Бездна

- We'll have Halloween on Christmas…

Восемь месяцев назад. Как мошки. Как противная стая мошек, норовящая залететь то в глаз, то в нос. Как мухи. Как мерзкие мухи, гадко щекочущие кожу, стоит им усесться на тебя. Так Саске ощущал чужие взгляды, прикованные к себе. Везде. Абсолютно везде его сопровождал рой любопытных, недоверчивых, подозрительных взглядов. И это лишь усугубляло его взвинченное состояние, его физическую слабость. Такой своеобразный прессинг продолжался уже неделю. И Учиха бесил самого себя из-за своей напыщенной гордости и надуманного всемогущества: едва рана покрылась корочкой, как он тут же решил погеройствовать и отправился на занятия. Брюнет и не помышлял о том, что за спиной может кто-то шептаться – окружающие заботили его меньше всего. А вот что постоянно теребило нервы, так это странное поведение Наруто, который избегал Учиха всеми возможными способами, который игнорировал их общение всеми силами; тревожно-подавленная Сакура, которая то раздражала безумно своей гиперзаботой, то которую хотелось до смерти зацеловать и не отпускать – ведь с ней волны мрака души не затягивали на самое дно. Лишь часы, проведенные с Минато давали спокойно дышать, легко засыпать. Пускай в угрюмых раздумьях Саске и корил себя за все происходящее, но отпустить, прекратить, остановить эти отношения было выше его сил. Выше их сил. Мелодичная трель звонка оповестила о начале очередной пары. Учиха чертыхнулся, присев на широкий подоконник. Постепенно коридор опустел. Из-за постоянной душевной нервотрепки усталость чувствовалась уже под обед. Потому Саске решил не насиловать свой едва восстановивший организм парой информатики. Да и после восторженного объявления о том, что Гарвард готов встретить одаренного брюнета с распростертыми объятиями, парень не мог спокойно видеться со своим преподавателем. Ему претило все это. Он не хотел менять только-только стабилизировавшийся ритм жизни. Саске впервые осознал, что доволен абсолютно всем: отношениями с матерью, успешной учебой, преданными друзьями… Он боялся себе признаться, но в глубине души он чувствовал себя… счастливым. Полностью. И гнаться за какими-то призрачными возможностями, за каким-то туманным будущим, за какими-то обманчивыми ожиданиями – все равно, что лишний раз испытывать судьбу. Когда только-только все наладилось, ему дали невероятный шанс, призванный перечеркнуть все, что действительно делает брюнета счастливым. Стоят ли амбиции жертв сердца? - Место встречи изменить нельзя, - как же сложно было скрыть довольную улыбку, стоило этому голосу прозвучать над головой, - просто передых или же самочувствие подводит? - И то, и другое, - Саске позволил себе лишь свою фирменную улыбку уголками тонких губ. Намикадзе недовольно хмыкнул, но его льдистые глаза не могли не улыбнуться в ответ брюнету. – Что же заставило тебя отлынивать от дел? - Ты, - просто произнес Минато, усмехнувшись хмуро-удивленной реакции парня. Учиха выглядел вполне сносно, однако болезненная бледность, потрескавшиеся губы и впалые глаза лишь подтверждали опасения мужчины. - Вторая медсестра мне не нужна, - прошипел Саске, крепко обхватив протянутую ему руку, - Сакура опекает достаточно. - Представь, если бы об этом узнала твоя мама, - справедливо подметил Намикадзе, замечая, как сильнее нахмурился брюнет, спрятав глаза за каскадом густой челки, - к счастью, убеждать людей я умею. - Говорить спасибо не буду, - буркнул парень, все еще не отпуская ладонь мужчины, - так что ты хотел? - Обрадовать тебя, - на этих словах губы Минато растянулись в теплой улыбке, отчего Саске совсем опешил, - идем, времени немного у нас. - В смысле? – зная тягу Намикадзе к сюрпризам, брюнет был заинтригован, но этот хитрый блеск лазурных глаз несколько настораживал. Посреди рабочего дня… что он задумал? Готовая машина, собранные вещи на заднем сидении – Саске лишь покачал головой с довольной ухмылкой на губах. Минато ничего не объяснил, сказав садиться рядом и наслаждаться долгой поездкой. Учиха решил лишний раз не спорить, а покорно исполнить просьбу и посмотреть, что же будет дальше. Первый час дороги они болтали ни о чем и обо всем, слушая краем уха любимую радиостанцию брюнета. Затем Саске, убаюканный загородными видами, крепко уснул. За окном продолжали проноситься жухлые, серо-зеленые поля, озаренные тусклым декабрьским солнцем, когда Учиха приоткрыл заспанные глаза. Проснувшись окончательно, брюнет удивился незнакомым видам - Намикадзе задумал что-то особенное. - Пять часов! – тихо воскликнул Саске, взглянув на экран телефона. – Куда ж ты нас везешь? - Выспался? – Минато лучезарно улыбался сконфуженному брюнету. – Вот сейчас минуем эту деревеньку и прибудем к пункту назначения. - Ты здесь не в первый раз? – выпытывать что-либо из Намикадзе было бесполезно. - Эту отдаленную, крошечную деревню я знаю достаточно хорошо: мой друг родом отсюда. Я когда-то отдыхал здесь, преподавал затем около года. Но я хочу показать тебе один