Форма и содержание

Когда ты уже вышел из подросткового возраста, но ещё не вошел в полную силу, мир кажется враждебным. Но эта враждебность проявляется не в открытую - она таится по углам, хихикает над ошибками юности, через которые проходят все, язвит не к месту и старается уколоть по любому поводу. Когда ты предоставлен сам себе, кажется, что можешь перевернуть мир. Обычно, на пике этих ощущений реальность отвешивает звонкую оплеуху и смеется в лицо, словно сумасшедшая. Кикё думал, что сможет завоевать мир, а вместо этого увидел собственное израненное бездыханное тело, сброшенное с пьедестала в момент кульминации. Подаренные воспоминания о будущем оказались болезненными. Они нахлынули словно цунами, руша баррикады честолюбивых планов. Конечно, сначала Кикё увидел полную картину, и лишь затем стал различать мелкие детали. Лица товарищей и врагов, тех, кто прислуживал и тех, кому прислуживал сам. Когда к нему пришел Бьякуран, он испытал двойственное чувство полного и безграничного самоуничижения перед вожаком будущей стаи и паническое чувство страха. Но теперь всё казалось иначе - план поменялся. Бьякуран не был самоубийцей - за ним можно было последовать. Когда Кикё увидел Юни, внутри его что-то перевернулось. Она осталась такой же как там - в том будущем, которому уже было не суждено сбыться. Хрупкая девочка, угловатая и тихая, с тёплой улыбкой и большими глазами, с родинкой-пятилистником на щеке. Она сама пришла к Бьякурану. Их маленькая Чёрная Королева - в белых одеждах. До боли ослепительная в своей первозданной детской чистоте и непосредственности. Кикё смотрел на неё - и видел. Видел чёрные облегающие одежды и короткие шорты, властные жесты и безразличные взгляды. Он вглядывался в её голубые глаза, а видел чернильную бездну. Бьякуран благоволил ей. Гамма - поклонялся. А Кикё временами казалось, что она смотрит только на него - так же пристально, как раньше - в будущем, в бытность свою номинальной главой Блек Спелл. Не могут так смотреть маленькие девочки. Он думал, что это игра воображения, ошметки туманных воспоминаний. Но чем больше пытался себя в этом убедить, тем отчетливее становились его видения и внимательнее - взгляд Юни. Она не отпускала его, цепко приковывая к себе внимание: поворот головы, приоткрытый рот, влажные губы. Застенчивое касание шеи - указательный пальчик скользящий от мочки уха к ярёмной впадине - и быстрый взгляд из-под прикрытых век, чтобы удостоверится, что он - Кикё, и никто другой - видел. Каждый раз, когда Гамма с новой силой рвался вцепится в глотку Бьякурану, Юни хватало мгновения, чтобы встретиться очередным мимолетным взглядом с Кикё. И там, за голубой поволокой нежности и простоты, в её глазах таилось что-то, сравнимое с древними тварями, - неистовое, омерзительное и похотливое. Это заставляло отворачиваться и стыдливо кутаться в высокомерие, набрасывая на лицо вуаль усмешки. Но вместе с тем, контраст гипнотизировал. Внутри у Кикё что-то натягивалось и звенело пережатой струной. Что-то царапало и сжимало горло, словно удавка из колючей проволоки. Кровь стыла в венах, превращаясь в жидкий азот, отравляя всё существование. Страшное ощущения неправильности, ирреальности происходящего. Час рядом с девочкой - вечность на девятом круге ада. ...Бздинь! Лопнувшая струна больно саданула его по руке. - Ты - бездарность, - фаркнул Закуро. - Ты даже не панк! - закапризничала Блюбелл. - Оставь инструмент в покое. Кикё, развалившийся на кушетке со старенькой гитарой в руке, улыбнулся и продемонстрировал несложную фигуру из одного пальца обоим, после чего вернулся к разглядыванию пореза, на котором медленно набухала капля крови. Закуро показал зубы и ткнул в бок надувшуюся Блюбелл: - А малышне пора спать. - Я не хочу спать! Это скучно! - тут же вскинулась та. - Ну, и не надо. Тогда заткнись, - рявкнул Закуро и поднялся. - Эй! Эй, ты что это? Ты пойдешь спать? Да? - Да! - А сказку на ночь расскажешь? - Блюбелл тут же