове. И он тонет. Уходит с головой так глубоко, насколько это возможно. И не может открыть глаза. И этот мир, в который он, очнувшись, попал, совсем не его. И голос прекрасной девушки в маске совсем далеко.