секретный уголок, который однажды поразил меня. - Хоть как-то занавесу тайны приоткрыл, - парень осторожно потянулся, и болкатому взору открылся восхитительный вид с равнины, на которой они ехали, на могучее течение черно-синей реки, залитой тусклым сиянием предвечернего зимнего заката. Вдали виднелся ровным строем темный лес, окольцовывавший изломанные гористые впадины. Да, теперь понятно, почему эта чудесная местность так запала в душу Минато. Намикадзе ничего не ответил, как-то неоднозначно усмехнувшись. Брюнету был виден только профиль мужчины, однако блеск этих льдисто-голубых глаз словно заволокло туманом потаенных чувств, давно одолевавших Минато. И делиться ими он не спешил, если вообще его настроения хватит на откровенные разговоры. Вроде бы Намикадзе был таким же, как всегда, но неуловимо он был каким-то огорченным, подавленным, что совершенно не нравилось Учиха, из-за чего внутреннее напряжение брюнета лишь усугубляло общую нервозность. Проехав еще около пяти километров в полном молчании, они припарковались возле небольшого деревянного дома, представлявшего собой типичное уютное строение для семейного отдыха за городом. Одноэтажный, с просторной беседкой и гаражом позади. Саске эта картина – дом для них двоих в окружении великолепия здешней природы – заставила непроизвольно улыбнуться чуть ли не во весь рот, что случалось крайне редко. - Нет лучшего отдыха, чем единения с природой! – Минато глубоко вдохнул свежий, чуть морозный воздух, хорошенько потянувшись во весь рост. - Говоришь, как сектант, - Учиха ухмыльнулся, с лукавым прищуром смотря на просветлевшего мужчину. Тот отмахнулся от привычных колкостей брюнета, принявшись разгружать их багажник, - надеюсь, эти внушительные размеры сумок – следствие изобилия еды? - Угадал, - Намикадзе довольно приулыбнулся, - если твое ранение освобождает тебя от силовых нагрузок, то уж готовка и сервировка не повредят. - Ага, как говорится, кто не работает, тот не ест, - аккуратно нагнувшись, брюнет, незаметно для Минато, быстро слепил что-то похожее на снежок из скудного снега на жухлой траве и метко кинул его прямо в плечо мужчины. - Ну, ты лишился помощи в готовке, - Намикадзе звонко рассмеялся и поспешил в дом, дабы более не становиться мишенью. Саске же улыбался в своей привычной манере, застывшим взглядом смотря в спину мужчины. Ему захотелось навсегда запечатлеть образ Минато таким вот улыбающимся, непринужденным, с радостными глазами. Это был единственный в мире человек, который так легко упоминал отвратные события, который одной своей улыбкой мог остудить жар боли сердца, который вызывал столь необыкновенные чувства в душе Саске. Кто бы мог подумать… Двумя днями ранее. …Кто бы мог подумать, что именно на его долю выпадет совершить это. Перечеркнуть все, изменить все. Одним словом говоря – предать. Воткнуть нож в спину. Будто Саске и одной раны не хватило… - Я понимаю, что Учиха еще не защитился, однако… - Мистер Харпер, - Минато чувствовал, что последние силы держаться от падения иссякают, - вы уверены, что именно мой отзыв вам необходим? - Да, именно ваш! – в сердцах воскликнул американец, судорожно сжав руку сморщившегося Намикадзе. – По моему и вашему предмету у Саске лучшая успеваемость! Хоть и в целом он прекрасно учиться, однако это прекрасный показатель для Гарварда, Учиха отлично успевает и в своих профильных, и в гуманитарных дисциплинах! Разносторонность всегда ценится! - Конечно, это лишь ему на руку, - Минато с горечью улыбнулся, - я… безумно рад, что Саске удалось выиграть… - Он заслуживает этого! Он просто не понимает, какая удивительная возможность выпала ему! Он начнет новую жизнь, которая сулит лишь успех! - Новую жизнь… - от жуткой иронии Намикадзе захотелось истошно рассмеяться. Стоит ему подписать эти бумаги – он собственноручно перечеркнет всю прежнюю жизнь Саске, все их отношения. Но разве это действительно ли не выход? Не знак судьбы, что пора прекратить это сумасбродство? Шанс, благодаря которому юношеские мечты Учиха окупятся сполна? Он же так стремился затмить собственного брата, добиться признания у отца, самостоятельно построить успешную карьеру! Но почему тогда Минато мутит от собственных мыслей? Почему во рту привкус кислоты от каждого сказанного слова в пользу подписания документов? Почему так отчаянно ноет, стонет сердце, стоит представить реакцию брюнета? - Распишитесь вот тут, под составленной характеристикой, - Харпер улыбался как умалишенный – ведь и ему достанется куш в виде солидной премии! Одеревеневшей рукой Минато чиркнул на бумаге, разом ощутив, как сжалось все внутри. - Позвольте… - ему уже стал свой голос ненавистен – голос предателя, - я сам сообщу и переговорю с отцом Саске. - Хорошо, как хотите, - Джейсон утвердительно кивнул, все еще ослепительно улыбаясь. Намикадзе же поспешил оставить этот злосчастный кабинет. Он чуть не пустился бежать, несмотря на пульсирующую головную боль. Мосты сожжены – назад дороги нет. Мужчина прекрасно это