Закрытая библиотека. Ночь. Дыхание.

— «… Книги — это дар Дьявола, как дар человечеству познания. Многие называют „Трактат Венеры“ дьявольской книгой, проклятой книгой. Отчасти оттого, что боятся, что она несет с собой. И их страх вполне обоснован. Поговаривают, что эти книги — „Трактат Венеры, Присциллы и Мессалины“ Леоны Лилэй заколдованы… Что в них лежит старая сила, древняя магия, почти что самый низший из пороков, освященных в этой книге, окутывает ее…» — «…творчество Лилэй до сих пор трудно отнести к тому или иному виду жанра. Возможно оттого, что чувства, описываемые в книге и испытываемые героями неясны. Они приближаются к друг другу, но чем меньше расстояние между ними, тем больше вероятность того, что они оттолкнутся друг от друга. Быть может, тянет их друг к другу не любовь, а простое желание познания. Такое же желание тянет туристов в Египетские пирамиды, в пещеры, в горы. И в этом нельзя их винить. Такова природа человека, а природу не стоит подавлять или недооценивать…« Вот что услышала проходящая мимо малоизвестного ей кабинета Гермиона Грейнджер, несущая книги в библиотеку. До закрытия бибилиотеки оставалось всего полчаса, но она успевала. Некая Лилэй заинтересовала ее, в чем было постыдно признаться — девушка никогда не читала таких книг. Да и вообще, такие книги были табу для обычного общества. Тем более для нее, они были совсем не по школьной программе, совсем не серьезные книги. С сексуальным подтекстом. Еще неделю назад она слышала об этой книге, точнее серии книг Лилэй от одной когтевранки. Несколько книг находились в библиотеке, по непонятным пока причинам, в отделе философии и магической психологии. Она оттолкнулась от стены, к которой прислонилась, слушая данный отрывок, рассказываемый очень эмоциональным и увлеченным своей работой учителем по имени… но вряд ли оно что-то вам скажет. Видимо он вел какое то дополнительное занятие, или быть может, какую-то отдельную дисциплину, которая затрагивает такие сомнительные книги. Гриффиндорка поспешила в библиотеку, благо она находилась тут же, за поворотом. Мадам Пинс не было на месте, девушка оставила книги на ее столе и уже было собиралась уходить, как вдруг задумала пройтись меж стеллажей в настойчивом желании найти эту Лилэй. Всего лишь человеческое любопытство, не стоит винить в нем девушку, стремящуюся к знаниям. Походив по библиотеке взад-вперед минут десять, освещая палочкой то одни книжные полки, то другие, она, наконец, нашла стеллаж магической психологии. Множество книжек были окружены таким толстым слоем пыли, что девушке оставалось только удивляться, как можно не читать такие, несомненно, сложные, но от этого не менее интересные книги. На четвертой полке лежало несколько заметно очищенных от пыли книг, их-то Гермиона и сняла. Две из них оказались книгами Лилэй. Еще не прочитанные, они уже обескуражили ее своей откровенной обложкой - изображением обнаженной пары, тянущей друг к другу руки, а на кистях рук - кровоточащие стигматы. Девушка и не заметила, как села в какое-то кресло. Ей даже показалось, что оно было еще теплым. Произнеся заклинание света, она раскрыла книгу. Та сопрождалась небольшими картинками, видимо, зарисовками самого автора, не менее откровенные, чем обложка. — «Мужчина и женщина по своей природе — враги. Любовь только на краткое время сливает их в единое существо, живущее единой мыслью, единой волей, чтобы потом тем решительнее развести их. И тогда тот, кто не сумеет подчинить другого себе, и оглянуться не успеет, как почувствует ярмо на своей шее…„ Легкое дуновение ветерка отвлекло девушку от чтения и она порывисто обернулась, чуть пристав с кресла. Никого. — Мадам Пинс? Абсолютная тишина. Странно. Даже мадам Пинс нигде не слышно. Успокоившись, Гермиона вновь принялась за чтение, хотя ей следовало бы уйти отсюда побыстрей, чтобы не навлечь на себя гнев библиотекарши или завхоза и его кошки. — «…Мужчина жадно стремится к обладанию, женщина - предмет этих стремлений; это ее единственное, но зато исключительное преимущество. Мужчина, обуеваемый страстью, находится целиком под властью женщины, и та, которая не сумеет сделать его своим подданым, своим рабом, более того - своей игрушкой, чтобы потом со смехом изменить ему - такая женщина просто неумна. Чем больше предана женщина, тем скорее наступает отрезвление у мужчины, который незамедлительно превращается в тирана. Чем больше жестокой и неверной выкажет себя женщина, чем грубее она с ним обращается, чем легкомысленней играет им, тем сильнее разгорается сладострастие мужчины, тем больше он ее любит, боготворит. Для мужчины нет ничего пленительнее образа прекрасной, сладострастной и жестокой женщины-деспота.« На следующей странице шла картинка — призывно улыбающаяся женщина, закутанная в темные меха и ничего более, сидела на оббитой синим бархатом тахте, левая ее рука поигрывала с хлыстом, а правая обнаженная нога небрежно опиралась на спину черноволосого мужчины, простершегося пред ней ниц, подобно рабу. А мужчина… мужчина кого-то явно напоминает. Он определенно красив, с резкими, но правильными чертами лица, с черными длинными волосами, с выражением беззаветной страсти поднимавший к женщине горячий мечтательный взгляд мученика. Он определенно на кого-то дивно смахивает, но не стоит в этом признаваться. Желательно даже не думать об этом. Его черные глаза, кажется, плавят все вокруг. Увидев эту картину и прокрутив последние прочитанные слова, в низу живота Гермионы неожиданно начал затягиваться горячий клубок. Пролистав дальше, она нашла еще картины, и еще и еще. Как могли призрачно нарисованные картины, очертания мужских и женских тел, безплотные, едва ли чувственные, взбудоражить ее ум? Рядом с длинными запутанными изречениями — наброски женских и мужских губ, глаз, будто только что нарисованные карандашом. Девушка скользнула пальцем по рисунку — и вправду, он был совсем недавно нарисованным, на пальце гриффиндорки остался серый след от грифеля. Кто же нарисовал это? Неужели та на вид серьезная и строгая когтевранка? Губы, прикасающиеся в поцелуе к другим губам, скользящие языков внутрь. Гермиона расстегнула пуговицу на рубашке. Еще какой-то текст, но глаза не могли удержаться на нем, мысли уходили совсем не в ту степь. С каждой страницей они становились все громче и громче. Она облизала сухие губы и порывисто вздохнула. Воздух вокруг внезапно стал горячим и тяжелым. Еще страницы, еще какой-то текст, еще картины и между ними - рисунки. Легкие наброски силуэта мужчины и женщины, застывших в страстных объятьях, изящные мужские руки на женской талии, мужские губы на шее женщины. Вот уже и в висках бьет кровь. А позади кто-то почти что незаметно, но только почти, дышит в затылок. Но оборачиваться совсем не хочется. - Мисс Грейнджер, - произносит бархатный, хриплый голос совсем близко к ней. Шепот профессора Снейпа. - Мисс Грейнджер…