SEE YOU NEVER

- Зетс, немедленно развернись ко мне! Подросток лет 13 стоял у грязного окна, опершись костлявыми пальцами рук на более-менее чистый подоконник. Окно было запятнано алыми крапинками, которые набухали от количества жидкости внутри и катились вниз, оставляя бледные красноватые дорожки. Алые капельки доходили до покоробившейся деревянной рамы окна и словно со снежной горки скатывались вниз на пластиковый подоконник, выделанный под мрамор. Откровенная дешевка делать пластиковые подоконники под какой-либо красивый камень. Белый бы смотрелся лучше, чем эта больная фантазия. - Зестх, прошу, объясни мне все, что здесь произошло! Подросток даже не шелохнулся. Его угловатые плечи, невысокий рост сбавляли ему пару лет – слишком молодо выглядит для периода отрочества. Единственное, что его выделяло среди алых капель – белоснежные волосы. Не блондинистые, не седые, не кремовые, а именно белоснежные локоны, которые чуть завивались. Росли они, не касаясь его спины и плеч, что ярко очерчивало его худую фигуру. Кожа слишком бледная для обычной. Смотря на мальчишку, сзади создавалось ощущение, будто он никогда не выходил из этой белой комнаты, не получал солнечного света. Как только женщина назвала имя подростка, его голова чуть шелохнулась – это было видно по дрогнувшим в воздухе волосам. Бледные пальцы дернулись в стороны, а затем крепче вцепились в край «мраморного» подоконника. Дрожи не было видно: названный Зестхом держался ровно и спокойно, у него была прямая осанка и гордо поднятая голова. По посадке головы можно было судить, что взгляд у него точно такой же спокойный и холодный, не мечущийся из стороны в сторону. Комната была выполнена в сочетании классических цветов: белого и черного. Они создавали определенную атмосферу в этом помещении, что-то вроде пустоты, но в тоже время полного спокойствия и хладнокровия. Вся мебель была практически идеальных геометрических форм. В углу прямоугольной маленькой комнаты стоял тканевой диван белого цвета, с грубо сшитыми черными подушками. В другом углу прозрачный стол с несколькими карандашами (явно простыми – они бы только дополняли общую композицию), лежащими вразброс на поверхности. Лампа с регулированием уровней для удобства темно-серого цвета. Большое количество картонных папок, в которых аккуратно были сложены чистые листы. Звук прервал мысли подростка о простоте его комнаты. Все это пространство принадлежало ему, все было выполнено в классических тонах и только окно, запятнанное алыми каплями, выбивалось из общей картины. Красная жидкость попала и на паркетный пол из белого дерева с широкими досками, покрытым лаком. И на уголок белого ворсистого ковра. Женщина лет 30ти с небольшим наступила на пластиковую коробочку черного цвета, как раз она и издала звук хруста, не выдержав давления ноги женщины. Зетс чуть дернулся и развернул голову на пару градусов, но остановился. Все происходящее отражалось на чистой поверхности прозрачного стекла. - Расскажи мне, зачем ты это сделал, я постараюсь тебя понять, Зестх. Я прошу тебя, пожалуйста, скажи мне что-нибудь не молчи, я прошу тебя – последние слова женщина уже выплакивала, срываясь на истерику. Подросток наконец полностью развернул свою голову. Белые волосы беспорядочно лежали на его лбу, что придавало его прическе немного шарма. Как и полагалось судить по шее и части спине мальчишки, лицо у него было такое же бледное. Но чуть розоватые губы и нос немного выбивались из общей картины. Так же, как и глаза подростка. Не такие, как бывают обычно у детей. Разные глаза у людей – крайне редкое явление, но почему, именно это заболевание или же патология выбрало именно Зестха? Левый глаз имел весьма странный окрас. Как будто солнечный луч поселился у него вместо радужки, в глазу. А зрачок правого был удивительно сжат в точку, что обычно бывает, когда человеку прямо в глаз светят карманным фонариком. Освещение в комнате давала мощная люстра, но свет был желтоватым и не светил подростку прямо в глаза. Радужка имела бледновато-голубой цвет, и если бы не зрачок, то каждый начитанный человек сделал заключение, что у юноши катаракта или, как говориться по-обычному «бельмо в глазу». Глаза, на удивление, дрожали, бегали по комнате, как будто искали дверь, которую заслоняет женщина, уже