понимал. Теперь вопрос времени, когда не только он возненавидит себя до конца, но и сам Саске… …На фиолетовом небосводе догорал закат. Последняя вспышка костра зимних красок ослепляла своим великолепием весь горизонт. От столь красочного, необыкновенного зрелища дух захватывало. А в окружении грозных скалистых гор и впадин, среди багряного простора полей и деревьев этот огненный закат казался поистине волшебным. И, неотрывно смотря на буйство небесных красок, Саске не чувствовал, что озяб, что чай в кружке давно остыл. Ему до смерти хотелось, чтобы этот прекрасный миг не заканчивался, чтобы этот день повторялся вновь и вновь, чтобы все убивающие чувства притихли, как сейчас, навсегда. - Еще не хватало тебе воспаление легких подхватить! – из открытого окна послышалось ворчание Минато. Мужчина, пятнадцать минут наблюдая за потугами Учиха сотворить что-либо съедобное из великого разнообразия продуктов, благодушно пожурив брюнета, сам взялся за дело с удовольствием и энтузиазмом. – Давай внутрь, уже все готово! - Слушаюсь и повинуюсь! - хрипло прошептал себе под нос Саске. Глубоко вдохнув морозного вечернего воздуха, кинув последний долгий взгляд на тлеющий закат, парень спешно покинул веранду дома. – Что ж, тогда я на стол накрою, чтобы хоть как-то реаби… - вбегая на кухню, торжественно воскликнул Учиха, как резко остановился прямо на входе: ужин не только был приготовлен, но уже и прекрасно сервирован на столе. - Прошу садиться, - Минато довольно хмыкнул, принимая из окоченевших рук парня полупустую кружку, - надеюсь, такое радостное изумление у тебя будет и после того, как ты попробуешь все. - Кто ж сомневается, - Саске игриво ухмыльнулся и попытался поймать Намикадзе в объятия, но тот ловко и непринужденно увернулся. Брюнет не подал виду, однако колкое недоверие сильнее стало грызть изнутри: за весь день Минато, будто нарочно всячески избегал любых прикосновений. Вот только сам уже Минато устал от слащавой маски беспечности, которую он насильно нацепил на себя. Но иначе он не мог. Позволить чувствам одержать верх, поддаться им будет просто непростительно с его стороны. Но… как не в прощальный вечер выплеснуть все, что гложет, что съедает? Ведь Минато привез Саске сюда не просто так, не для обычного восстановления сил или моральной передышки, нет. Неминуемый конец уже близок, потому Намикадзе хотел в последний раз порадовать как этого любимого, прекрасного брюнета, так и…себя. - Красное или красное вино? – крепко держа запыленную бутылку французского вина, хитро поинтересовался Минато. – Другого здесь не обнаружил. - Терпеть не могу белое вино, - демонстративно поморщившись, Саске аккуратно подал свой бокал мужчине, - твоя паэлья с кальмарами восхитительная, как и острый томатный суп! Мои аплодисменты талантливому повару! - Благодарю от всего сердца, - тихо рассмеявшись, Намикадзе щедро плеснул вина им обоим, - я помню, как тебе понравилась Испания и ее национальная кухня, а твое излюбленное блюдо – томатный суп – нельзя не приготовить. - Muchas gracias*! – они одновременно подняли свои бокалы и звонко чокнулись. Саске к алкоголю был равнодушен, никогда не злоупотреблял им. Однако, после всего случившегося и вообще происходящего в его странной жизни, парень чуть ли не до дна осушил свой бокал. - Аппетит хороший у тебя, - Минато нисколько не был против, даже если брюнет захмелеет. Саске нужно было отвлечься, расслабиться, а один единственный раз будет лишь на пользу. Ужин прошел в легкой, спокойной обстановке. Саске с удовольствием расправился и с супом, и с паэлья, и с рататуем. Минато же попробовал всего понемногу, отдав предпочтение сладкому. Хоть и зная о безразличии Учиха к десертам, мужчина не удержался и заранее заказал свежеприготовленный данго, вагаси и медовые печенья. Может у брюнета проснется тяга подсластить хоть таким образом недавние события? - Медовые печенья и вино? Да ты гурман, - Саске с нескрываемым презрением отодвинул от себя предложенные сласти. Намикадзе, когда впервые узнал о том, что парень не сладкоежка, да и из «сладкого» предпочитает лишь фрукты с финиками и медом – долго смеялся, сказав, что худеющие девушки должны учиться у него. И почему-то именно сейчас это припомнилось Учиха, отчего он непроизвольно заулыбался. - Смотрю для тебя дорогое вино – лучший десерт, - Минато не отрывался от брюнета ни на мгновение, пытаясь на всю оставшуюся жизнь запомнить Саске таким вот довольным, улыбающимся, более-менее расслабленным. И так хотелось взять его за руку, пообещать, что все к лучшему… - Идем, - задумавшись, мужчина и не заметил, как парень оказался подле него, - можешь прихватить с собой сладкое, - переведя недоуменный взгляд на протянутую руку, Минато решил ни о чем не спрашивать брюнета, а просто довериться ему. Они вновь оказались на веранде, открывавшей прекрасный вид на звездный небосвод и чернеющую даль лесов. Гор и полей почти было не разглядеть, однако яркие огни звезд - лучшее зрелище. Вспоминать о