Carry on...

Ты никогда не задумывался, почему мы, уже взрослые парни, до сих пор живём вместе? Я думаю про это практически каждый день. Мы оба знаем ответ на этот вопрос, и как бы я хотел, чтобы наши ответы совпадали. Но, надо сказать, ты с детства был более домашним, поэтому я не удивляюсь, что тебе легче жить с братом и родителями, чем с девушкой. А вот мне... мне не легче, скорее наоборот, но представить свою жизнь, свой дом без тебя я уже не могу. Наверное, глупо писать тебе письмо, когда ты спишь в соседней комнате, вот только я не могу сказать тебе в лицо то, что пишу, но после сегодняшнего вечера, который ты провёл, обнимая какую-то блондинку, молчать я тоже больше не могу. Я люблю тебя, Дим. Уже давно. Очень сложно скрывать это, ведь любая заинтересовавшая тебя девушка выводит меня из равновесия, потому что я мечтаю оказаться на её месте. И наплевать, что это невозможно. Как бы я хотел вернуться в детство, когда мог спокойно обнять любимого старшего брата, не вызывая ни у кого подозрений. Возможно, я тогда уже любил тебя больше, чем просто брата, но раньше я даже не думал об этом. Наверное, ты решишь, что я свихнулся. Согласен с тобой. А может это пройдёт? И потом мне будет смешно и стыдно вспоминать это письмо... Ну да, люблю я себя обманывать. Ничего не пройдёт. Ни одного человека я не смогу полюбить так, как люблю тебя. Не знаю, что будет, когда ты прочтёшь это. Скорее всего, я буду тебе противен. Знаешь, а мне уже всё равно. Главное я всё рассказал тебе. Сегодня я проснулся неожиданно рано, несмотря на то, что вернулись домой мы с Володей ближе к утру. Увидев на своём столе листок исписанный братом, я не удивился - он всегда разбрасывает свои бумаги по дому. Однако что-то дёрнуло меня в этот раз вглядеться в Вовкины каракули и прочитать написанное. Минут 15 я был в ступоре: всё-таки не каждый день я получаю признания в любви от родного брата. Смутно веря в реальность происходящего, я направился в комнату Вовы, не представляя, что буду говорить. Зайдя в комнату я увидел странную картину: почти все вещи брата были раскиданы, как будто тут был обыск, видимо Вова сильно психовал; а сам он лежал на кровати и спал. Смотря на спящего брата, на то, как он забавно дергает носом во сне, я думал о нас с ним, вспоминал разные моменты связанные с Вовой, понимал, что не могу жить без него. Интересно, как давно я перестал относиться к нему только как к брату? Мы сами виноваты в этом, проводя столько времени вместе, стали друг другу самыми близкими людьми. Я полюбил Вову давно, просто не мог ни себе, ни ему признаться в этом. Не хватало смелости. А у него хватило. Мой любимый брат, сколько раз его решимость спасала нас. Вот и сейчас... Поглощённый этими мыслями, я, не осознавая что делаю, лёг рядом с младшим, обнял его, и только удивлённый взгляд Вовы отрезвил меня. Я хотел рассказать ему всё, что накопилось у меня в душе, но Володя перевёл свой взгляд на мою руку, которой я всё ещё сжимал его письмо. Глаза брата тут же расширились от испуга. Не найдя слов, чтобы его успокоить, я решил оставить все объяснения на потом и просто поцеловал Вову. Тот сначала вздрогнул, но когда понял, что я делаю это искренне, расслабился и ответил на поцелуй. Я понимал, что брат почти всю ночь не спал, поэтому нехотя оторвавшись от его губ, я прошептал: "Спи". Вова прижался ко мне и с удовольствием продолжил смотреть сны. Только теперь на его губах играла счастливая улыбка.