Люблю

      «Люблю», - повторял он каждый раз, когда ему наносили удар. «Люблю», - говорил он с каждым новым порезом. «Люблю», - срывалось с его губ при каждом новом толчке. «Люблю», - последнее, что он сказал, перед тем, как потерять сознание.       Из очередного приступа ярости Хаято вывел телефонный звонок. Он поднял трубку:       - Гокудера, это Ямамото. Знаешь… Тсуна ничего тебе не говорил, но последнее время со здоровьем у него совсем плохо, - у Хаято перехватило дыхание. - Врач сказал, что, если ты “перестараешься”, он впадёт в кому… и у него мало шансов выбраться. Надеюсь, у вас всё хорошо. Пока.       В трубке послышались гудки. Гокудера впал в ступор. Он ведь знал, что однажды случится что-то страшное. Знал… но опять сорвался. Снова делал, что хотел: бил, резал, врывался в хрупкое тело любовника раз за разом. А тот лишь тихо повторял «люблю»… И вот теперь, когда Xаято “перестарался”, Тсуна не выдержал.       Судорожно одеваясь и собирая вещи босса, Гокудера говорил сам себе, повторял словно мантру: «Просто возьми и сдохни! Без тебя ему будет лучше!». Но не мог заставить себя уйти. Не сейчас.       Скорая приехала быстро, что, безусловно, радовало. По дороге в больницу «Правая рука Десятого» ни на секунду не отрывал взгляд от лица возлюбленного, всё надеясь, что это лишь страшный сон. Что Савада сейчас откроет глаза, возьмёт его за руку, улыбнётся, как умеет только он один, и они вместе пойдут домой. Но ничего не происходило. Через пару минут машина подъехала к зданию больницы, Тсунаёши срочно отвезли в операционную и зашили особо глубокие раны, после чего определили в пульмонологическое отделение. Через пятнадцать минут его жизни ничего не угрожало, и наконец Гокудере разрешили войти. Он зашёл в палату и сел на стул возле кровати, всё сильнее убеждая себя, что Десятому будет лучше, если он исчезнет. К вечеру злость на себя перешла в сильное чувство вины перед боссом, и Хаято начал извиняться. Извиняться за всё, что он делал. За каждый порез, за каждый синяк. Просил прощения и клялся, что такого больше никогда не повторится. Молился, чтобы Тсуна поскорее очнулся. Говорил, что очень любит, что скучает по родному голосу. Рассказывал обо всём, что вертелось в голове, и, ничего не слыша в ответ, потихоньку сходил с ума.       Так проходил день за днём. Иногда заглядывал Такеши, чтобы занести еды и сигарет, а заодно перетащить спящего Гокудеру на предоставленную койку. Он понимал, что сейчас ничто не может заставить подрывника покинуть палату, поэтому даже не пытался уговорить пойти домой. А тот мысленно благодарил мечника за понимание.