том, что где-то существуют мегаполисы, толпы людей, автомобильные пробки – невообразимо. Казалось, что именно среди этой умиротворенной красоты природы и есть их истинный дом. Именно в обстановке доверительности и радости, в полной изоляции от всего привычного им и следует быть. Минато накинул себе и на плечи Саске шерстяной плед, позволив наконец себе приобнять брюнета. Тот лишь сильнее закутался в ткань, лишь ближе прильнул к мужчине. Установившуюся идиллию не хотелось ничем нарушать, однако им так необходимо было высказаться друг другу, что оба не знали, с чего начать, как завязать разговор, не испортив прекрасную атмосферу. - Напомни мне позвонить Сакуре, - ни с того ни с сего произнес брюнет, напряженным взором смотря на черную даль. - Я рад, что ты не забываешь о ней, что относишься к ней все лучше и… - Я в скором времени оставлю ее, - твердо отчеканил Учиха, сжав ладонь мужчины, - я настолько погряз во лжи, что задыхаюсь. Не могу более продолжать игру на два фронта. Это отвратительно! - Я не хочу быть камнем преткновения в ваших отношениях… - Мои отношения с Сакурой еще более странные, непонятные и неопределенные, чем наши с тобой, - прошипел Учиха, мрачно нахмурившись, - да, я признаю, что люблю ее, но эта не та любовь, которая… - Саске, - Минато горько вздохнул, покачав головой, - это наши отношения не те самые, зачем ты отказываешься от девушки, искренне любящей тебя? - Откуда ты вообще знаешь, что мы друг для друга не те самые? Почему ты постоянно сомневаешься во всем? – Саске был безумно благодарен, что Минато не препятствовал лишним бокалам вина – алкоголь только помог говорить решительно, бескомпромиссно. - Порой сомнения способны предотвратить поступки, которые привели бы к печальным последствиям… - многозначительно произнес Минато, странно сверкнув льдистыми глазами во мраке ночи. Саске засмотрелся на эти арктически-голубые глаза, не в силах больше молча соглашаться. - Хватит философствовать! Из-за сомнений люди и упускают счастливые мгновения, которые могли бы произойти! Все вечно к чему-то стремятся, чего-то ожидают, о чем-то мечтают. Живут в предвкушении неопределенности. Когда-то и я был таким: только и знал, что планировать, предполагать, ожидая исполнения всех иллюзорных мечт. И так проходят годы, так проходит вся жизнь! Мне до одури надоело это, понимаешь?! Я научился видеть смысл не в победах и мечтах, а в самой жизни, проживая без сожалений, угрызений и разочарования каждый день, лишь тогда, когда наладил отношения с мамой, когда обрел лучшего друга, когда нашел профессию, которая для меня как хобби, когда… - Учиха силой развернул к себе хмурого Минато, несмотря на вспышку боли в ране, - повстречал тебя… свою родственную душу… Намикадзе с обреченностью осознал, что тонет в бездонной тьме, что плавится от жаркого мрака этих антрацитовых глаз. Он был не в силах противостоять этому натиску, этому крику израненной души. И сегодня, в день их прощания, неведомого для Саске, Минато позволил себе отдаться порыву чувств. Его сердце не могло не откликнуться на этот отчаянный зов. Мужчина и не представлял, что Учиха настолько страдает. Он крепко притянул к себе Саске, осторожно обнял ладонями его бледное лицо, прижался своим лбом к его и надрывно зашептал: - Пообещай, что не будешь держать на меня зла, что не будешь и самого себя корить за наши отношения, что не будешь мучиться, если все разом оборвется… Ответа не последовало – Саске настойчивым поцелуем впился в разгоряченные вином, горькими словами, душевными муками губы Минато, схватившись за широкие плечи мужчины, точно утопающий. Намикадзе ответил с той же отчаянной силой, не смея отпускать его. И тут мужчина ощутил, как он самовольно шагнул, как он потянул брюнета за собой, как они оба стремительно падали в бездну неотвратимости, неизбежности. А над их головами безмятежно сверкало ночное небо с россыпью бриллиантовых звезд. А вокруг них сгущался мрак уснувшей природы… * Большое спасибо! Настоящее. Никогда еще дневная смена не была столь изматывающей. Голова гудела, руки тряслись, мушки мелькали перед сонными глазами… Но Ино держалась. Изо всех сил. Вскоре ее практика подойдет к концу! Стоит потерпеть еще немного, и ее адские труды будут вознаграждены: девушка, наконец, станет полноценным работником! От заветной мечты мурашки забегали по изможденному телу, отчего усталая, однако такая воодушевленная улыбка на мгновение скрасила бледное лицо Яманака. «Нужно просто делать свое дело несмотря ни на что!» - раз за разом мантрой крутилось в голове бойкое кредо в самые тяжкие, мрачные периоды. Ино привыкла по жизни рассчитывать лишь на себя, надеяться лишь на себя, верить только в себя. Но стоило наяву пройти через все, что грезилось в туманных мыслях, как мировоззрение во многом изменилось. Реальные страдания, настоящие мучения обычных людей оказались кругами ада, оказались проверкой на прочность. Порой девушке чудилось, что она – молот, попавший на наковальню. Каждый