***
Изменения в материи мира – они вина того, что творится с Королем Героев. Они вызывают завихрения, разрушают связи и создают новые. Они проникают в судьбы людей, оставаясь незамеченными. Гильгамеш знал или догадывался, что его состояние вызвано вовсе не взявшейся из ниоткуда меланхолией, ровно как и знал, что влечение вернуться на историческую родину было навязано ему внешними силами. Вот только подчиниться было проще, чем противиться. Король Героев покинул Японию, чтобы отправиться к устью Евфрата. Пусть и рельеф, и климат слишком изменились за минувшие века, пусть Урук давно погребен под коварными песками, Гильгамеш все равно ощущал себя дома. Он нашел покой на берегу реки, вдали от поселений и городской суеты. Эта ночь – первая в череде кошмаров – была полна безмятежности. Сон Короля Героев был глубоким, как океан, и прозрачным, как воды ручья.***
– Гильгамеш? Когда-то давным-давно... Мягкий, едва ощутимый толчок в бок и тихо зовущий голос друга. Энкиду всегда просыпался первым, еще до рассвета, словно связь с природой, в прошлом невероятно крепкая, не была разрушена до конца и продолжала звать его обратно в мир, ныне более недостижимый, чем когда-либо. Гильгамеш стряхивал с себя остатки сна, едва заслышав Энкиду, но никогда не отзывался с первого раза. Конечно же, Энкиду это знал. Почти каждое утро было для них игрой: «Разбуди Короля» или «Сопротивляйся как можно дольше». – Ты спишь? На этом моменте Гильгамеш зачастую ворчал что-то неразборчивое и переворачивался на другой бок. Энкиду не сдавался, не оставлял настойчивых и несколько бесцеремонных попыток растолкать друга. – Просыпайся! Рассвет уже близко! Звонкий голос наполнял покои, но, конечно же, Гильгамеш уже давно не спал, сполна наслаждаясь попытками друга его разбудить. Энкиду вертелся вокруг, стягивал с него покрывало, щекотал перышком, брызгал в лицо водой, даже пытался вытащить подушку из-под королевской головы, однако в самый неожиданный момент непременно получал ею же по собственному затылку. – Проснулся! Проснулся! – радостно смеялся он тогда, прицельно запуская подушкой в Короля. Но не тут-то было: Гильгамеш, не открывая глаз, ловко хватал подушку на лету и помещал ее на место, с великим предвкушением ожидая продолжения. Энкиду самозабвенно увещевал его еще некоторое время, а затем делал коварнейший ход. – Ну и ладно, – заявлял он Гильгамешу, весьма неубедительно скрывая хитрые интонации за наигранным сожалением. – У меня тут свежие фрукты и твое любимое вино, но если ты так хочешь спать, то придется самому со всем управиться. Чарующий аромат спелых персиков к тому времени успевал распространиться по комнате, и Гильгамеш, сдаваясь, приоткрывал один глаз. Корзинка с фруктами обычно стояла совсем рядом, как и знакомый золотой кувшин, а Энкиду с торжеством победителя уже разливал вино по чашам. Иногда они взбирались на крышу дворца, чтобы встретить рассвет там. И так часто запах персиков запутывался в длинных волосах Энкиду, преследуя Короля весь день теплым воспоминанием.***
Гильгамеш в двадцать первом веке нашей эры открыл глаза и сразу же понял: в мире что-то изменилось. Небо на востоке еще не было подсвечено лучами восходящего солнца. Быть может, сегодня он встретит свой первый рассвет в этой эпохе. Вставать, однако, не было ни сил, ни желания. Он вновь закрыл глаза и прислушался к течению Евфрата. – Доброе утро, мой король. До боли знакомый голос раздался слишком близко. – Не король я тебе, – по привычке проворчал Гильгамеш то ли во сне, то ли наяву. Какое-то время была тишина. Даже река, казалось, умолкла. Только ветер неспешно перебирал стебельки прибрежных трав. – Прости, у меня нет вина и персиков, – золота волос Короля Героев коснулась теплая ладонь. – Но... Не согласишься ли ты вновь встретить рассвет со мной? Гильгамеш вздрогнул – все же это было наяву! – и открыл глаза. Его единственный друг был совсем рядом и смотрел на него с нежной улыбкой. – Энкиду... Энкиду?! Гильгамеш протянул к нему дрожащую руку, больше всего на свете страшась очнуться от дивного сна. Но мягкие пряди волос, скользнувшие между пальцев, определенно были настоящими. Мгновение спустя Гильгамеш уже сжимал Энкиду в крепких объятиях, а Энкиду утешающее поглаживал друга по спине, ощущая, как безмолвные рыдания сотрясают его тело. Слез счастья, что бегут по щекам Короля Героев, достоин лишь один человек во всем мире.***
Старые друзья сидели на берегу реки. Ветер утих, замерли в вышине невесомые полупрозрачные облака. Течение лениво несло редкие листочки и веточки к Персидскому заливу. Последние звезды пропали с неба, и на востоке показались первые лучи солнца. – Самый прекрасный рассвет из всех, что мы встречали, – прошептал Энкиду, жмурясь от удовольствия. Гильгамеш лишь кивнул в знак согласия и, по-хозяйски приобняв друга, склонил голову ему на плечо. Еще будет время для долгих разговоров, будет время для вина и фруктов. Сейчас же они оставались безмолвны. И за то время, что солнце поднималось из-за горизонта, были стерты все года и века разлуки.***
Солнце давно уже сияло над рекой, рассыпая ослепительные блики по водной глади. Небольшой теплоход лениво скользил против течения, ветер мчался ему навстречу. Гильгамеш стоял на верхней палубе, облокотившись на борт. Энкиду с интересом провожал уплывающие назад леса, поля и поселения. Иногда он украдкой любовался другом. В чуть прищуренных алых глазах – ни следа боли и скорби. На губах – привычная самодовольная улыбка. И ветер беспощадно трепал золотые волосы, придавая Королю Героев еще больше величия. Гильгамеш все никак не мог поверить в произошедшее. Что за странные искажения призвали древнюю душу его друга в этот мир? Что кроется за этим? Но одно Гильгамеш знал наверняка: он непременно во всем разберется, Король он или нет, в конце концов! Счастливая улыбка, не сходившая с лица Энкиду ни на мгновение, согревала его, прогоняя тысячелетнее одиночество, наполняя Короля Героев решимостью идти вперед и только вперед. – Куда мы отправимся дальше? – полюбопытствовал Энкиду, когда теплоход начал сбавлять скорость, а впереди показался небольшой портовый городок. Гильгамеш ненадолго задумался, а затем с видом великого заговорщика наклонился к самому уху друга и сообщил, как всегда, невероятно довольный собой: – В горы!