***

      Из дрёма Гокудеру вывел какой-то стон. Он тут же устремил свой взор на Саваду, и, как оказалось, не зря - у того начались судороги. Быстро сообразив, что нужно делать, парень начал разминать мышцы. После сделал массаж и, убедившись в безопасности босса, пошёл искать врача. На часах было уже начало третьего ночи, и обнаружилась только дежурная медсестра. Быстро рассказав о случившемся и получив ответы на вопросы, Хаято направился обратно в палату.       Он сел на всё тот же стул и начал говорить:       - Знаешь, Десятый, мне сказали, что судороги – это хороший знак. Это значит, что твои мышцы потихоньку приходят в норму… Просыпайся скорее, я жду тебя, – лёгкий поцелуй в лоб, «Ураган» плетётся к койке досыпать остаток ночи.       Утром доктор продиагностировал незначительные улучшения в самочувствии пациента. Это очень обрадовало Гокудеру, и он до конца дня был в приподнятом настроении.       Ближе к ночи у Тсуны опять начались судороги. И, конечно же, заботливый хранитель сделал массаж, расслабляя мышцы.       На протяжении нескольких следующих дней у Савады повторялись приступы. Врач сказал, что его состояние намного улучшилось, увеличилась мозговая активность и сейчас пациент находится в состоянии глубокого сна.       Вскоре у юного мафиози начался бред, последовавший за галлюцинациями. Он бормотал что-то о любви и прощении. Потом что-то про Гокудеру. А тот сидел рядом и всё слушал, пытаясь разобрать, что к чему.       Шло время, а Савада никак не просыпался. У него часто были судороги и бред, но сон оставался всё столь же крепким. Врачи не понимали, в чём дело. Он уже давно должен был прийти в сознание. Тогда они решили, что, возможно, Тсуне не хватает адреналина. Было принято решение вкалывать ежедневно малую дозу – может, что и получится. Медлить не стали, первый кубик вкололи уже вечером. Но никаких изменений в состоянии больного не последовало, только кардиомонитор стал пикать чуточку чаще.       Ночью опять были судороги. Гокудера уже на автомате, в полудрёме разминал мышцы, после чего провалился в сон. Его здоровье тоже сильно пошатнулось. Ну конечно, испытать такой стресс, потом больше месяца провести в больнице, не выходя даже за продуктами. Постоянно недоедать, не высыпаться. Кажется, ещё чуть-чуть, и его самого надо будет везти в реанимацию.       "Процедуры" повторялись дважды в день: утром и вечером. Но ничего не менялось, кроме частоты сердцебиения и цвета кожи. Постепенно она бледнела, и через пару недель Савада выглядел как мертвец. Ещё подрывник заметил, что босс стал тяжелее дышать. С каждым днём всё хуже и хуже. Он говорил врачам, но те разводили руками и ничего не делали.       Наступили праздники, и все доктора покинули больницу. Ой как не вовремя это случилось... Из-за передозировки у Савады начало быстро развиваться внутричерепное кровоизлияние. Ещё и прогрессирующий отёк лёгких дал о себе знать. Вот не зря Гокудера за врачами бегал, а эти олухи упустили столь важный момент.       Естественно, от человека в коме никакой реакции не последовало. Только кардиомонитор стал пикать всё чаще и чаще. Хаято уже вскочил, чтобы бежать за медсестрой… но не успел. По монитору побежала прямая линия, и раздался ужасающий писк.       «Небо пало». Хаято не верил в это. Рвал и метал всё вокруг. Но пришлось принять реальность.       Через три дня были похороны, на которых собралась вся семья, даже Вария прибыла полным составом. Ламбо и И-пин ревели в три ручья; Нана, Ямамото, Рёхей... даже грозный Хибари прослезился. А подрывник не проронил ни слезинки, не сказал ни слова. Он молча стоял у самого гроба, пока все не разошлись. Только тогда он опустился на колени и стал горько плакать. Спрашивал у бездыханного тела, за что его оставили одного в этом мире? Почему произошло именно так?! Он опять начал винить себя, долго просил прощения, а потом взял динамитную шашку и поджог.       - Я иду, подожди ещё чуть-чуть, - последнее, что он сказал.       Резко подскочив, Гокудера начал приходить в себя, понимая, что это был кошмар. Страшный и реалистичный, но всего лишь сон. Из его глаз до сих пор лились слёзы. Он придвинулся поближе, опустил голову на кровать и снова начал просить, чтобы Тсуна поскорее проснулся. Буквально умолял, захлёбываясь в слезах. Вдруг на его макушку опустилась подрагивающая тёплая рука и начала успокаивающе поглаживать, перебирая волосы. Подняв голову, парень встретился с тёплым взглядом янтарных глаз.       - Я вернулся, - пробормотал Савада, чувствуя, что сейчас тоже заплачет.       - Н-но как? – Хаято не верил в своё счастье, ему казалось, что он сошёл с ума, и это всё - лишь игра его воображения.       - Честно? Я услышал, что ты плачешь, и захотел успокоить. Глупо, правда? – на лице появилась та самая улыбка. Так мог улыбаться только Десятый, и, пожалуй, это развеяло последние сомнения Гокудеры. Он обнял своего любимого и повторил все те слова, что Тсуна не мог услышать уже почти месяц. Повторил все свои клятвы, просьбы простить, признания, и многое другое. На что получил ответ: «люблю».