день, каждый час ее характер, нервы, саму душу выковывали здесь. В этой элитной психиатрической больнице, где ночные кошмары – действительность, истошные крики – музыкальное сопровождение, безжизненные взгляды – потухшие звезды на небосводе мрака. Однако жаловаться Яманака не привыкла, да и ей крупно повезло: пробыв всего месяц в отделении особо буйных, девушку перевели к другим пациентам, так называемым «прилежным». И, правда, леденящих душу картин самоистязаний здесь не наблюдалось, но вот лицезреть атмосферу бездыханной апатии потерянных душ порой было сущим испытанием. Как говорится, стерпится-слюбится, потому и к этой среде Ино довольно быстро прижилась. Старалась вести себя как можно дружелюбнее, улыбаться как можно шире. Вообще старалась постоянно растормошить ходячие призраки некогда цветущих людей. Когда-то получалось, когда-то выходило глупо, а когда-то… бессмысленно. Было два пациента, которые настолько пугали, что хотелось вернуться в отделение к буйным: те хотя бы подавали признаки жизни, а эти два человека – пустая оболочка. Карри Оми и Саске Учиха. И если в глазах первого порой слабо мерцал свет прежнего счастливого парня, то второй лишь глубже уходил в себя. Как будто Саске – зажигалка, и сколько бы ты не пытался щелкать ею, огонек не появлялся. Совсем. И целый день угрюмый образ Учиха терзал Ино. Видимое улучшение в его шатком состоянии оказалось самообманом: брюнет последние несколько дней угасал по минутам. Какаши места себе не находил, делая все, что хоть как-то взбодрило бы парня. Однако чем больше прилагал доктор усилий, тем больше Саске раздражался. Вчера он вообще рассвирепел, едва не набросившись на мужчину. Пришлось прибегнуть к двойной дозе успокоительного и усиленному контролю. Вот только легче не стало ничуть: сегодня Учиха весь день загнанным зверем метался по своей палате, то шепча что-то яростное себе под нос, то с силой заламывая руки. Точно ему хотелось раскромсать себя изнутри, вырвать из недр души то, что заживо пожирало. Потому Яманака, будто электрический ток странного предчувствия пронзил ее, бегущим шагом направилась к палате брюнета, дабы удостовериться, в который раз, что он не вырвался все свои длинные волосы. И каково было отчаянное изумление девушки, и какой болезненный удар пропустило ее сердце, когда Саске не оказалось в палате. Едва устояв на одеревеневших ногах, едва собравшись с остатками сил, Ино бросилась бежать на первый этаж, к дежурному. Превозмогая боль во всем теле, дыша через раз, она смогла отыскать дежурного лишь на улице. Умиротворенный закат чудесного ясного летнего дня никак не вязался с измученно возбужденным, нервным видом потрепанной девушки. Несколько унылых пациентов бесцельно бродили рядом в роскошном саду цветов, однако среди них не было видно Учиха. - Ино-сан, все в по… - Где, черт возьми, Саске Учиха?! – взревела блондинка, злыми глазами уставившись на обескураженного дежурного. Парень весь замялся, стушевался – первая рабочая неделя у него вся какая-то неважная. – Хазуки, отвечай! - Я еще плохо с этим жутким парнем знаком… Спросил, гулял ли он сегодня… - дальше слушать было бесполезно – Яманака все сама прекрасно поняла. Чуть не ударив безалаберного парня, она пустилась на поиски брюнета. Как так получилось, что новую смену не уведомили о строгом надзоре за острым состоянием Учиха?! Ведь сейчас, тем более предоставленный самому себе на природе, Саске был способен на что угодно. Нельзя допустить непоправимое… Восемь месяцев назад. Было зябко. Стоял колкий мороз. Кругом все припорошилось дымкой ночного снега. В парке мирная жизнь природы заледенела. Точно лабиринт изо льда с причудливыми фигурами. Но Наруто нравилось такое снежное безмолвие. И хоть мороз подстегивал идти быстрым шагом, больно щипал своим холодом нос, блондин всячески отвлекался от гнетущих мыслей, любуясь царствием зимы. Однако… однако великолепие декабря бесстрастно, обманчиво, как и само настроение Узумаки: легкая беспечность на лице едва скрывает уныние, метания души. Было жутко не по себе. Такое состояние впервые наблюдал за собой Наруто – неопределенное, взвинченное, удрученное. Сегодня все складывалось странно: он рано проснулся без будильника, переделал все важные и муторные дела, даже наперед выполнил домашнее задание по самым сложным дисциплинам. Теперь же бесцельно слоняется по парку в лютый мороз с полным кавардаком в голове. Ведь блондин поступил так, как хотел, так, как считал воистину правильным! Но… в результате все было отвратительно. Их трио распадалось на глазах. И, словно сговорившись, они трое избегали друг друга под любым предлогом. Сакура вела себя как разъяренная кошка: они с Саске сильно повздорили, после чего Харуно просто исчезла с глаз парней. Наруто так и не понял, что стало камнем преткновения, но, по-видимому, что-то безумно серьезное. Учиха до ссоры с девушкой был в странном мечтательном настроении, будто влюбленный мальчишка, а уже когда произошел их тяжелый разговор