Здесь не рождаются

- Спать хочешь, засранец ? - лысый, густо вымазанный белилами мужчина криво хмурит безбровый лоб, неодобрительно цокает языком, низко склонившись над выдвинутой полкой огромного помятого временем и переездами комода. - Жрать он хочет, говорю, смотри как пасть разявил,- другой, точно такой же выбеленный мужчина, нарочито небрежно завершает клоунский грим, кривя рожи старому потемневшему зеркалу. В сером изнутри шатре два бездушно одинаковых человека, одно отражение, и ребёнок, тёплый, нелепый, большеголовый, требующий больше чем сможет вынести. Клоун кивает бритой головой в сторону ребёнка, месяцев 6 от роду лежащего в импровизированном гнезде из костюмов и овечьёй шкуры. Маленькое раскрасневшееся чудище сердито и отчаянно орёт блистая почти полным комплектом зубов, показывая розовое нёбо и пуская прозрачную вязкую слюну на сценическое платье. Выставляет сжатые в кулачки руки и бесполезно месит пустоту перед собой, набирает воздуха, так, чтоб распёрло гибкую маленькую грудную клетку и вновь заходится в истерике разжижая мозг данным природой голосом. - Не надо, не надо его кормить, и без того, вон какой громкий. Спать ему пора, вечер уже, скоро последний выход. Клоун подлив керосина в лампу чуть плеснув на крышку многострадального комода, вздыхает, сгребает растопырившего руки и ноги ребёнка в охапку, и чуть придушив начинает интенсивно укачивать, подвывая себе под нос. Мальчик продолжает пронзительно, с импровизированным или непроизвольным подрыкиванием, реветь. - Кретин, детям жрать надо по 5 раз в сутки. И прекрати ты его так шманать, заболеет! И ради бога не вой, и без тебя хватает! Ребёнок резко затихает утянув с комода свекольный кучерявый парик, неожиданно ловко прижимает новую игрушку к себе, перестаёт дрыгаться увлечённо пожёвывая войлочные волосы. - Куда ему столько, и вообще, мне б так есть. Чёрт! Что ж ты делаешь, неразумное! - Вот видишь, есть хочет. - Гадить оно хочет, паршивец; забери у него мой парик, Заберри! Первый лысый срывается на визг, рёбёнка на его руках не видно под большим афро, только темечко, ещё не до конца закостеневшее покрытое густыми, химически зелёными волосами. - Марта должна скоро придти, а пока, заткнулся - радуйся. - Эта бестия, родила ребёнка, ненормальная, и где родила, в вольере, как додумалась, как его только тигры не сожрали ? И не спросишь кто папаша, хорошо устроилась, ей то, акробатке, язык не шибко и нужен, был... - Норл, она видимо и хотела чтобы... мужчина умолкает то ли замявшись, то ли просто докрашивая рот. - Да знаю я чёрт тебя дери!Бешенная, упрямая сука, и сын, спорим, такой же! Норл укладывает ребёнка обратно, выдёргивает парик из плотно сжатых кулачков, нахлобучивает его на голову, вздыхает вытирая о сшитые из лоскутов шаровары детскую слюну, ребёнок начинает реветь, на этот раз ещё более яростно. Мужчина горестно вздохнув оглядывает палатку в поисках чего либо способного заинтересовать ребёнка, сплюнув на землю хватает первые попавшиеся серьги, уже не известно чьи и продев на шнурок вручает ребёнку. Придушится, подавится, сам виноват, им только легче. Подхватывает ящик с булавами и уходит. Зеленоволосый крепко, зажимает подачку в обожжённой выдертутым париком ладошке, может бессознательно. Но он ни за что не умрёт, а вот вздремнуть не прочь. ...