всхлипывавшая и, произнося слова, которые мальчишка не мог разобрать толком. - Посмотри на себя! Посмотри, гаденыш, что же ты наделал? Зачем ты это сотворил со своей сестрой, зачем? Тварь, зачем, зачем?.. Последнее «зачем» женщина распевала навзрыд, заслоняя красное от слез и пота лицо руками. Она согнулась, продолжая рыдать и что-то произносить и, наконец, упала на белый ворсистый коврик. Зестх развернулся к ней всем телом, холодные пустые глаза больше не требовали выхода, теперь они были уставлены на женщину, которая сидя на коленях, всхлипывала, глотала ртом и носом воздух, кричала, выбрасывала из себя поток чувств и эмоций, которые вдруг сковали ее, превратив в немощную дряхлую девчушку, которая не может справиться с собой же. - Ты – волк в стаде овец. И ты война сама с собою. Ты немощна, ты боялась потерять все, что у тебя было. Твоя дочка – твое чадо, дитя, которое не стало выкидышем как все остальные несчастные дети. Она была здорова и цвела. И ты радовалась каждому ее вздоху, как только забилось ее сердечко, как только тебе сказали, что твой ребенок жив, когда ты уже думала, где будешь топиться или вены бритвами вскрывать, – мальчишка говорил тихо, почти беззвучно и мать сразу же прекратила свои вопли, вслушиваясь в каждое его слово, - Так жалко смотреть, как ты радуешься тому, что у ты, наконец заимела, путем обделения меня, везде. Я постоянно смотрел на тебя, как на пример для подражания, но, увы, мне так жаль, что ты не стала для меня таковой. – Зестх бросил короткий взгляд на запятнанное алой кровью стекло. – А только так я, наконец смог обратить на себя внимание. Но, дорогая мама, благодарю, я его больше не требую. Я не требовал никогда ни отца, а теперь не требую матери, потому что не знаю, что значит такое понятие «мама». Женщина медленно поднялась с ковра и посмотрела прямым, прожигающим от ненависти взглядом на мальчишку. Тот спокойно выдержал ее взгляд, уже метавший молнии. Внутри матери Зетса бурлило все подряд. Злость, ненависть, обида, агрессия, боль, немощность, безысходность – все это составляло целую смесь кипящих эмоций, они вот-вот вырвутся наружу. - Мне нечего терять, Зестх. - Мне тоже – спокойно ответил подросток. В следующую секунду повисло молчание. Оба оппонента смотрели друг на друга: мать прожигала взглядом, полным эмоций, а Зетс отвечал ей холодным восприятием всего этого, как будто перед ним стоит стальной щит, способный защитить его от гнева матери. Одно резкое движение женщины всколыхнуло затишье перед бурей: ее красная от перенапряжения рука схватилась за спинку белого пластикового стула на ножках-колесиках. Зестх отреагировал не сразу, для него все движения, что его, что мамины, проходили, словно во сне – медленно, конечности вязли в окружающей среде, а сознание до конца не может воспринять, что твориться. Вот-вот он должен проснуться, а выброс из сна все не происходит. Как только стул внезапно полетел в него, Зетс кинулся на пол и благодаря тряпичной одежде проехал по лакированному паркету пару метров, пока не ударился головой о плинтус. Стул оставил значительную вмятину в белой стене и отскочил от нее, упав набок, чуть задрав ножки с колесиками вверх. Разъяренная мать кинулась к своему ребенку, но она уже таковым Зестха не считала. Подросток не успел встать – его сознание не среагировало на резкие движения мамы. Женщина залепила ему пощечину, оставив на бледной коже красный след от ладони. Темные волосы на ее голове, аккуратно сложенные в хвост, успели растрепаться, лицо исказилось от ненависти, которой она захлебывалась, при одном виде этого спокойного взгляда. Зестх был достаточно легким – много он не весил, да и его костлявое телосложение об этом говорило всем. Физически развит он не был, чем мать и воспользовалась, подняв его за шиворот грязной от крови кофты с длинными рукавами, держа перед собой, на уровне своего лица. Босые ноги Зетса не доставали до лакированного паркета, он уже тряс ими в воздухе. - Клянусь всем, что у меня есть, я убью тебя прямо сейчас и здесь. И пусть я просижу всю жизнь за стальной решеткой, я буду знать, что убийца моей дочери медленно жариться на вертеле в аду! Все эти слова женщина кричала ему в лицо, срывая голос на карканье, которое уже начало доноситься из ее глотки. На все эти слова Зестх реагировал