Тайна на двоих

Ты опять сидишь позади меня на белом диване, словно ничего и не было. Я опять стою возле рояля, словно в тот день, когда вернул тебя из небытия. На твоих кремовых губах та же улыбка, нежная, нахальная, веселая. Искренняя в своей незаметной для других лжи. И на моих губах улыбка, чистая, ласковая и умиротворенная. Точно такая же искренняя. Нас в этой комнате двое, и ты слушаешь, как я играю. Хотя я ведь играть не умею, а руки упрямо и легко скользят по клавишам. Конечно, это не колыбельная Музыканта, которая заставляет меня падать в глубокий темный омут. Это моя любимая мелодия, которую ты как-то мурлыкал на какой-то из миссий. Я ее тогда хорошо запомнил, потому что спал у тебя под боком, прижимаясь поближе к теплу другого человека. Холодно было тогда, помнишь? Мы чуть не замерзли, и ты, чтоб не заснуть, начал мурлыкать под нос разные мелодии, обнимая меня за плечо и глядя в ночное небо Сибири. А я задремал, уложив голову на твое плечо. Наверное, мы выглядели достаточно забавно: мальчишка-подросток с седыми волосами и красивый рыжий юноша с необыкновенно задумчивым и усталым взглядом взрослого и много повидавшего человека. Мы дополняли друг друга, два безумца, решившихся отправиться в лес зимней ночью. И мы сидим в комнате Исполнителя. Ты смотришь на зеркало-экран сбоку от меня, а я перебираю клавиши, вновь и вновь подбирая ноты к мелодии и записывая их нашим с Маной кодом. Линк куда-то смылся в очередной раз, и слава Ками-саме. Несмотря на внешнюю непоколебимость, он оказался вполне вменяемым человеком и знал, что в твоем присутствии я не сорвусь. Почему? Потому что. И все тут. А в твоем глазу плескается страх, неприкрытый, почти животный, почти паника, отчаяние, суеверный ужас. Лицо такое бледное и уставшее… По белку красные прожилки, румянец на щеках белыми пятнами, губы слегка подрагивают, тонкие пальцы сжали предплечья, по лбу бисером рассыпалась испарина. — Ты сегодня опять плохо спал? – спрашиваю через плечо, не отрываясь от клавиш. Ты медленно кивнул и зябко повел плечами. — Что тебе снилось? – в музыку примешалась нежность и забота, также едва слышные ноты беспокойства. — Почему ты не любишь зеркала? – вместо ответа спросил ты, резко оборачиваясь и глядя на меня, почти с вызовом, слегка щуря изумрудный глаз. Странный вопрос. — Почему ты решил, что я их не люблю? – мягко спрашиваю я, стараясь не выдавать внутреннего напряжения, но по мелодии все равно пробегает предательская дрожь, а ты усмехаешься тонкими кремовыми губами, постепенно приобретающими естественный оттенок. — Ты отворачиваешься от них, не смотришь в окна, кривишься на все, что отражает, а иногда бледнеешь, как полотно; ты однажды даже начал кричать на свое отражение, а потом бросился на зеркало и пытался разбить его руками. Тебя тогда даже Канда едва оттащил от стекла, и все равно, когда по нему пробежала трещина, ты выглядел невероятно довольным. А когда ты пришел в себя, то часа три сидел в своей комнате под одеялом и истерил. Сомневаюсь, что ты ненавидишь свое отражение. Что ты видишь в этих зеркалах, что доводит тебя до такого состояния? – серьезным голосом ответил ты, неотрывно глядя на меня. Я лишь усмехнулся. Ты не знал, что я вижу там, за тонкой гранью между двумя мирами. Как Алиса из Зазеркалья… Но я знаю, что наверняка догадываешься. Хотя о чем именно... Не знаю. Ты вздохнул, потирая виски, и словно сжался на диванчике, обхватив предплечья руками. Я же не торопил тебя, давая собраться с мыслями и разделить, что мне сказать стоит, а что стоит оставить при себе. Я не требую полной правды, ибо знаю, что не смогу рассказать тебе всю правду. Это моя дорожка к отступлению. — Помнишь Ковчег? То, что там произошло? — тихо начал ты, сжашись в комок. — Я рассказывал, что вижу Дика, но при этом никому не говорил ничего более. Он... Разбередил мои страхи, старые, плохо зажившие раны... Аллен, однажды мне ведь придется стать Книгочеем, я хочу этого, это цель моей жизни... Но как я это сделаю, если нарушил самую главную заповедь Историка? Если я не просто привязался, а влюбился? В мелодии, которую я играл, скользнула надломленная, вскрикнувшая нотка, выдавая мое состояние. Я был рад, что ты не видишь моего лица и широко распахнутых глаз. Влюбился? — Ал, я каждую ночь вижу, как умирают все, кто мне дорог, а мой любимый человек раз за разом зовет меня, а я пошевелиться не могу, и все смотрю, как он умирает. Каждый день, каждое мгновение, как его терзает безжалостный палач... И Панда говорит мне, чтобы я смотрел и записывал вершащуюся историю. Я не могу так. Я добавил в мелодию успокоение, тепло, ласку, хотя на сердце сейчас скребли такие кошки, что впору их назвать львицами. — Так что ты такое видишь в зеркалах? — через какое-то время спросил ты, отойдя от своего рассказа. Я уж понадеялся, что ты забыл о своем вопроса, но нет, ты все еще помнишь... — Я вижу Тень Четырнадцатого Ноя, Музыканта. Ты смотришь на меня так изумленно, что я спиной ощущаю твой взгляд, и от этого по спине бродит стайка мурашек, заставляя меня поддернуть плечами и чуть слышно вздохнуть. Из-за этого мелодия едва заметно скакнула с ноты на ноту и щелкнула по уху несоответствием. — Теперь я понимаю, почему ты так не любишь зеркала... Голос так неожиданно близко, что я вздрагиваю, слишком сильно ударив по клавишам, мгновенно отозвавшимся протяжным долгим вскриком. По пальцам прострелила боль, и я сразу же отдернул руки. — Осторожней... — мягкий голос, и широкие ладони осторожно взяли мои пальцы. Ты наклонился, все так же бережно держа мои пальцы, и поцеловал их, едва касаясь. Мне ничего не оставалось, как выдернуть свои руки и чуть отъехать назад, рискуя упасть со скамьи. — Что-то не так? — ты так удивлен, что становится невероятно стыдно за свои действия. — Просто... Мне кажется, такое ты должен бы делать со своей любимой... — заикаясь, начал я, отводя взгляд. Ксо, как же в комнате жарко... А ты шагнул ко мне, каблуки высоких сапог звонко стукнули о мраморную плитку пола, и затем теплые руки обвили меня, прижимая к не менее теплому телу. Я замер, боясь пошевелиться и спугнуть этот момент, кажущийся мне нереальным сном. — Я знаю... — тихий вздох, согревший ухо и сдувший с него несколько прядей. — Аллен... Я не хочу, чтобы ты умирал в моих снах... — Я не умру, пока ты рядом... Лави... — мой тихий, едва слышный отклик затерялся в долгом поцелуе, скрепившем тайну на двоих...