(Ir)regular verbs

Жизнь Лухана – большая взрослая карусель, пресловутая «вереница городов», словно цепочка из цветной бумаги на Рождественской ёлке, и колечек месяц от месяца только больше, в отличие от поступлений на банковскую карту от родителей и звонков им же из автоматов на вокзалах и отелей с чистыми только крыльцом и стойкой администратора. Вся жизнь Лухана – длинный список глаголов движения, правильных и нет, иногда даже собственного сочинения. Бросить рюкзак на асфальт, потянуться, улыбнуться солнцу, пряча от него дыры зрачков под ресницами, вдыхать глубоко пыль и жару, усталые лица оглядывать с интересом, хмыкать удовлетворенно от каждого взгляда на него самого. Купить банку ледяной колы, за которую приходится повоевать с автоматом, зажевавшим купюру, утереть пот со лба раз двадцать за полчаса и купить в итоге ещё бутылку воды, облиться, чувствовать абсолютное блаженство, близкое к оргазму целых пять секунд, и снова изнывать от жары. Уехать-таки на север, просто потому что в его пользу выпала решка, молчать с водителем расслабленно, задремать на переднем пассажирском и видеть сладкие сны о Северном полюсе, где медведи горстями насыпают снег за шиворот и прямо в трусы. Улыбаться пингвинам во сне и сквозь сон и быть вытолкнутым из машины на перекрестке повздорившим с женой по телефону водителем, поймать такси и переплатить слегка за дальность, зато спустя полтора часа стоять под упругими потоками прохлады из крана, просто наклонившись и засунув голову в раковину. Отправить сообщение матери, мол, все в порядке, жив, поел и сплю в кровати, не спать в итоге всю ночь, загружать фото в инстаграм, дорвавшись до вайфая, и жевать размякшие соленые крекеры, потому что с водителями сегодня не повезло совсем, и денег не осталось даже на бургер в забегаловке через дорогу. Спать все последующие дни, спасаясь от плюсовых сорока во льдах и сугробах с целым выводком неумеющих летать птиц, по ночам петь у дверей баров, пить пиво с местной шпаной, играть с ними в футбол и стать чуть ли не главой банды, соответственно – грозой всех местных девиц. Улыбаться лопоухому парню лет двадцати, ковыряющемуся в двигателе мотоцикла сутками напролет, ловить его испуганно-восхищенные взгляды и смеяться тихо, читая комментарии к фото его тощей задницы в цветастых шортах в собственном инстаграме. Отправлять голосовые сообщения родителям, просто не хотеть с ними общаться как с частью его прошлого, скучного, невыносимого, ощущаемого сроком в колонии строгого режима, отбытого по-честному все восемнадцать лет. И сейчас впереди только свобода, пока ещё молод, и шило в заднем проходе вертится и гонит, гонит вперёд в неизвестность, в новые города, к новым людям и новым чувствам и ощущениям. Отправлять голосовое родителям о том, что задержится в этом городишке чуть дольше, врать, что нет денег на билет, хотя на самом деле просто интересно, прекратит ли этот несчастный байк когда-нибудь оглушительно тарахтеть на месте, или у лопоухого на самом деле руки из шикарной задницы, как пьяно лопочут все эти дуры, когда лезут целоваться. Делать крайне вдохновенный вид, вешая на уши лапшу каждой отдельно, а иногда и партиями, что безответно влюблён, и томно глядеть на луну, выпуская кольца дыма вверх, и иногда позволять целовать себя в шею, наслаждаться мурашками, щекочущими все тело, и останавливать всегда вовремя, потому что заниматься любовью без любви – абсурд. Мнить себя очень умным и нравственно чистым. Спускать в душе себе в ладонь, насмотревшись фото тощей задницы лопоухого в собственном инстаграме, и ненавидеть все пошлые комментарии бывших дружков или просто случайных подписчиков. Устроиться на работу на заправку зачем-то, переехать в комнату на чердаке дома в тихом дворике, где из раздражающих факторов только семеро хулиганов возрастом от четырёх до тринадцати да ржавый байк с тощей задницей в цветастых шортах, за которой наблюдать теперь можно прямо из окна, а ещё слышать, как его сестра зовёт на обед, матеря на чём свет стоит жестянку, отсутствие мозгов, наличие двух кривых рук из известного места и незаконченное высшее. Для себя отметить, что Чанёль, что мозги, по-видимому, на месте, а шикарное известное место просто слишком лениво, да и стимула нет. Разглядеть в долговязом красавца, каких ни в одном городе не видал, родственную душу и прозябающего в нищете гения – не меньше, возомнить себя рыцарем, проповедником, ответственным за его существование, промечтать о спасении загнанной души весь день, а через ещё один забыть и пить пиво с его сестрой, отбиваться от настойчивых похотливых рук и нести её на плечах, ноющую гнусаво, домой. Сгружать сопротивляющееся тело братцу, глядеть в его огромные испуганные глаза и