спокойно, его взгляд не бегал, он упорно смотрел матери в глаза. Взбесившись от одного спокойного взгляда, она, что было силы, откинула мальчишку в стену. Тот долетел до ее основания, но больно ударился позвоночником об нее и медленно сполз на пол. Беловолосый тяжело дышал и смотрел перед собой, на свои босые ноги. Звук летящего стула, который был снова пущен в него, заставил оторвать взгляд от ног и посмотреть на ножки с колесиками, которые были слишком близко. Это его испугало больше всего – внезапность. Ножки стула врезались подростку прямо в лицо, но силы его полета было не достаточно, чтобы протаранить черепушку и оставить мозги разноглазого на белоснежной стенке. Руки болели больше всего: Зетс даже не заметил, как он успел прикрыть свои глаза ладошками. Нос хрустнул, когда стул благополучно приземлился ножками ему в лицо. Либо он был сломан, либо просто сдвинулся чуть-чуть с места. Он чуть припух, из ноздрей капельками потекла густая кровь. Губа также распухла, даже немного кровоточила. Взгляд мальчишки расплывался и, наконец, перед ним встала мать, которая медленно и размеренным шагом подходит к нему. Зетс лежал на боку – стул сделал свое дело, теперь беловолосому было трудно пошевелить рукой или ногой и он перестал двигаться – не стоит тратить силы, ведь они могут еще понадобиться. «Все проходит, и боль тоже пройдет, надо просто потерпеть немного» - подумал про себя мальчишка. Первый удар ноги матери в аккуратной серой лодочке пришелся в живот. Зестх лежал на животе, подобрав под себя руки, что прекрасно открывало зону для атаки в брюшную полость. Еще один удар. Кровь текла струйками из разбитого носа. Чтобы капельки алой крови не щекотали губы, Зетс слизнул их и попробовал на вкус кровь. Теплая, чуть с металлическим вкусом. Он всегда ощущал привкус металла, когда брал в рот порезанный пальчик. Как будто в крови плавают сотни или даже тысячи маленьких металлических пластинок. Он так думал, когда был совсем маленьким, когда мог мечтать. Он и сейчас старается так думать – единственное, что он мог и сейчас воспринимать серьезно, как насущное. Удар ногой сверху по голове окончательно помутнил сознание ребенка. В глаза двоились предметы: уголок ножки стула с колесиками, деревянный плинтус, пол из широких паркетных досок, белая стена и угол. Еще удар, но теперь под ребра. Внезапно накатила рвота, и Зетс не стал сдерживать нужду. Его вырвало прямо на блестящий пол кровью с примесью слюны и недавней пищи. Зрелище выглядело действительно жалким, если бы вся эта картина предстала перед человеком именно в таком моменте, то выглядело бы это примерно так: мать избивает своего отощавшего и голодного ребенка. - Тварь, тварь, тварь! – кричала мама, с каждым словом повышая свой тон. Это уже был не крик, а вопль, который доносился изнутри. – Чертов псих, как твой гребанный папаша! Моя дочь обглодана, словно дичь в лесу волками, а ты спокойно смотришь на меня! Удары учащались, и теперь каждое слово сопровождалось ужасным и мучительным ударом в грудину и в живот. Кусочки плоти сестры Зестха уже давно покинули его желудок, благодаря яростным пинкам матери, теперь обильно лилась кровь. Внезапно удары остановились. И не последовало следующего. Закономерность нарушилась, значит, ее что-то отвлекло. Еще удар, но теперь женщина стояла с растрепанными волосами, вся в слезах и поте на лице без движений, а шум слышался с внешней стороны дома. Послышался треск дерева, и было слышно, как что-то с грохотом рухнуло на пол. Затем топот, чьи-то шаги, суета. Их несколько, судя по топоту, больше пяти человек. Звуки как будто у них тяжелая обувь, что-то вроде статных сапог или ботинок. Что-то постоянно звякало, был слышен некий треск. Они вооружены, у них есть оружие, он только что сняли его с предохранителя. - Ни с места, подразделение Эвиллиум, главнокомандующий Райтер Амм! Вы окружены, выходите с поднятыми руками, оружие поставьте на предохранитель и держите в правой руке за ствол. Голос прозвучал твердо, явно принадлежал мужчине, значит и вправду спецназ. - О, боже мой, взгляни на это Эар – прозвучал другой голос - Райт, у нас тут, уф… - голос человека по имени Эар чуть замялся - он явно был потрясен увиденным, - труп ребенка, предположительно девочка лет 3-4. Черт, чтобы этот мерзавец в ад