Маленький проигрыш и огромная победа.

Многие из нас пропадут, не оставляя ни единого следа своего существования. Растворятся, просто исчезнут. А ведь минутой ранее полные чувств и эмоций, сейчас переваривались в желудочном соке чудовищ. Многие из нас имеют дома, где засохшей кровью заляпаны семейные фотографии в красивых рамках. Разоренные, пустые дома, которые в панике пришлось покинуть. Многие имели пса со смешной кличкой, лопоухого, милого, со скрюченным хвостом. Потом, оборачиваясь, когда в спешке бежали, видели судорогой проникнувшееся животное тело с раздробленной очередным упавшем камнем головой. Многие из нас ругали маму, которая приходила гасить свечу поздним вечером, не дав дочитать последнюю главу. Многие умоляли ее ночью, в казармах, сквозь сон, воскреснуть. Многие были благородны, словно рыцари, а теперь пали безымянными героями. Смогу ли я найти тебя вопреки этому хаосу? Ужасная, бесчестная, грязная битва. Орошенные кровавыми сгустками мостовые, кишки, вперемешку с живыми людьми, вопящими, как малые дети. Цветочные горшки, которые, в один миг разлетевшись в мелкую глиняную крошку, выдавали солдат звуком шагов, привлекая внимание монстров. Затупившиеся мечи с оборванными тросами нашли последний приют на изуродованном теле. И тел таких – десятки тысяч. Десятки тысяч воспоминаний, десятки тысяч снов и надежд, которые ныне станут лишь прахом в общем погребальном костре. Ныне они - лишь глоток спиртного у командоров, которые со слезами на глазах будут поминать страшные, обреченные на проигрыш, баталии. - Эрен, весь отряд у стены! Командор Ханджи готовит какой-то план, чертов план, слышишь?! Остановись! – кричал разъяренный друг, уже оставшийся позади, замедлив бег, когда наконец нашел заблудшую овцу на почти отданном титанам участке города. Разгромленном, обезображенном, мертвом. Жан прикусил губу, не зная, ринуться ли за Джагером вслед или же исполнить долг и доложить командованию об обстановке в северной части города. Минута размышлений, рассерженного взгляда вдогонку за другом, который неумолимо удалялся, лаврируя меж домов, и Кирштайн принял заведомо правильное решение - умереть самому, нежели предать друга и выполнить поручение. Нечеловеческие зубы сомкнулись на статной фигуре где-то в районе груди, алыми брызгами орошая сухую, раскрошенную черепицу крыши. Эрен слышал крик и слышал возню огромного существа позади. Он не мог ошибиться, потому что именно этот голос чаще всех остальных окликал его для споров и драк. - И не смей теперь следовать за мной лошадиным призраком! – утирал слезы мальчишка, не видя впереди проносившегося пейзажа. Не видя, как внизу, подобно Жану, рвали в клочья солдат, как внизу разразилась бездна смертельного проигрыша. – Марко надерет тебе задницу, что ты пришел к нему так поздно! – обессилев, вскричал юноша, резко делая крюк вокруг приметной башни очередного здания, высокой, походившей на шпиль. Ноги подкосились, и парень шумно упал, путая собственные слезы с начавшимся только что дождем. «Он никогда не сдавался и всегда шел вперед. Он не опускал рук и яростно говорил от самого сердца, и делал шаги сквозь боль. Его глаза всегда были полны воли и стремления. Он – надежда человечества». Ну, и где же он? Тот, кто всегда меня защищал, кто утешал и позволял проплакаться на своем плече, позволяя забыть, что я обязан быть сильным. Обязан не падать лицом в грязь, обязан быть стойким. Где тот, кто тайком от меня самого выговаривал эти слова какому-то очередному собранию умных дядечек, которые не в первый раз решили вздернуть «титана» на висельнице, не дав шанса человечеству? Где тот, кому это удавалось? Где тот, кто не показывал мне волнения, страхов и боли от таких разговоров с чужим людьми? Где же он? Зеленые глаза, полные слез отчаянья, не знали, на чем сфокусировать взгляд. На столбе дыма у стены в самой дали? На чьих-то разбросанных везде, словно песок на пляже, бездыханных телах? На разоренных домах или титанах, бродящих на каждом шагу с гримасами полной почти что человеческой насмешки? Может быть, капралу надоело слушать мои стенания? Может быть, он по горло сыт слезами, которые я лил на прошлой неделе из-за гибели Арлета? Из-за гибели Конни? Их лица, омерзительные, пугающие и непропорциональные, вызывали у Эрена ярость. Самую неподдельную, искреннюю и сильную. В голове всплывала картина, как то мерзкое чудовище, раскрывая пасть, закатило глаза от удовольствия, проглатывая нежно любимую мать. Все они - подделки. Происки