ещё на 80 можно клея меньше бери не переводи зря разгладь чтоб без пузырей... Монотонно и беспрерывно бубнящий мужчина лет 26 держит стопку рекламных афиш. Небо прокуренное, плоским бумажным листом накрывает город с одной гостиницей. Афишу, больше себя по площади клеит на столб пацан в грязной алкоголичке, майка здоровая, прорези для рук висят аж но до рёбер. Плюхнув кисть в банку с клеем пацанёнок прилипает вымазанной рукой к волосам в попытке их убрать с лица. Мужчина резко оживившись перехватывает листы подмышку и с энтузиазмом принимается материть парня на чём свет стоял, сердито рыкнув "терпи" дёргает за крепкое для 5 лет запястье. Зоро злобно шипит едва успев придержать многострадальные волосы. Разводит пальцы, клей с выдранными волосами туго тянется между грязными мозолистыми пальчиками. Смотрит сердито и упрямо, по другому пока не научился, а если и дальше так пойдёт, никогда не научится. - Постричь тебя надо, совсем зарос. Зоро молча кивает, при этом пытаясь сдуть щекочущую нос прядь. Небо темнеет выгибаясь большой матовой чашей, ощутимо холодает - Опять они что-ли с места снялись, говорил же, дождаться! Мужчина и парень до полуночи бродят по городу от плаката к плакату, мужчина ругается встав спиной к служебному входу шапито. ...представь что у тебя в руках кольцо, не разрозненные предметы а единое целое, просто перебирай их руками, рассчитай силу броска и траекторию, вот так... тренируйся, само собой ничто не делается. Мальчишка тренируется, можно сказать забывая поужинать, но, поскольку есть здесь всё равно нечего.. - Ты выходишь сразу после Марты, даже не так, выйдешь когда её будут спускать. - Зачем же её спускать. Бурчит Зоро, и правда, пусть там остаётся, всё равно по новой влезет наверх. Мальчик методично подбрасывает 4 булавы, сосредоточено сжав зубы, не по детски хмурясь, задрав пятачок к потолку. Зелёные как метка рождённых в дурдоме, цирке, волосы лохматые, отросшие, наверняка мешают смотреть. В чуть покрасневшей мочке, старые, слишком большие и тяжёлые для детского уха серьги блестят золотом. Келли смотрит как ходит под кожей детская тоненькая трахея, и почти не боится что если мальчик ошибётся снаряды один за другим упадут на его безмозглую кочерыжку, возможно даже проломив череп. Или погнув как жестянку Зоро за свою голову не боится. И за мамину тоже, ну, как сказать мамину. Никогда её мамой не называл, да и не была она ею, по сути... но волосы, такие дикие даже в цирке не часто встретишь, Зоро был уверен что немая ласточка и есть его мать, о том в чём уверен не думаешь, вот и он, о ней редко вспоминал... Настоящего имени не сказали, может его и не водилось, Зоро не спрашивал, больно надо. Женщину, тонкую, натянутую струной, любившую жадные взгляды на себе куда больше всего остального, уж точно куда больше расцарапанного мальчишки с зелёными волосами... Её прозвали Мартом. Мартой. У Марты волосы, до пояса были, зелёные, вьющиеся за ней хвостом, летящие и хлестающие по спине во время вольтижа. Зоро теперь плохо помнит, но вряд ли его мать была хоть на день старше Нами. Маленькая и лёгкая, с раскосыми глазами. Немая. Под потолком живущая. В последний день цветения сакуры, не была словлена ловитором, худым, излишне страстным мужчиной, которому доверяла больше чем себе; не была подхвачена намеренно, за что-то: Зоро видел как разжалась толкнув чужая ладонь.И до сих пор видит, изредка. Ласточка упала в ноги своему сыну, со свёрнутой шеей. Вблизи она оказалась похожа на гусыню, старую, общипанную до проплешин. Зоро был рад неудачному углу шеи, знать в чём ещё похож на эту женщину совсем не хотелось . Ророноа переступает через зелёные, жутковатые, будто стремящиеся корнями врасти в утоптанную до гладкого землю, волосы, уходит насовсем.