Та, которая была его жизнью

Один за другим зажигались огни небоскребов, за которыми Стивен наблюдал из окна башни Старка. Огромная башня, огромная комната, огромное окно. И необъятная, глухая пустота. Уже давно прошел период восстановления. Да, так записано в бесчисленных медицинских картах. Но в сухие формулировки не удастся вместить все то, что он пережил. В героических романах персонажи, умирая, вспоминают всю свою жизнь. Короткая вспышка, несущая в себе самое сокровенное и близкое, что было у человека. Как кинопленка, быстро прокручиваются моменты, и настает забвение. У Роджерса все было совсем не так. Воспоминание было статичным, запредельно реальным, будто нет никакого падающего самолета и приближающейся ледяной пучины Атлантики. Взгляд. Голос. Улыбка. Все это сложилось в образ той единственной, которая и была всей его жизнью. «Солдаты! Агент Картер». Чистейший английский акцент режет ухо после самодовольной болтовни парней, стоящих вместе со Стивом в строю. Она смотрит на него? Сердце стучит так, что, кажется, сейчас захрустят выпирающие ребра. Нет, как она может обратить внимание на такого заморыша. Но ее глаза действительно обращены в сторону Роджерса. Ее глаза… У девушек, с которыми беспрестанно его пытался сводить Баки, неизменно был кукольный взгляд в обрамлении кокетливо порхающих густо накрашенных ресниц. Ярко-голубые, изумрудно-зеленые, будто нарисованные красками на холсте художника. Кажется, про такие глаза говорят «бездонные», но Стив не видел там ни намека на глубину. Они не запоминались, исчезали из памяти. Пегги была совершенно иной. Пронзительно карие, ее глаза не выражали ни симпатии, ни жалости, лишь искрились поразительной теплотой. Великолепнейший темный янтарь мог померкнуть рядом с ее взглядом. И что удивительно – на неприметного щуплого паренька из Бруклина и на сверхчеловека, любимца Америки она смотрела с одинаковой добротой. Стивен верил ее глазам, отдавался им без остатка, жадно ловил каждый момент.… Теперь у него остались лишь воспоминания. Он бы, не задумываясь, отдал всё – суперсилу, сверкающий щит, всеобщее признание, только бы ещё раз ощутить на себе ее взгляд. Где-то за дверью хохочут Тони и Пеппер. Роджерс ни разу не слышал смеха Пегги. Но улыбалась она ему довольно часто. И в эти моменты Стиву, которому претило то, что он стал «девушкой из подтанцовки», по-настоящему хотелось жить. Мисс Картер никогда не «бросала» Стиву улыбки, будто бы из одолжения, как бы говоря: «Ты должен ещё добиться моего внимания». Нет, Пегги отдавала ему всю искренность, всю чистоту этого жеста – и в этом было ее очарование. Стивен прекрасно помнил ее голос. Долгие звонкие гласные, нотка строгости в ансамбле доброты и искренности. Казалось, когда она говорила, распускались все цветы, невозможное становилось возможным, мир сверкал и переливался. О, как он был не похож на сладкие голоса тех девушек-радисток, которые неизменно пытались очаровать капитана. Чем больше сахара в словах, тем больше вероятность, что он нужен, чтобы сделать слаще яд. Стивен не верил ни единому звуку, ему хотелось бежать от этих приторных, насквозь фальшивых фраз и вечно слышать лишь один голос, который теперь отдавался немым эхом где-то вдалеке. Любил ли он ее? Трудно сказать. Единственное, что Стив знал абсолютно точно – он бесконечно ей верил. Странное, доселе незнакомое чувство бесконечной благодарности, смешанное с желанием быть рядом с ней всегда. Не это ли называют любовью? Но Стивен ни в чем не был уверен. Пора все забыть. Роджерс мог бы найти себе девушку, которая поможет ему разобраться в этом внезапно обрушившемся на него мире, ощутить себя нужным, начать все с чистого листа. Но тяжкий груз воспоминаний мешал ему это сделать. Разрывающие его изнутри, каждый новый день огромным усилием они запирались глубоко в душе Стива. Как явственно порой он видел ее лицо, каштановые локоны, идеально алые губы, поразительно карие глаза. Бесконечное одиночество стало его абсолютным состоянием. Он был достаточно силен, чтобы повести за собой нацию, но оказался слаб, чтобы забыть. Возможно, когда-нибудь это исчезнет, ведь все может закончиться в один миг, и для Стивена так это было ясно. Он должен. Должен каждый день бороться за свою жизнь, за настоящее и будущее, отметая прошлое. Медленно, по крупице собирать себя. Ведь даже будучи тощим одиноким мальчишкой, он находил в себе силы двигаться дальше, к намеченной цели. Он должен. Должен забыть обо всем, подавляя отчаяние. Ведь он бравый капитан, суперсолдат, сверхчеловек, храбрый и отважный, ни за что не сдастся перед лицом опасности. Таким знали его все. Кроме той, что уже не вернуть. Кроме той, которая была его жизнью.