Кукла

Жгуты и ремни сильно жгли кожу, давая Грэю понять, что связал его явно не волшебник, знающий об Инкарцеро. Впрочем, долго гадать не было смысла, так как через пару минут с глаз рейвенкловца была жестко сорвана повязка. Артур громко промычал, объясняя, что кляп тоже создает неудобство. - И его мы снимем, когда время придет, - зловеще пропел парнишка в желто-черном галстуке. «Да уж, милые барсучата», - проскользнула брезгливая мысль в голове мальчика. Голова, кстати, жутко раскалывалась. Видимо, представители доброго факультета «вырубили» Грэя тоже не магическим способом. Что ж, боль в мышцах и голове – это меньшая из проблем Артура. Большая – неизвестность. - Как ты там говорил? «Ни на что не способные существа»? Сейчас мы подтвердим обратное. Парней было трое, и все курса с шестого. Артур, заканчивающий четвертый, почувствовал неприятный холодок на спине, обещающий, что обычной беседой это все не закончится. Один из «барсуков» (Грэй мысленно звал его Наблюдателем) сидел в самом углу промозглой комнаты прямо на полу, поджав колени и шатаясь из стороны в сторону. Наблюдатель периодически нервно выкрикивал: - Ну, давайте! Начнем! Скорее же! На губах юноши появлялись и лопались пузырьки слюны, что заставило желудок Артура свернуться и всеми силами попытаться вытолкнуть обед. Горло заполнилось противной желчью, и Грэй быстро перевел взгляд на второго паренька. Тот «барсук» буквально прыгал на месте, что-то нашептывая на ухо третьему хаффлпаффцу, который, видимо, был главным. Рейвенкловец не знал, сколько продолжался этот психоделический бред, но уже скоро Главный подошел к Грэю и выдернул изо рта мальчика кляп, не удерживая себя от странного жеста, который заключался в том, чтобы буквально пролезть пальцами к Артуру в рот. - Может вы объясните, какого боггарта тут происходит?! - отплевавшись, выкрикнул подросток. Однако объяснять ему ничего не стали, зато сделали ситуацию еще более омерзительной и опасной. Главный дал Помощнику большие портновские ножницы, что уже не предвещало ничего хорошего. Дальше – хуже. Парнишка засеменил к Артуру, после чего подросток услышал за спиной треск рвущейся попеременно с разрезанием ткани. - Какого дьявола! - вскрикнул Артур и зажмурился от стыда, который накатил тягучей волной из-за того, что одежда была не только разрезана, но и резко сорвана. Подросток хотел было завопить еще раз, но парень с ножницами запихал ему в рот обрывки его же [Артура] рубашки. - Без самодеятельности, Лики, - со зловещей ласковостью пропел Главный, при этом жестом показывая, что новый кляп вытаскивать не следует. Затем он обошел вокруг растянутого на веревках мальчишки и зловеще прошептал, обдавая ушную раковину Грэя тёплым дыханием: - Начнем-с, голубчик. Через секунду Артур забыл о том, что он без одежды, привязан и находится в обществе хаффлпаффцев, потому за спиной раздались два слова, заставившие подростка задрожать и зажмуриться. Зловещее «ВариАри ВИргис», а затем резкий свист хлыста, разорвавший безнадежную атмосферу комнаты, наполненную выкриками сумасшедшего Наблюдателя, отдаленным капаньем воды на что-то железное и шумным дыханием Помощника, что вертелся вокруг мерно шагавшего Главного. Грэй знал, почему каждое движение мучителей, каждый звук комнаты отдавались в сознании с такой пронзительной четкостью. Так было всегда перед сильной болью. Артур не ошибся в своих ощущениях. В следующую секунду свист хлыста повторился, только не такой пронзительный, как раньше, потому что был заглушен о кожу. Подросток дернулся, замычал в мокрую ткань кляпа, после чего услышал повторный свист и ощутил нарастающую боль: удар рассёк кожу на спине. "Повторения пройденного" не последовало, но раздался возглас Главного: - Нет! Не так! Лики, убери кляп. Я хочу слышать его неэмоциональность в эти минуты. Вновь мерзкие пальцы на губах, и рот свободен, вот только… Не мог теперь Артур произнести ни слова. Рэйв не хотел давать мучителям то, чего они ждут. «Упертый гриффиндорец! Проси, умоляй - что угодно, лишь бы отпустили!» - вопило подсознание, понимая, что скоро не сможет поддержать своего хозяина. Но мальчик молчал. Не из упрямства, а просто так. Он не знал, что говорить людям, в глазах которых не читалось ни единой мысли, ведь адская похоть затуманивала их разум, если он вообще имелся. Новый свист хлыста и отчаянный вскрик, который Грэй не смог, да и не захотел сдержать. Обжигающая боль постепенно приглушала все мысли, растерянно бегавшие по разуму рейвенкловца. Грэй перестал подсознательно считать количество ударов. Боль слилась в одну раскаленную режущую струну, которая жгла кожу на спине, пояснице, ягодицах. В какой-то момент все прекратилось. Нет, последствия пыток всё также жестко ощущались. Слившись со звуками хлыста и треском лопающейся кожи, они навсегда останутся в памяти мальчика, где найдут себе компанию из других подобных воспоминаний. Страшнее было другое: предчувствие, что на этом все не закончится. И вновь Артур был прав. Главный парнишка убрал палочку во внутренний карман мантии, после чего обошел подростка со спины и звонко, с оттяжкой, хлопнул того по ягодицам. - Первый этап подготовки нашего мальчика окончен. Артур с отвращением смотрел на то, как «барсук» слизал его кровь с пальцев руки, которой был совершен шлепок. Главный