слов не находить, материть себя мысленно, кусать губу и улыбаться совершенно по-идиотски, получить такую же улыбку в ответ, хихикнуть и свалиться с лестницы на последних ступеньках, улечься на кровать и твёрдо решить сбежать утром первым автобусом. Получить следующим вечером приветливый взгляд, споткнуться, рвануть за угол, и только там, отдышавшись, осознать, какой на самом деле придурок. Получать подобные взгляды потом ежедневно, ловить их в окне, нагло улыбаться в ответ и молчать, возомнить себя Казановой, укладывать волосы перед вечерними прогулками по полчаса, подводить глаза и млеть от восторженных девичьих визгов и вида отпавшей челюсти лопоухого. Бояться подойти, осознавать, как глупо знакомиться спустя две недели проживания в одном доме и стольких невербальных контактов, смотреть все глупые фильмы о любви, грызть ногти, глядя как капли воды стекают по загорелым предплечьям, как невинно хлопают чужие ресницы в такт стуку собственного сердца, хлопать себя ладонью по груди, успокаивая, глотать воду литрами. Прикусывать губу, проходя мимо, стараться совсем не замечать, разглядывать надписи на заборах, чувствовать кожей горячие взгляды на себе, уговаривать себя не оборачиваться, строить из себя недотрогу и ледышку, твердо решить, что не стоит мучить этого безмозглого чудика, собрать вещи в рюкзак, выбросить половину, раздать пацанам в банде, пить с ними пиво, петь песни. Наутро совершенно трезвым, лёгким, как пёрышко, отчего-то счастливым и смелым целовать оторопевшего Чанёля в губы, легко и мягко, чтобы не напугать, хоть у того и так коленки дрожат. Улыбаться ему, уходить, то и дело оборачиваясь и улыбаясь снова и снова, простить себе эту выходку, уверить себя, что ради забавы, и вовсе ничего не значит, просто задница манит, пить баббл ти с мятой и клубникой, щуриться от солнца и проклинать день, когда его занесло в эту дыру. Читать все афиши, все вывески, много фотографировать, выпросить скейт у мальчика на школьной площадке, дважды навернуться и во второй - на самое мягкое, потирать копчик, смеяться с детьми и обещать себе не забывать это место никогда, делать селки с мелкотой и хотеть вернуться. Не домой, нет - в детство. Пить пиво, пялиться на прохожих и улыбаться всем и каждому, брести обратно в квартиру под утро, впечататься больно в клён спиной и смотреть в огромные глаза, взволнованно бегающие взглядом по лицу, сфотографировать, выложить в инстаграм с подписью: «Это пучеглазое чудовище сейчас меня изнасилует», - целоваться с Чанёлем. Уронить телефон на влажную от росы траву, безумно долго и сладко целоваться с Чанёлем прямо во дворе, улыбаться в поцелуй, запрещать себя трогать, перехватывая неожиданно смелые ладони, не слушать возмущенных стонов и кусаться, хихикать пьяно и по-девичьи, хотя почти трезв и самый настоящий мужик, влюбившийся в такого же мужика, только дурного и глупого. Влюбиться в Чанёля по уши, по самые его огромные уши, мнить себя героем, первооткрывателем, слушая испуганные хриплые стоны, прижиматься всё ближе, тереться настойчивее, вжимать в скрипучую кровать, заниматься любовью по любви, что-то шептать глупое, самому себе даже верить… Смеяться над храпом хозяйки-бабули за стенкой, слушать рассказы о чужом детстве, о чужой жизни, всё то, что Лухан и так знает, что чувствует интуитивно, затыкать поцелуями, приставать снова и смеяться над краснеющими стыдливо щеками. Накрывать простынёй озябшие плечи, пить кофе, слушая тихое сопение, одеваться быстро, чтобы не передумать, шептать: «У нас всё равно бы ничего не вышло», - не смотреть в глаза и торопливо сбегать по ступенькам с рюкзаком наперевес, спешить, пока никто не успел проснуться, пока Чанёль не успел снова осмелеть, упасть в кресло автобуса и забыться за старым плейлистом, старыми воспоминаниями, шарить в карманах, понять, что телефон так под клёном и остался, материть себя, Чанёля, инстаграм, от которого уже зависимость, все ценные воспоминания, сохраненные в фото и заметках, что не умещаются в памяти головного при всём желании, почти плакать, пить колу, вытирать влажными салфетками пыльную шею, ворчать на грязь в номере очередного отеля. Звонить родителям с городского и рыдать навзрыд, а потом их же успокаивать, что ничего не случилось, просто устал и идиот. Вечером следующего дня выскочить из автобуса, нервно кусать губы, топчась на перроне, встретиться глазами, получить в челюсть, плеваться кровью и обнимать Чанёля, просидевшего в зале ожидания двое суток. Целоваться с Чанёлем. Целоваться с Чанёлем долго и солёно. Решить никуда больше не уезжать. Через неделю выложить в инстаграм фото двух билетов на первый попавшийся рейс на восток, просто потому что выпала решка, а у Чанёля рука счастливая.