Как я скажу

Конрад начинает что-то замечать. Он и так замечает слишком много, больше, чем следует; а у Сюзанны-Джулии нежные руки и голос, от которого по спине бежит волна теплых мурашек. Конрад, должно быть, тоже чувствовал себя так, когда слышал этот голос, мелодичный и в чем-то жестокий: будет так, как я скажу. Будет так, как я скажу. Юури не хочет думать ни об этом голосе, ни о Конраде; ему не до того, чтобы думать, он выпит, измучен. Его силы на пределе, у него ничего не осталось, кроме доброты, а что с нее толку? Он знает, что никогда не обретет личного счастья, не будет с тем, кого вправду хочет, а значит, ни с кем вообще. Для кого-то — радости плотской любви; ему ведомы прелести любви чистой и духовной. У него есть его доброта. Сюзанна-Джулия улыбается про себя и расшнуровывает легкое платье: будет так, как я скажу. Будет так, как я скажу. Это становится невыносимым. Раз за разом; Юури выпадает из реальности, в которой потерялась за ненадобностью доброта, и его лицо гладят тонкие женские руки с невероятно чуткими пальцами. Сюзанна-Джулия расшнуровывает платье, больше подошедшее бы не знатной леди, а служанке, и учит Конрада быть нежным. Не для того, чтобы он был с ней — с ней ему больше не бывать. Сюзанна-Джулия расшнуровывает платье и прижимает руки Юури к своей груди: забудь о духовной любви. Забудь о том, кого хочешь. Иди за мной; будет так, как я скажу. Будет так, как я скажу. У Юури кружится голова. Юури выпадает из реальности; он все менее осторожен, и Конрад, который всегда все замечает, в конце концов застает его мастурбирующим в купальне. Мастурбацией это, впрочем, не назвать: Юури кажется, будто не он ведет по своему члену рукой, а девушка со звездными волосами и похожим именем; ее рука влажная и скользит, а губы изгибаются в прихотливой улыбке. «Так, как я скажу». Кончая, Юури выдыхает запретное имя — и встречает взгляд Конрада. Этот взгляд заставляет его встать во весь рост и протянуть руку. Конрад, как завороженный, идет навстречу. Он шагает в горячую воду, не снимая одежды, и на поцелуй отвечает не сразу. Он, кажется, до сих пор не верит в то, что только что слышал свое имя. — Будет так, как я скажу… — бормочет Юури, расстегивая чужой ремень; тень Сюзанны-Джулии тает вдалеке, и больше нет нужды быть добрым — потому что сбылось наизаветнейшее, наиболее эгоистичное желание. — Так, как я скажу.