кивнул Помощнику и тот принес коробочку с какими-то тюбиками и странными предметами, вызвавшими у Грэя новую волну опасений. Наблюдатель тихо повизгивал в углу, заплевывая пол вокруг себя слюной, что пенилась у него на губах. - Хаффлпафф – факультет ранимых и любвеобильных? Сейчас мы подтвердим эту теорию, - пропел Главный, противно звякая чем-то железным и хлюпая тюбиком. - Откуда взял? - неожиданно заговорил Помощник (видимо, о предмете, которого Грэй не видел). - Забрал у старшего братца одну из его игрушек, - проговорил парень, после чего продолжил: - Сделай так, чтобы нашему мальчику стало приятно. Помощник облизал и без того мокрые красные губки, расплывшиеся в похотливой улыбке, а затем встал перед Грэем на колени и дотронулся до члена подростка, заставляя последнего зажмуриться и прошептать отчаянное «нет». - Да, пупсик, да. Мальчик, наконец, начал все понимать, - шептал за спиной Главный, продолжая возиться с «инструментами». Помощник вновь улыбнулся, после чего сделал то, что делало подобную эмоцию трудновыполнимой, а именно вобрал в себя орган Артура, противно причмокивая и истекая слюной. Грэй рванулся, чтобы обновить порцию боли во всем теле, но это не помогло. Ритмичные движения губ на члене, дополняемые скольжением чужой руки вверх-вниз, вызывали то, чего Грэй сознательно сторонился все подростковые годы – возбуждение. Успокоительных настоек не было, книг тоже, а классификация Зелий не могла справляться с организмом, который сквозь волны отвращения и боли получал то, чего, вероятно, ждал весь пубертатный период. Артур морщился, ненавидя себя за то, что не может сопротивляться тянущему чувству внизу живота, которое захватывало не только член, но и разум мальчика, заставляя забывать о том, кто это с ним делает и как. Давление внизу нарастало, Грэй еле мог сдерживать напрашивающиеся стоны, но Помощник не давал ему кончить, сдавливая кольцом из пальцев основание головки. Через несколько минут, когда Артур уже забылся, растворяясь в этой мучительно-приятной пытке, сзади послышался голос Главного, а после очень явно ощутились его пальцы, вымазанные чем-то холодным и прижимающиеся к анусу Грэя. - Нет!!! – вскрикнул подросток, словно этим мог что-то изменить. В мышцах послышалась резкая боль, несравнимая даже с эффектом от кнута. Подросток снова вскрикнул, желая "выгнать" из себя пальцы, грубо толкающиеся в его сфинктер. - Это еще не все, лапочка, - жарко и прерывисто прошептал на ухо подростку мучитель, после чего отдал команду Помощнику – Ты чего там замер?! Продолжай! Боль и гадкое удовольствие слились в одну ноту, заставляя Грэя толкаться навстречу раскрасневшимся губам стоящего на коленях «барсука». И в тот момент, когда сознание накрыло тягучей, резкой, невиданной ранее пеленой оргазма, Артур почувствовал, что на замену пальцам к горящему входу приставлено что-то более крупное, ледяное и, вероятно, даже металлическое. Насладиться первым в жизни оргазмом не удалось, так как он был начисто сметен новой болью, заставляющей орать так, что, казалось, порвутся мышцы рта, голосовые связки и даже последние ниточки, связывающие подростка с разумом. Вопль мальчишки заполнил комнату от потолка и до пола. Лишь капающая вдалеке вода, текущая из ануса кровь, летящая с губ шизика-Наблюдателя слюна и капли спермы, стекающие с члена Грэя, выбивали четкое стаккато на фоне мучительного крика. Боль – отличное средство забыть о времени. Время – отличное средство привыкнуть к боли. Движения железного фаллоса в заднем проходе уже не отдавали прежней резью, сменяясь вновь той пеленой, которая заставляла боль смешиваться с хоть и сомнительным, но удовольствием. Отчетливо выделяющаяся головка «инструмента» задевала внутри Артура ту точку, от которой шли приятные выстрелы в каждую клеточку тела, заставляя мальчика выгибаться, забывая обо всем, и хрипло стонать. - Наша красавица начинает понимать, что такое быть человеком, - проговаривал Главный мучитель, делая нажим на каждом слове, сопровождая его движением «игрушки» внутри Артура. Грэй мучился от глухой пульсирующей боли, от стыда и от адского желания скорейшей разрядки. Это желание тоже отдавалось болью, но более мягкой, обволакивающей, заставившей Грэя простонать те чертовы слова, которые он вряд ли когда-нибудь забудет: - Пожалуйста, возьми, пожалуйста! Помощник, по прежнему стоящий на коленях в паре шагов от Артура, удивленно поднял взгляд на Главного. Тот его не видел, так как был занят своим собственным членом и железной игрушкой, резко проникающей в Грэя, смешивая смазку и кровь. Сделав огромное усилие над собой, подросток открыл глаза и, посмотрев на растерянного «барсука», буквально выкрикнул: - Прошу тебя, возьми его! Помощник, видимо, слышал просьбу, а не приказ первый раз в жизни, а потому чуть ошарашено послушался, облизнув готовую взорваться головку Грэя. Задрожав, словно в приступе эпилепсии, Артур взвыл от залпов удовольствия, выстреливших в мозг, а после чего обвис, как тряпичная кукла, истекая спермой в рот хаффлпаффца. Что происходило дальше, подросток не помнил. Лишь одно останется в его памяти навсегда. Знание о том, как боль и удовольствие могут сплестись вместе, обвивая силками разум, делая из человека дешевую куклу, готовую умолять врага и унижаться перед ним, чтобы просто кончить.