с Сакурой, брюнет стал невыносимо злым, агрессивным и каким-то затравленным. Наруто, хоть и с отягощенным виной сердцем, попытался разузнать, в чем собственно дело, однако сам чуть не повздорил с Учиха. В итоге злосчастная троица, как про себя окрестил друзей блондин, не общалась, не пересекалась которую неделю. И все бы ничего, продолжать дальше жить можно, но вот последние несколько дней до ушей Узумаки стали доходить очень противоречивые, пугающие слухи: поговаривали, что среди преподавателей произошел какой-то скандал в связи с приходом родителя одного из самого умного ученика. Что, кто и как – неизвестно, но атмосфера в университете была накаленная. У Наруто же под ложечкой засосало: он не сомневался, кто это был, что произошло, как разрешилось дело. Его отец подписал положительную характеристику, Фугаку Учиха снизошел до своего сына, приятно удивившись его выигранному шансу, сам же Саске… был предан. Далее Узумаки боялся и представить… Неожиданно блондин ощутил, как с бледно-серых небес мягким танцем посыпался снег. Мелкие снежинки защекотали нос, ресницы, отчего парень едва не чихнул. Наруто скромно улыбнулся завораживающей красоте, отчего на душе стало легче. Он и не заметил, как дошел до самой глуши парка, где практически никто не гулял. Узумаки, растерев посильнее руки в перчатках, засобирался, наконец, вернуться в свою комнату, дабы отогреться, однако его внимание привлекла чья-то фигура, каменным изваянием сидевшая на самой дальней скамейке. Под неведомым импульсом блондин направился к этому одинокому, сгорбленному, всему съежившемуся человеку. Это был Саске. Это был его лучший друг. На первый взгляд. Такого Учиха никому не доводилось видеть. Словно в горячке, спрятав лицо в коленях, брюнет сидел, раскачиваясь из стороны в сторону, что-то яростно шепча. Наруто нервно сглотнул, чуть не проскулив от страха. Только блондин попытался протянуть руку навстречу другу, как Саске резко поднял голову. Узумаки отшатнулся от зловещей гримасы Учиха. Эти бездонные черные глаза ошпарили блондина своим адским огнем страдания. Наруто просто остолбенел, не в силах выдавить ни слова. Картина фильма ужасов. - И ты, - прохрипел от колотящейся его ярости Саске, - здесь, - синие губы скривились в гадкой усмешке. Господи, сколько он просидел тут один?! – Вы с ним такие солнечные…добродушные…А вот он еще…подлец… - Голос брюнета был глухим, истошным рычанием, отчего Узумаки просто весь стушевался. – Убирайся! – Наруто ожидал гневный, пронзительный вопль, но Саске с такой ненавистью буквально прошипел последнее слово, что блондин весь оцепенел. - Саске… - стоило произнести тихим, мирным голос имя друга, как тот в мгновение ока оказался подле Узумаки, пригвоздив того к земле своим испепеляющим взором. - Не могу видеть, - Наруто едва в ужасе не скривился от гипнотизирующих глаз брюнета, отливающих под давлением внутренне агонии темно-алым цветом, - ты же отражение его самого, - и, не ожидав столь сильного, резкого толчка Саске, Узумаки шумно упал на ледяную землю. Дыхание на миг сперло, весь мир перекувыркнулся. Наруто, неуклюже распластавшись, сиплым зовом попытался окликнуть стремительно убегающую фигуру друга. И казалось, будто нарастающая темнота уходящего дня своими морозными лапами безвозвратно поглощает Саске в себя… Настоящее. Этот дряхлый, почти полностью прогнивший сарай давно следовало снести. Единственный изъян элитной психиатрической лечебницы был именно этот старый полуразрушенный домишка, некогда служивший хранилищем садовника, а порой и его сторожевой-ночлежкой. У руководства же все руки не доходили до этой мелочи: новый мини-корпус для бытовых нужд лечебницы построили, а этот благополучно забросили. Лечащие врачи рьяно возмущались, ведь шаткое строение с ветхими стеклами, поломанными досками представляло весьма серьезную опасность для пациентов, чьи прогулки не ограничивались лишь центром сада. Все, чего смогли добиться обеспокоенные врачи – оцепления потенциальной опасности и обещаний покончить со старым сараем. Будто мертвому припарки. И в самом отдаленном конце необъятного парка, в тени раскидистых деревьев, именно в этом полупрогнившем домишке Ино предстояло отыскать Саске. Именно здесь, едва переводя надрывистое дыхание от сумасшедшей беготни и натужных криков имени злосчастного брюнета, в проеме скосившейся двери Яманака застыла, наконец, улицезрев потерянного, во всех смыслах, парня. Он неподвижно стоял у грязного стекла деревянных окон. Стоял настолько близко, будто желал слиться с этим пыльным стеклом. Его бледный лоб вжимался в окно, шершавые ладони прилипли к гладкой поверхности. Саске стоял в пол-оборота к Ино: мягкие, золотисто-багряные лучи полыхающего заката ласкали его осунувшееся, мрачно-напряженное лицо. Ониксовые глаза в этом жарком пламени уходящего солнца приобрели какой-то странный, пугающе кровавый отблеск. Зачахшая дьявольская красота взыграла такой чарующей жуткостью, что Яманака и пошевелиться не могла.