дьявола – созданы по образу человека, чтобы ввергнуть в ступор, в ужас и страх. Чтобы сожрать побольше, перемолоть кости меж зубов и подавиться чьей-нибудь головой. Может быть, капрал уже покоится у кого-то в желудке, на прощанье оставив в памяти последнюю брошенную мальчишке фразу – «борись». Леви не был дураком или лжецом, он знал, что за бой их ждет. Если так, то он оказался самым жестоким человеком во всем белом свете, – развернувшись, одарив пред этим Эрена пронзающим, чувственным взглядом, мужчина исчез со стены, которая была прорвана, исчезая в ворохе смертей, трагедий и мучений, в ворохе, в который окунался не раз. Не раз и не два. Смогу ли я найти тебя там, где ты бывал чаще, чем в теплой постели? - Ублюдки… вы чертовы… ублюдки, – прорычал шатен, сквозь слепую злобу смотря на очередную тушу в нескольких метрах от него. Тушу, которая, подобно стервятнику, огромными ручищами копошится в разрушенном доме, слыша чей-то плач. Эрен резко выпрямился, не видя перед собой ничего, кроме открытой мясистой шеи. Парень не чувствовал ничего, кроме крепко сжатых в ладонях рукоятей мечей и легкого скачка, променяв почву под ногами на быстрый и плавный полет, вырезая кусок омерзительной, скользкой нечеловеческой плоти, тут же, без приземлений, стремительно направляясь вперед. В пучину и рану падения стены. К огромной дыре, из которой под стать крысам, сочились уроды, вгрызаясь в плоть друг друга, опьяненные запахом крови ранее значимых кому-то людей. Эрен не верил в борьбу, давно не верил и оставил эту пустую затею. Люди хуже монстров, ломают друг друга и портят жизнь самим себе. Предают, убивают, насилуют, грабят, – и потом восхваляют в песнях тех, кто в свои восемнадцать полегли, ударившись юным телом о камни, пытаясь спасти чью-то оставленную, как ненужный груз, годовалую дочь. Тешатся мыслями, что армия и война – не их судьба. Что они прирожденные торговцы, актеры и художники. Что сидеть дома, спокойно попивая чай, куда более им по духу. Тщетные поиски, тщетные слезы. Юнец витал в высоте, взглядом искав необходимого человека, предав всех, кого мог. Предав мать, отца, команду, друзей и даже самого себя. Как Ривай расценит его поступок? Как оценит его непослушание, его поведение, которое всецело было отдано эмоциям? Как расценит то, что юное сердце заходится в вое при одной лишь мысли о потере? Леви не одобрял его бурных чувств. Не одобрял самодурства и решений, которые Эрен принимал, находясь во власти вспышек своих ощущений. Брюнет всегда хмурился, когда Эрен тихонько целовал его за ухом перед уходом в штаб; ворчал, когда тот сбегал в короткие перерывы, чтобы принести ему чай (Эрен-то знал, что Аккерман тот еще трудоголик и лишний раз не взглянет даже на часы); и даже всего пару дней назад, когда получил свой подарок в скромной, маленький коробочке, старался сохранять спокойствие на лице. Но сам, однако, не упускал возможности забрать Эрена из казармы под каким-нибудь предлогом, всю ночь осыпая юное тело поцелуями и нескончаемыми ласками; всегда незаметно и молчаливо оставлял на собственном столе в комнате сладости, которые чудом находил в этом безумном мире, где соль была ценнее золота; и всегда, непременно и бездумно, защищал этого одинокого и брошенного целым миром ребенка от любой напасти. Неважно, что было ей причиной, Леви был готов посвятить все свое существование, доселе пустое и никчемное, одному единственному, ярко-изумрудному огню в этом мире. Огню, который погас бы без бережливого ухода. Смогу ли я найти..? «Ханджи…»: пронеслось у Эрена в голове, когда у стены, вверх, рассекая пасмурное небо, рванули лезвием две тревожные, красные сигнальные ракеты, привлекая всех титанов в округе. Какой план она могла придумать? Какой план вернет к жизни тех, кто погиб? - Я вдоволь накормлен сказками о том, что я должен бороться ради выживших, – вдруг четко и вслух произнес юноша, вновь переворачивая лицом к себе чей-то труп, одиноко приютившийся посреди улицы, и тут же взмыл вверх, без устали безумным взглядом обводя все стремительно сокращавшееся для поиска пространство. «Если ты думаешь, что факт, что ты выше, позволяет тебе… кхм… спасибо, я и сам мог достать эту книгу». Неужели ты думаешь, что я забуду тот момент, когда ты впервые подпустил меня к себе близко? Когда отозвался по-доброму, не дыбя шерсть, подобно одинокому волку, позволяя только себе издали за мной наблюдать и на расстоянии заботиться? Что забуду тот раз, когда ты коснулся моей