повисла на нём. - Нет! - А лечь с тобой можно? - Нет! - А... - Нет! Я же сказал! Кикё отметил про себя, как вяло звучат отказы Закуро, и проводил взглядом удаляющуюся из гостиной парочку. Блюбелл была ребёнком. Маленькой и избалованной девчонкой со скандальным нравом. Но она говорила то, что думала. Они с Юни были совершенно не похожи. - Я не помешаю? Кикё вздрогнул. Помяни черта, как говорят. На часах было уже за полночь. Ступая босыми ногами по начищенному паркету, Юни подошла ближе. Одетая в длинную белую ночную рубашку до щиколоток, она была похожа на святую. Только без нимба и крыльев. Ну, потеряла, с кем не бывает? Кикё отвернулся, с преувеличенным интересом занявшись порванной гитарной струной. Смотреть на девчонку ему не хотелось. - У вас кровь... - Ничего, - как можно грубее попробовал оборвать он её. Им не о чем говорить. Будет лучше, если она уйдёт. - Подождите... Он не успел и пошевелиться, а Юни уже поймала его руку, наклонилась и провела языком по пальцу, потом обхватила губами, скользнула несколько раз по нему, посасывая. Не слишком умело, но... Кикё задохнулся и быстро отвел глаза от тонких влажных губ, скользящих по его пальцу. Свет торшера просвечивал сквозь ткань ночной рубашки Юни, открывая взгляду ещё не оформившееся и угловатое детское тело. Через низкий ворот были видны два маленьких розовых соска. Кикё повел рукой и попробовал отстраниться. Юни улыбнулась и присела на кушетку рядом, потянулась к расстегнутому воротнику его рубашки, провела по шее и ключицам, скользнула ладошкой по груди вниз к пряжке. Кикё хотел бы протестовать, но её движения совершенно не вязались с тем образом, который видели окружающие, и потому завораживали. Он был настолько поглощен зрелищем, что не успел заметить, как быстро она справилась с ремнём и ширинкой. Когда Юни пересела ниже и наклонилась к его паху, Кикё заметил, как дрожат её ресницы, как танцуют тени от них по розовеющим щекам и, падая на родинку, меняют очертания пятилистника на трефовую масть. Её дыхание обжигало, горячий язык вылизывал кожу - всё так же неумело, но с какой-то фанатичностью. Иногда Юни поднимала на него глаза, и тогда уголки её губ чуть подрагивали. Наконец она выпрямилась. Кикё, словно под гипнозом, поймал подол её рубашки и потянул наверх - Юни послушно подняла руки и ни капли не смутилась, оставшись перед ним совершенно нагой. Бледная кожа, узкие бедра, хрупкие плечи. Два бугорка сосков на совершенно плоской груди. Короткий светлый пушок на лобке. Худые ноги. И бездонные глаза. Она хотела его - и получила. Кикё перевернулся, подминая Юни под себя и шире разводя ноги. В промежности она была мокрая, влага уже стекала по бедрам. Ни одна из тех девиц, с которыми успел перепихнуться за свою жизнь Кикё, не текли так сильно от одного неумелого минета. Несоответствие формы и содержания. Это сводило с ума. Кикё подхватил её под коленями, потянул к себе и грубо вошел, чувствуя сопротивление девственной плоти. Юни всхлипнула и дернулась, пытаясь податься назад, вырваться из его рук. Но он только глубже толкнулся, выпрямляясь. - Вы же этого хотели? - улыбнулся он, чувствуя, как возвращается самообладание. - Тогда берите без остатка. Юни кивнула, прикрыв рот ладонью. На глазах блестели слезы. Кикё перехватил её удобнее и задвигался, чувствуя, как удовольствие накрывает его от одного вида. Она давилась всхлипами, переходящими в стоны, вскидывала бедра навстречу и выгибалась, цепляясь маленькими пальчиками за резную спинку кушетки. Он кончил ей на живот и выдохнул сквозь зубы. Юни откинулась на подлокотник и тяжело дышала, прикрыв глаза. Кончила ли она, Кикё не знал и не хотел знать. Он чувствовал себя усталым и опустошенным. Кое-как застегнувшись, он побрел к выходу из гостиной. Она перевернулась на живот, пачкая дорогую обивку кровью и спермой, и взглянула ему вслед. - Повторишь это для меня. Пожалуйста... - Конечно, Принцесса, - он заставил себя привычно улыбнуться. - Как скажете.