Неожиданные хлопоты

Судья Дэвид Ливси только-только закончил подклеивать переплет «Приключений Родерика Рэндома» и еще не успел убраться на столе, когда в дверь постучали. — Войдите! — рассеянно разрешил он, и на пороге кабинета появился слуга с длинным и постным лицом, к которому шутница-природа приставила нос картошкой. — Мистер Ливси, — скорбно сообщил слуга; впрочем, он всегда так говорил, и эта похоронная серьезность служила неисчерпаемым источником шуток. — К вам посетители. Какая-то дама с девочкой. — Если это по делу покойного Симса, то следствие еще не закончилось, Ласселс. Можешь так им и передать. Надеюсь, тебя не надо предупреждать, чтобы ты ничего у них не брал? — мистер Ливси уже привык, что к нему часто приходили родственники обвиняемых и пострадавших, присылали подарки и деньги, а один джентльмен даже оплатил ужин на пять персон в таверне «Ключ и Звезда». Такими нехитрыми способами люди пытались склонить чашу весов правосудия в свою сторону, но пока что никому еще этого не удавалось. — Но я уже взял, сэр, — еще трагичней заявил слуга. — Я взял у них письмо, мистер Ливси. — Письмо? Давай его сюда. Жестом дуэлянта, который вынимает шпагу из ножен, чтобы отсалютовать противнику, слуга достал из-за обшлага ливреи сложенную вчетверо бумагу и положил ее на стол. Судья почесал переносицу и принялся за чтение. — Интересно, — заметил он через несколько минут. — Это сестра мне пишет, Ласселс. Давно я не получал от нее вестей... Пишет, что они оказались в трудном положении... Дома все заболели... Просит приютить племянницу Элизабет. Интересно, дата почему-то стерта... — мистер Ливси поднял бумагу на свет, чтобы взглянуть на затертые слова, но разобрать ничего не удалось. Слуга поджал губы, как будто врожденная чуткость не давала сказать, что ему все это не нравится. — Я сейчас спущусь вниз, Ласселс. Займи их там чем-нибудь. Сестра судьи жила в Шотландии, неподалеку от Глазго. Письма писать она не любила, поэтому обычно мистер Ливси получал от нее лишь краткие записки к Рождеству. Содержание их было примерно одинаковым: вначале пожелания устроить свою жизнь женитьбой, здоровьем и богатством, потом короткое «у нас все здоровенькие» и завершалось перечислением многочисленных родственников и знакомых, которые тоже желали судье всех благ. Большую часть из них Ливси не знал, но сестра, похоже, об этом даже не задумывалась. Когда он спустился вниз, первое, что бросилось ему в глаза, — несчастное лицо Ласселса, в парике у которого застряли куриные перья. — Осторожней, мистер Ливси, — прохрипел он, и звонкий голосок из-за спины крикнул в спину судье: — Бу! Ливси недоумевающе развернулся и тут же ему в лицо метнулась белая и пушистая вьюга, пахнущая льном и птичником. — Это что такое? — строго спросил он, выплюнув изо рта перо, и наконец разглядел прелестную шестилетнюю девочку, которая смущенно опустила лицо. — Подушка, — без запинки ответила она. — Которая лежала на стуле. Я нечаянно расковыряла ее, и няня побежала искать нитки у кухарки, а потом мы начали играть с тем мрачным джентльменом. Я хотела его развеселить! Он так потешно пытался отнять у меня остатки подушки, что мы ее совсем порвали... — Маленькие дети сведут меня в могилу, сэр, — признался слуга и приложил руку к животу. — Даже сердце заболело. — Вы трете себе желудок, Ласселс, — заметил Ливси, и тот возмущенно отдернул руку и сделал вид, что поправляет свою ливрею. — Юная леди, веселить этого сухаря — зря тратить время. Как я понимаю, вы и есть моя племянница? — Ой, а вы мой дядя? — она отбросила ложную скромность и крепко его обняла. — А я думала, вы совсем не такой! — Да? — Ливси поправил ей чепчик. У нее были яркие серые глаза с желтой крапинкой на радужке и курносый нос. — Да. Мама грозила, что отправит меня к вам. Потому что вы суровый судья и гоняетесь за преступниками. Я думала, вы — кривой старик с огромной дубиной. А у вас есть лошадь? А маска? А вы многих убили? — Я? — судья хотел было рассмеяться и сказать, что все это глупости, но Элизабет так на него глядела, что он только многозначительно промычал. Ласселс проворчал что-то неодобрительное и поковылял к дверям, отряхивая с себя перья. — Когда я вырасту, я стану бандиткой, — мечтательно произнесла новоявленная племянница. — Вы же не будете меня строго судить? — Если ты не будешь грабить и убивать, то и я не буду, — пообещал судья. — Я стану доброй бандиткой, — заверила его Элизабет. Что это значило, Ливси спрашивать не стал. Он присел, и она деловито принялась чистить его домашний халат и парик. — Ты не утомилась в дороге? Может быть, хочешь поесть? — судья внимательно рассматривал ее. Он никак не мог уловить ее характер. — Хочу, — тут же согласилась племянница и наклонила головенку набок. — И чем тебя обычно кормят? Видишь ли, у меня в доме нечасто бывают дети... — На обед мне подают торт с марципаном и сливками, — затарахтела она и принялась загибать пальцы. — Это закуска. На первое — суп из мороженого с карамельными