попал, вотподонок, а! – выругался спецназовец. - Срочно к нам медосмотровую группу! Райтер что-то сообщил по рации, ему что-то ответили. Зетс уже был потрясен тем, что случилось, он уже приготовился умирать в этой прекрасной комнате – его мирок, которым он по-настоящему дорожил. В итоге еще остается какая-то надежда, которая вновь загорелась слабым огоньком в его сердце. Ему было не пакостно думать о таком. Он убил свою собственную сестру, хоть она была ему родной только от матери, покусал его все руки и живьем обглодал мясо с правой ножки. Плохо разжеванное сырое мясо сейчас лежало перед ним в луже крови, его собственной же крови. Эвиллиумцы явно не стали дожидаться пока кто-то выйдет с руками, к верху, они черной массой ввалились в белую просторную комнату и тут же начали выбиваться из общей картины: белоснежные каменные стены и груда мужчин в черной специализированной форме, везде понатыканные рациями и датчиками, свидетельствующих о всяких мелочах. И сзади и спереди оружие, какое хочешь, черные сплошные очки поверх лица и лишь кожа рта оставалась незакрытой. Двое проверили углы комнаты и пространство за белой деревянной дверью, остальные направила ствол на мать и ребенка. - Что ж ты, сучка такая с детьми вытворила?! – эвиллиумец покачал головой из стороны в сторону, поцыкал. Очки не выдавали его выражение глаз. – Да тебя за волосы оттаскать надо, половину города оботрешь, проститутка дряхлая, небось, детей на органы продать хотела, чтобы еще колоться, да? - Заткнись, Эар, и без твоих причитаний тут дел полно будет! – закричал на него Райт. Райтер снял черные сплошные очки пальцами в полуперчатках. На лице чуть оставался след от маски, глаза его выражали ужас, но в тоже время мужчина пытался взять себя в руки и успокоиться. Но вид Зетса не позволял ему просто так придти в себя. Лужа крови вокруг мальчишки, куски плоти, белоснежные волосы, концы которых окрасились в красный цвет и его глаза, ничего не выражавшие. В них была сплошная пустота. Райт опустил оружие вниз; все подразделение сделало повторные движения, но странным знаком руки Амм снова заставил их поднять стволы, направленные в сторону женщины. Носок правой балетки был в крови Зетса. Амм сделал шаг в сторону женщины. Она развернулась и посмотрела на него холодным взглядом, как будто она не желает его видеть ни в этой комнате, ни в своем доме. - Зачем вы пришли? – спросила она тихим, но надорванным голосом. Лицо красное, не выражало никаких эмоций, пот скатывался капельками со лба и висков. - Меня зовут Райтер Амм, я из… - Зачем вы, черт возьми, пришли сюда? – закричала мать и чуть всхлипнула. Отряд сразу же направил автоматы в сторону женщины, предварительно сняв их с предохранителей. - Что случилось с девочкой? Ее труп лежит в коридоре, правую ногу как будто звери пожевали, я не… - Он каннибал! Чудовище, поедающее себе же подобных! Он оглодал ее ногу и перекусил глотку! Он съел ее, боже, он ее съел, моя Лиса, моя Лисушка, моя Лиса – последнюю гласную женщина протянула навзрыд, не скрывая своих эмоций. - У нас ордер на ваш арест, госпожа Хекайт, прошу вас, пройдемте с нами – наконец закончил глава отряда и, бросив взгляд на женщину, надел свои черные сплошные очки. Что-то попало на эвиллиумцев, что-то на лежащего Зестха, уже следившего за всем без чувств и эмоций. Мать прорвалась через стекло. Ее окровавленное тело и глаз, точнее то, что осталось вместо него с осколком внутри, не слушалось, и было словно ватное. Каждое телодвижение вызвало бы неимоверную боль, глаз жутко болел, но она чувствовала лишь как кровь стучит в ушах. Сзади послышалась короткая очередь из винтовки и чьи-то возгласы. «Промахнулись» - с облегчением подумала она. Бежать становилось тяжелее и еще тяжелее, она услышала звук, как будто открыли бутылку шампанского, как это бывает по торжествам. В спину что-то ударило, она сначала подумала, что это был удар массивной бейсбольной битой по спине. Взгляд помутнел, а затем покрылся белым полотном. По телу прошла волна боли, затем вторая и третья, они накатывали все чаще и чаще и под конец последний вздох и взгляд на безмятежно красивое небо. Вот они облака, подсвечиваемые заходящим солнцем, темно-зеленая трава, приятная на ощупь.А вон те облака в дали, словно перья… словно перья. Словно перья.