«И как звезда в предсмертный час - Гори, пылай ты через край!*»

Раскатом грома вдруг пронеслись столь злополучные строчки стихотворения, которое когда-то вслух читал Итачи своему брату в один из визитов. Девушка тогда чисто случайно услышала их, поняв, что они должны были значить поистине особенно для Саске. И сейчас, будто пылая в ослепительном багрянце захода солнца, брюнет как нельзя лучше олицетворял всю суть этого мрачного, но по-своему вдохновляющего стихотворения. - Саске… - тихо, жалобно сорвалось с сухих губ девушки. Она боялась испугать, разозлить его, - Саске, - уже громче, настойчивее произнесла она, - Саске! – отчаянно вскричала Яманака, видя, что парень абсолютно безразличен к ее мольбам. – Пожалуйста, иди сюда! Пожалуйста, идем со мной! - Куда…зачем…к кому? – прохрипел в ответ Учиха. Его глаза медленно закрылись, все тело вытянулось натянутой струной. – Я…просил…просил остаться его…его со мной… - Ино осторожно шагнула навстречу к нему. – А он…он…лишь отравлял меня…меня… - его кулаки резко сжались, с силой ударив по тонкому стеклу. - Прошлое позади! Все в прошлом! – истошно воскликнула Яманака, закусив губу. От истеричного сердцебиения неимоверно тошнило, а от дикого страха перед глазами плыло, но девушка упрямо, хоть и осторожно направлялась к брюнету, чувствую, что вот-вот она не успеет предотвратить непоправимое. - Я хочу проснуться…проснуться от этого кошмара! – и на этих последних словах Саске внезапно оторвался от стекла, на миг распахнул свои кровавые глаза навстречу умирающему дню и одним резким движением пробил головой грязное стекло сгнившего деревянного окна. - НЕТ! - от своего же душераздирающего крика Ино рухнула на колени, с ужасом в глазах уставившись на хлынувший поток алой крови, что бешено заструилась по щекам, подбородку, шеи, пронзенных тонким острием старого разбитого стекла…

Гореть, кричать - И поскорее забывать. Уснуть, сбежать - Свободным тут же стать.*

* Стихотворение Дотла – автор rockmaniayula Восемь месяцев назад. Резкие порывы ветра хлестали по лицу. Наотмашь. Звонкой пощечиной. А горячие слезы обжигали ледяные щеки. От столь мерзкого контраста мурашки иглами кололи продрогшее тело. Но уже было все равно. Абсолютно. Никакого дискомфорта, никакого раздражения, даже злости никакой. Лишь жгучее, испепеляющее разочарование, из-за которого дышать было невмоготу, из-за которого голова шла кругом, из-за которого… Саске сходил с ума. Учиха и не мог вспомнить, когда в последний раз град беззвучных рыданий сотрясал его. Когда он просто плакал? Наверное, в шесть лет, когда впервые увидел, как отец едва не избил мать… Или же тогда, в десять лет, когда осознал, что изгой среди одноклассников… А может в тринадцать, когда Итачи ушел из их развалившейся семьи? Теперь это уже не имеет значения. Никакого. Брюнет едва соображал: лютый холод, бешеные порывы морозного ветра усиливались в сто крат на открытом пространстве крыши единственного десятиэтажного здания кампуса – своего рода главный офис. Каким-то «чудом» парень смог пробраться сюда, и в этом он видел знак того, что весь роковой замысел – верен. Саске нервно усмехнулся самому себе: только больной на голову может радоваться, что его план суицида осуществляется вполне удачно. Какая ирония! Все выстроилось в простую логическую цепочку: мысль за мыслью, действие за действием. Что еще ему оставалось? На что ему еще можно было надеяться? Оглушающий грохот обломков прежней жизни так и гудел в ушах. И невероятная боль во всем теле отдавалась резью после такого падения… Что-то перегорело внутри, что-то, отчего Саске задыхался – сокрушительное отчаяние души: «Не важно, что вокруг меня. Не важно, что я значу для всего. И не важно, кто значим для меня. Жизнь в самих нас, а не наоборот. Во мне она угасла. Во мне ее больше нет…». Неумолимо, с диким отвращением он вливал в себя уже третью бутылку ненавистного виски. Едва слушающимися, дрожащими пальцами он впихивал в себя горсть за горстью обезболивающее, оставшееся от ранения ножа. И после каждого глотка, после каждой таблетки мысли затухали, образы мутнели, а сердцебиение умолкало. На последних силах Учиха с потугами смог встать, оперившись руками на полуметровую каменную ограду крыши. Бессмысленными, потухшими глазами брюнет уставился на чернеющую даль столь прекрасного, удивительного и столь жестокого мира. Отчего-то ему жутко захотелось рассмеяться: в голос, звонко, чтоб слышали все и всюду. Полупустая бутылка с алкоголем с веселым смешком была брошена прямо вниз. Глухо разбилось стекло, Саске же до одури захотелось, чтобы и он