рыбками, на второе — суфле, а на сладкое... — Понял-понял, юная леди, — в притворной печали прервал ее судья. — У меня, к сожалению, сегодня на обед суп из скорлупок орехов и салат из одуванчиков. Но я могу заставить кухарку приготовить цыпленка. Как ты на это смотришь? Девочка потерла нос и вздохнула. — Ладно уж... Пусть будет цыпленок, — величественно разрешила она. — А хотите, я вам станцую? — Потом, — отрезал Ливси. — Я старый и злобный, я не люблю глядеть на танцующих детей, когда голоден. — Не такой уж вы и злобный, дядюшка, — великодушно сказала Элизабет и взяла его за руку. — Значит, все-таки старый, да? — в ответ на это девочка скромно промолчала, и про себя судья даже немного расстроился. Обед прошел достаточно тихо, и Дэвид Ливси, который ждал, что племянница будет болтать с набитым ртом, крошить хлеб или даже чем-то кидаться, был приятно удивлен ее манерами. Может быть, в этом была заслуга няньки-шотландки, которая, как только Элизабет слишком резко двигалась, пугала девочку разбойниками. Судья вначале удивился, потому что сомневался, что племянница испугается такой детской угрозы, но потом расслышал, что нянька грозила Элизабет, что разбойники ее не заберут, и усмехнулся. После обеда племянницу уложили спать в восточной гостиной, и Ливси с облегчением вздохнул. Он рассчитывал спокойно поработать пару часов и подумать о том, как устроить Элизабет, пока она будет гостить у него, но истошный крик Ласселса спутал все планы. — Что случилось? — поинтересовался судья, спешно спустившись вниз. — Кто-то срезал с моего камзола все пуговицы, — возмущенно заявил слуга. На вытянутых руках он держал ливрею. — Это все ваше племянница, мистер Ливси! Пороть ее надо, сэр! — Уверен, у нее была на это причина, Ласселс, — примирительно произнес Ливси. Похоже, с Элизабет стоило поговорить. Когда он вошел в комнату к племяннице, она приоткрыла глаз и тут же зажмурилась. — Рассказывай, — велел судья. — Я тебя внимательно слушаю. Из-под одеяла послышалось сопение. — Я не нарочно, — послышалось оттуда. — Как так можно ненарочно сделать? — Я не знала, что это важные бумаги... — Бумаги? — в ужасе переспросил Ливси. — И что ты с ними сделала? Одеяло долго молчало и не шевелилось, а потом с тяжелым вздохом ответило: — Я нарисовала там котика... — А пуговицы? — про себя судья решил, что надо на всякий случай спрятать все мало-мальски важное. — Это для Аманды. — Кто такая Аманда? — Медведица... У нее потерялся глаз. — И ты отрезала все пуговицы на камзоле у несчастного слуги, чтобы пришить ей глаз? Одного бы хватило! — Я подумала, что он тогда не хватится... Подумает, что это грабители. — Пуговичная банда и ее смелая предводительница, — задумчиво произнес Ливси. — Вы будете меня пороть, дядюшка? — опасливо спросили из-под одеяла. Судья долго молчал, затем решительно ответил: — Нет. Не буду. Я буду тебя перевоспитывать. Первым делом ты пришьешь пуговицы Ласселсу... Куда надо, Элизабет! Куда надо!.. И если ты будешь вести себя хорошо, я расскажу тебе о разбойниках и пиратах, которых видел сам, и, может быть, возьму тебя покататься по окрестностям. Верхом. Ты же не каталась верхом? Одеяло отрицательно замычало. — Каждый день будет для тебя испытанием, — сурово сказала Ливси. — На первый раз я тебя прощаю, но на второй посажу тебя в холодную ванну, как сажают одержимых. Они потом становятся спокойными. И буду делать так всякий раз, когда твои поступки обидят или оскорбят окружающих. Одеяло вздохнуло. — Но ты не злая девочка, Элизабет, — успокаивающе добавил он. — Поэтому мы будем с тобой танцевать, и кататься верхом, и выйдем в море, и много гулять. И еще тебе придется помогать няньке с работой. И мне тоже. Согласна? — Я еще маленькая, — попыталась защититься племянница. — Ничего страшного, — хладнокровно ответил судья. — Это поправимо. — Вы все-таки злобный, — с хлюпаньем донеслось из-под одеяла. ...Прошел месяц... — О, миссис Хемсуорт! Вообразите, я только что ехала к вам и видела судью Ливси. Он передавал вам поклон. — Наверное, он опять был со своей очаровательной племянницей? — Да! Я всякий раз ставлю ее в пример своим проказникам, как только они что-то натворят. Удивительная девочка — разумная, вежливая, всегда бросается на помощь. — А как умно говорит! Вот она, сила родства, миссис Хиггинс. Благородство и достоинство никуда не денешь. Я только не понимаю, почему наш судья все время таскает это милое дитя с собой... — У всех своих причины, миссис Хемсуорт. Но на них так приятно посмотреть! А вы видели, как этот мрачный Ласселс разрешает ей ездить у него на шее? Знаете, я думаю, судье надо жениться, он просто создан для семейного счастья. Вы не думали... О вашей Мэри? — О нет, нет, миссис Хиггинс. Куда уж нам, у нас всего лишь одно поместье, которое почти не приносит дохода. Но вы правы, судью надо женить, иначе он зачахнет. И обе приятные дамы тяжело вздохнули, прежде чем приступить к самому увлекательнейшему занятию последних лет — подбору невест для холостяка-судьи.