руки, призывая задержаться, хотя я зашел всего лишь за какой-то формальной бумагой, которую требовалось передать командору? Что забуду, как ты смотрел на меня, когда я только-только пришел в сознание, тогда, потеряв контроль над титаном на одной из тренировок? Что забуду все то, чем ты позволял мне собой дышать, когда мои силы иссякли?! Забуду тебя и позволю остаться где-то тут?! Юное лицо, омраченное неизмеримой горечью и страхом, не теряло своей красоты, – красоты естественности и открытости, которая располагала к себе. Эти черты, мягкие и манящие, только подчеркивали огромные зеленые глаза, которые, словно страницы книги, всегда давали четкое понимание, что происходит у мальчишки в душе и голове. И сейчас они тоже не врали – Эрен почти потерял себя, не думая о долге, человечестве, оставшихся в живых и шансе спасти собственную жизнь. Ранее в глазах играло буйное, зеленое лето, сейчас же они отражали глубину заросшего озера. Скользкие сомнения и страхи объяли Эрена с головой, подобно водорослям, которые тянут на дно утопленников. Которые обволакивают своим существом чужое, бездыханное тело, начиная процесс разложения, позволяя телу пойти на корм рыбам. Разложение уже началось: Эрен не чувствовал вины за те жизни, которые мог спасти по дороге к точке, откуда начался весь кошмар; мальчишка позабыл о друзьях, которые жертвовали жизнью, отправляясь следом за ним, прекрасно зная, что он найдет по прибытии; Эрена не волновала судьба человечества, умри он в эту же секунду. Рыбы же начали жадно пожирать его сознание: вот одна, самая большая и голодная, вцепилась в сердце, раздирая его на тысячи частей, давая корм и другим рыбам. Имя этому созданию, обитавшему в озере, в самом чистом и самом глубоком озере в душе мальчика – Любовь. - Капрал! – охнул Эрен, чьи глаза тут же загорелись, подобно окнам в доме, где ждали самых желанных гостей. - Капрал, неужели! Неужели я вас нашел! – мчась сквозь вереницу разрушений, не мог найти себя от радости юноша, видя мужчину у самых ворот, к которым прямо сейчас спешили полчища чудовищ, которых привлекали солдаты сигнальными ракетами и звуком колоколов на ближайшей, раздавленной чьей-то чудовищной большой рукой, церкви. Прямо сейчас, когда Эрен затормозил стройными ногами по влажной, выложенной камнем дороге перед проломленными воротами, к этому месту спешили, что-то гортанно вопя, убийцы сотней жизней, неумолимо приближаясь к двум людям, которые были заняты только друг другом. - Ну и дурак же ты, Эрен, – усмехнулся Ривай, с улыбкой смотря на мальчишку, который бездумно тут же оказался спустя мгновение у его колен. Сил у мужчины сидеть не было, да и говорить тоже, – тот прислонился спиной к стене дома, сплюнув кровью на мостовую, тут же, насколько сил хватило, обнимая тяжело дышащего мальчика. Считанные минуты отмеряли им существование, и Леви, желая только одного: взглянуть в обожаемые глаза, заключил чужое лицо в объятье бледных ладоней, всматриваясь в малахитовый взор, который Эрен жадно устремил в чужой – такой же влюбленный, серый, и теперь спокойный. - Я ждал тебя. - А я нашел! Нашел вас! – со слезами улыбался Эрен, лоснясь к чужим рукам, целуя тонкие пальцы и не думая ни о чем, прекрасно понимая, что сдался. Растворяясь в чужом тепле и обоюдной любви. Прекрасно понимая, что сильнее всего на свете рад этому проигрышу. Понимая, что это его личный проигрыш и одновременно победа, которую разделит в этот день человечество. Прекрасно понимая, что это их последний поцелуй.

***

Микаса застыла, не в силах двинуться, сдерживаемя двумя солдатами, которые не пускали ее в зону поражения территории, заложенной динамитом, который сейчас, с минуты на минуту, придет в действие, в щепки разнося все в округе на ближайшие добрые пару километров, запечатывая вход и давая человечеству еще одну маленькую победу. - Командор Ханджи сказала, что это наше спасение! Мы потратили два отряда и почти три часа на распределение динамита, но это поможет! Поможет и спасет нас! - кричал в восторге какой-то юнец, утирая слезы – в сегодняшней, первой для себя битве, он понес первые же потери, сейчас благодаря всех известных богов за то, что в считанные секунды этому грянет конец. Девушка в полном бессилии застыла, смотря на своего командора и Эрена, которого так спешила спасти. Но сейчас, перед самым взрывом, оглушительным и беспощадным, поняла, что ему не нужно спасение – он счастлив и обрел спасение в тех руках, которые крепко сейчас прижимали его к себе.