оказался подле этих стекляшек. «Когда любишь кого-то, ты словно обретаешь что-то внутри себя. Словно именно эта частица была недостающей, не давала сердцу работать так, как надо. Словно… благодаря этому невероятному чувству душа, наконец, обретает долгожданный покой, умиротворение, а сам ты ощущаешь себя в безопасности, в тепле. Словно образуется стальной кокон, благодаря которому все невзгоды этого жалящего мира теперь абсолютно не существенны для тебя. Любовь - живительный нектар, дарующий равновесие в хаосе действительности…» - но почему тогда… Саске медленно и верно чувствует, как усыхает изнутри. Как все кровоточит, как все нещадно болит. Неужели он ошибся? Неужели принял мираж за правду? Неужели эта сумасшедшая любовь была фикцией? Была наркотиком, первое время дававшей чувство упоительного счастья, а сейчас... ставшей смертельным ядом? Как он допустил это…дошел до этого? С каждым днем, когда все становилось лучше и лучше, когда казалось, что Минато действительно искренне любит его, то Учиха в глубине все более и более ощущал, что… приближается к краю пропасти. Что стоит сделать еще шаг навстречу Намикадзе, и брюнета неминуемо ожидает падение насмерть. В бездну. Когда запустился этот смертоносный отсчет? Когда был потерян контроль? Когда Минато осознал, что все это – игра, с кульминацией драмы? Саске просто представить себе не мог, что все обернется именно так. Что все его мечты – пусты, что вся его жизнь – мимикрия, что все происходящее – самообман. Брюнет чувствовал, будто ему выстрелили в самое сердце. Его обещания – ложь. Его улыбки – в спину нож. Его поцелуи – кислота. Его взгляд – насмешка одна. Что угодно, но только не осознание: Минато – предатель. От этого раздирало на куски. От этого было нечем дышать. Будто все это время Саске смотрел на кривые зеркала, а тут они разом вдребезги разбились, обнажив реальность, от которой он всячески убегал. Глупый, мелочный идиот! Тело сильно трясло, лицо почти обморозилось, в голове царила чехарда, однако брюнет упорно пытался взобраться на борт. И ему удалось не просто подняться, а встать во весь рост, шатаясь, точно жухлый лист на ветру. Горячие слезы совсем затмевали взгляд, разъедающая боль пережитого рвалась наружу. Однако он не кричал, не рыдал. Саске, чувствуя подсознательно, что вот-вот, и он растворится во тьме небытия, окоченевшей рукой достал из кармана джинс скомканное письмо, написанное в последнем сознательном порыве вымученного сердца:

«Если я умру… Ты будешь приносить цветы на мою могилу? Только не по выходным, не как все… Не хочу, чтобы возле моих останков толпились… В четверг, именно в четверг! Мой любимый день недели. Вроде бы не середина недели, и не вечно ожидаемая пятница. А цветы… черные розы. Конечно, в природе таких не существует, однако есть сорта, почти приближенные к черному цвету. Знаешь, черно-алые, как венозная кровь. Надеюсь, ради меня, ты отыщешь их и будешь каждый четверг на ссохшейся земле оставлять восемь венозных роз. Восемь – число вечности, бесконечности. Жизнь коротка, а смерть – вечна. Ты можешь плакать, возвышаясь над моим надгробием. Но не навзрыд, без сцен. Просто глухие слезы, как добрая память. Мне было б жутко приятно. Ведь ты была самой искренней, самой отзывчивой и доброй ко мне. Любила бескорыстно, от всего сердца. Потому и розы – цветы любви, но черные, так как наша любовь мертва, а возродить ее возможно лишь в твоих воспоминаниях, взращенных в недрах твоей прекрасной души. Спасибо, спасибо, спасибо! Тебе одной! И больше никому! А моей последней просьбой будет невинность: позаботься о моей маме, пожалуйста. Об остальных – забудь. Вороны слетелись, попировали и скрылись в свинцовых тучах, а ты, голубка моя, единственная горюй обо мне.

Твой Саске»

Бегло брюнет прошелся невидящим взглядом по корявым строчкам. Горькая, печальная улыбка тронула его искусанные в кровь губы. Так хотелось еще раз, напоследок прошептать Ее имя – Сакура, что всегда мягким теплом грело душу, Его имя – Минато, что всегда жгло так терпко сердце… Он сделал шаг навстречу бездне и ощутил, как что-то хрустнуло внутри. Он качнулся вперед прямо в лапы тьмы и… Всё дьявольским ураганом закружилось перед мутным взором, адский порыв ветра сбил его с ног, повалив обратно, назад. Саске отчаянно вскрикнул, и с тупым глухим ударом упал на бетон. Вместо слез хлынула горячая кровь прямо из головы…

Сломаны крылья Все тише и тише Биение сердца, Но ты не услышишь, Как смерть за спиною Крадется все ближе, Последние звуки Шагая по крыше…*

*Стигмата - Крылья

- Мы будем отмечать Хэллоуин в Рождество…