Ghost

- Очень плохо, Тсунаёши-кун. Он помнит: задернутое небом разбитое стекло, в отблесках Пламени – алая кровь и носки безукоризненно белых ботинок. Огонек Посмертной Воли из последних сил надрывается на лбу: встань и дерись! Тсуна лежит и умирает. - Знаешь, я чувствую что-то вроде разочарования, - говорит Бьякуран. Сукин сын, мысленно отвечает ему Тсуна. Когда Юни умерла – ты тоже был разочарован, что она тебя предупредила? - Знаешь, Тсунаёши-кун, - говорит Бьякуран. – Я уже видел это в сотне других миров. Перед глазами плывут разноцветные всполохи. - Твою смерть, смерть Юни-чан, его… Бьякуран бросает через плечо взгляд на Гамму, который лежит под чудом устоявшей вазой с красивыми золотистыми тюльпанами. Руки бывшего капитана Блэк Спелл сжимают кий – он умер достойно воина. Его кольцо Маре Бьякуран достает из своего кармана и зачем-то, будто желая развлечься, подкидывает раз-другой на ладони. - Эту ошибку я тоже видел, - негромко замечает он. – Но даже с настоящим кольцом ты мне не чета. Он поддевает носком ботинка подбородок Тсуны. - Хей, Тсунаёши-кун. Ты что, опять умер? В разбитое окно задувает ветер, огонек трепещет, затухая, а тело взрывается болью. Кажется, из глаз текут слезы. Кажется, по позвоночнику бегут искры. Кажется, этот урод Бьякуран никогда не заткнется. - Знаешь, мне кажется, будто я смотрю фильм. Любимый фильм, правда. Но я смотрю его уже в сотый раз, и очень много времени прошло с тех пор, как я впервые его увидел. И вот я начинаю замечать… погрешности. Не дефекты на пленке, не старомодные костюмы – нет, все гораздо серьезнее. Он смеется, и этот звук входит в уши осколками раскаленного стекла. - Ложь. Мой любимый фильм насквозь пропитан ложью. Актеры двигаются и говорят неестественно, как механические куклы, декорации картонные и покачиваются, если кто-то чихнет слишком сильно, музыка – однообразное пиликанье, слова насквозь фальшивы, режиссер не вложил душу… Ничего! Пшик. И никто этого не видит, кроме меня! Потому что я сижу в зрительном зале один! И никто… некому посоветовать мне, как быть, что делать, чтобы фильм, который я так любил, стал мне снова хоть немножко интересен… я дергаю вас за ниточки, мои милые марионетки, но вы, кажется, способны разыгрывать лишь одну пьесу. Тсуне кажется, что его хватают за воротник и долго и безжалостно трясут. Тсуне кажется, что он покачивается на волнах, жмурясь от солнца… его уносит куда-то далеко, далеко отсюда. Как можно дальше от длинной снежно-белой фигуры со снежно-белыми развевающимися волосами. - Что мне делать, Тсунаёши-кун? – шепчет Бьякуран. Слишком близко его лиловые глаза, слишком близко его подступающее безумие. Тсуне кажется, что небо в расколотом квадрате окна идет трещинами; он почти слышит звук, с которым голубой купол прогибается, не в силах противостоять чудовищному давлению неведомой силы. - Что я могу сделать, чтобы изменить… хоть что-то? Скажи! Ты знался с Аркобалено, ты стал главой Вонголы, хотя до этого был никем… в чем секрет? Говори, не тяни, Тсунаёши-кун! – дикие, расширенные зрачки: - Ты ведь тоже это слышишь? Значит, не галлюцинация? Сквозь замедляющийся стук крови в ушах он слышит… он и в самом деле слышит чудовищный треск и вой, видит сияние, пробивающееся в уже заметные трещины в небе, даже сквозь закрытые веки… Будь осторожен со своими желаниями, Бьякуран. Ответ близок. - Мир умирает… снова конец, а я так ничего и не узнал, - бессильный шепот. Воротник выскальзывает из ослабевших пальцев. Тсуна безвольным кулем обрушивается на пол, к ногам Бьякурана; тот оборачивается к окну, подносит руку к глазам, как бы желая защитить их от ослепительного света… кольцо Маре на руке разгорается Пламенем, но это Пламя бесследно исчезает в приближающейся чудовищной вспышке. Через несколько секунд Тсуна-подросток испуганно подскочит на кровати, и какое-то время до него будет доходить, что он – у себя дома, а не на секретной базе Вонголы, Бьякуран в будущем мертв, Бьякуран в этом времени под наблюдением, они вернулись, они победили, все хорошо… - Неужели недостаточно того, что я уже видел это один раз? – прошепчет Тсуна потолку побледневшими губами, ляжет, натянув одеяло до ушей, и обессиленно закроет глаза. И никогда не узнает, что… Самый страшный враг Савады Тсунаёши кричит протяжно и отчаянно, чувствуя, как мощь, заключавшаяся в свете, дробит его тело на миллионы мельчайших частиц… ощущение не сравнить с обычной смертью, ее он переживал сотни раз. Самый страшный враг Савады Тсунаёши потирает лоб, когда временной кокон наконец опадает, и ученым Миллефиоре стоит большого труда не отшатнуться при виде белого, как бумага, лица босса и горящих лихорадочным огнем лиловых глаз. Он смотрит на все еще окутанное зеленоватыми сполохами тело, бьющееся в конвульсиях внутри прозрачной капсулы, и одними губами произносит: - Успокойся, Бьякуран-чан. «Нам не на кого надеяться, кроме себя».